Княжий сын. Отцовский меч

Наиль Выборнов, 2021

Олег – сын лекарки, всю жизнь проживший под крылом матери. Он не знает своего отца, он не бывал в других краях. И, кажется, вся жизнь так и пройдет в маленьком селе на Брянщине. Но все меняется когда в селе появляется таинственный старый воин. Седой дружинник рассказывает Олегу, что его отец – легендарный Орловский князь, объединивший под своей властью пять крупнейших княжеств. Перед сельским парнем открывается головокружительная перспектива, однако есть проблема. Олег – бастард, а отец, который мог бы признать его, погиб при весьма подозрительных обстоятельствах. Собрав друзей, Олег отправляется в рискованный и трудный поход за троном своего отца. Надежды доказать свои права почти нет, но разве может это остановить юных авантюристов, снедаемых жаждой приключений? Меч князя Кирилла вновь покинул ножны, чтоб юный наследник мог вернуть себе то, что принадлежит ему по праву рождения.

Глава 1

Брянское княжество. Васильево село. Ранняя осень 54-го года от Последней Войны.

— Олежка, — кто-то потряс меня за плечо. — Олежка, вставай.

Я приоткрыл глаза, и увидел нависшее надо мной бесконечно любящее лицо матери. А это означало, что притворяться спящим больше нет смысла. Мама всегда безошибочно угадывала момент, когда я проснулся, и бесцеремонно гнала меня из постели. Особенно, когда ей действительно было что-то нужно.

Да, даже, если она просто решила, что я слишком залежался, и мне следует заняться чем-нибудь полезным.

— Но мама, мы же всю ночь травы собирали, — пробормотал я, пытаясь имитировать сонный голос.

— Да, но я-то уже несколько часов как встала, — возразила мать. — Вставай, надо воды в баню натаскать, а потом мне твоя помощь понадобится.

Пришлось подниматься. Я уселся на набитой соломой подстилке и принялся сворачивать одеяло. С детства меня приучали, что вокруг должен быть порядок, тогда он же будет и в голове, и все дела пойдут на лад.

Впрочем, не сказать, что это правило работало всегда.

— Умывайся и одевайся, — мама задержалась в дверях. — Завтрак на столе, потом пойдешь за водой, котел почти пустой. Сам ведь знаешь…

— В чистом теле чистый дух, — ответил я, отложив в сторону свернутое покрывало.

Мать рассмеялась звонким девичьим смехом и упорхнула. Подобно всем женщинам нашего села, она носила длинное платье, подол которого волочился почти по самой земле. Правда, если большинство из них предпочитало практичные серый или коричневый тона, то мама больше любила зеленый. А еще она никак не прикрывала волосы, и носила длинную, до пояса, косу с вплетенными в нее цветными лентами.

Я не знал сколько лет моей матери, но по обычаям, подтвержденным словами жрецов Красного Тельца, такие косы дозволялось носить только незамужним девушкам, еще не познавшим мужчины. Почему моя мать одевалась так, если имелось неоспоримое доказательство того, что мужчина у нее когда-то все-таки был, в виде моего существования?

Отца я не знал. С раннего детства, как только выучился разговаривать, выспрашивал у нее, что это был за человек, но ответа так и не получил. Вернее, отвечать-то она отвечала, но это каждый раз были какие-то байки и прибаутки, которым не поверил бы даже трехлетний ребенок.

— Ты так и будешь там сидеть? — послышался с улицы голос матери.

Вздохнув, я поднялся с места, вышел из каморки, которую за семнадцать лет привык воспринимать своей, и оказался в основном помещении нашей избы. Здесь все было привычно и понятно: большая печь с дымоходом, полати, несколько полок вдоль стен, завешенных расшитыми полотнищами, несколько маленьких окошек для продуха. Единственное большое окно сейчас было открыто, и на столе возле него стояли блюдце и миска, прикрытые полотенцами, и большая глиняная чашка.

В миске оказалась пшенная каша, щедро сдобренная сливочным маслом. На блюдце — кусочек манника, который мать готовила вчера. В чашке был уже остывший травяной чай.

Быстро пробормотав слова благодарности Красному тельцу, я умял приготовленный матерью завтрак, собрал блюдца одно в другое, прихватил кружку, и двинул на улицу. Миновал сенца, в которых стоял привычный тяжелый дух трав, развешенных для просушки.

Я более-менее разбирался в растениях. Умел правильно собрать и засушить, приготовить и отвары, и мази, и настойки, а все потому что мать нещадно гоняла меня по этому делу. Еще бы, ведь именно оно и было причиной относительной зажиточности нашей семьи. И, наверное, одной из причин того, почему матери прощали многое, чего не стали бы терпеть от других женщин Васильевского села.

Дело было даже не во внебрачном сыне, нравы у нас были более чем свободные, да и беременность до брака воспринималась не как порок, а как достоинство — значит, женщина здорова, не бесплодна. К тому же многоженства жрецы Красного тельца никак не порицали, а совсем наоборот, всячески поощряли. Считалось, что у мужчины может быть столько женщин, сколько он способен обеспечить, и столько детей, сколько он способен прокормить и воспитать.

Дело было в другом. Мне этой весной исполнилось семнадцать, а значит, матери было никак не меньше тридцати трех — тридцати четырех лет. С точки зрения местных это было недопустимо, чтобы женщина на середине своего четвертого десятка оставалась незамужней.

Но терпели. Да, я частенько слышал, как бабы у колодца или родника шептали друг-другу что-то про ведовство, и прочее, и быстро умолкали, едва стоило мне подойти поближе. Да, несколько раз мне приходилось драться с другими мальчишками, которые заявляли мне, что мать моя — ведьма.

Но постепенно это сошло на нет.

Оказалось, что я и правда провалялся почти весь день, что неудивительно, ведь с холмов мы с матерью вернулись только перед самым рассветом. Она всегда говорила, что один летний день весь год кормит и, хоть мы и не пахали землю, а зарабатывали другим, это было все равно справедливо. Зимой-то травы не растут.

Подошел к бадье, стащил с себя рубаху, повесив на ветку дерева, и бросил взгляд на свое отражение на поверхности водной глади. Глуповатая у меня рожа, как ни крути. Вроде и лицо правильной формы — не круглое, но и не вытянутое. Вроде и нос тонкий, и уши не торчат. Но все равно, есть что-то такое, что выдает деревенского паренька.

Когда в том году осенью с дядькой Фомой ездили на ярмарку в Брянск, как я ни старался приодеться по-городскому, натянув вместо обычных рубахи и ботинок на деревянной подошве кафтан и подаренные матерью кожаные сапоги… Все равно, все поняли, что из деревни.

Может быть, дело в стрижке? Намочив ладонь, я попытался пригладить неровные волосы с короткой челкой, но так вышло только хуже. Отбросив желание плюнуть в свое отражение, выбросил из бадьи занесенный туда ветром лист яблони, и принялся умываться, шумно плеща водой и отфыркиваясь.

Закончив с этим, снова оделся, подпоясавшись веревкой, взъерошил волосы, чтобы они торчали в разные стороны и пошел к сараю мимо курятника, где квохтали, жалуясь на свою нелегкую птичью жизнь, с десяток несушек.

Мать сидела на скамье у бани, что-то перетирая в ступе.

— Собрался? — спросила она, бросив на меня взгляд. — А волосы чего взъерошил?

— С прилизанными глупо выгляжу, — ответил я.

— Так ведь и так не лучше, — она снова засмеялась. — Ладно, как этой осенью снова в город поедете, дам тебе пару монет, зайдешь в бани и пострижешься по-городскому. А сейчас, бери ведра, коромысло, и натаскай воды. Потом баню затопишь.

— Пусть бабы таскают с коромыслом, а я и прямо так могу, — ответил я, схватив оба пустых ведра в одну руку и, не слушая материнских возражений, двинулся к калитке.

Подпрыгнул по дороге, сорвал крупное зеленое яблоко с низко висящей ветки, потер его о рубаху и откусил. Оно оказалось слегка кислым, но это ничего, сорт такой.

За водой можно было пойти к колодцу, что в центре деревни, или к роднику на окраине. Я решил отправиться к роднику, он и ближе к нашему с матерью дому, и набирать воду оттуда вышло бы быстрее, чем вертеть колоду. Тем более, что ключ у нас бил на холме, то есть, подниматься туда нужно было с пустыми ведрами, а идти с горы с полными выходило бы полегче.

Поэтому я повернулся спиной к деревне и пошел в гору, гремя ведрами и продолжая грызть яблоко. Утоптанная десятками ног тропинка под подошвами нещадно пылила, будто по ней ехал отряд конных, а не поднимался один паренек.

Развернувшись, я посмотрел вниз, на деревню, на родное Васильевское село. Или Васькино, как многие жильцы его ласково именовали. Почему его так назвали, в памяти местных не сохранилось. Да и не задумывался, наверное, никто.

Всего-то десятка два домов, в каждом по одной-две семьи. И несколько строений побольше: харчевня с просторным двором, где проводят все местные празднества, дом стражи, и гордость Васильевского села — храм Красного тельца. Единственный на ближайшие пять или шесть сел, из-за чего, жрец тамошний был очень занятым человеком. Ну так, единственный божий служитель на пару десятков километров, вечно в трудах и разъездах. Ни одна свадьба и ни одни похороны без него не обходятся.

В общем, маленькое село. Отсюда кажется, что на ладони уместиться может, здания все, как игрушечные. Вон, от дома пекаря Петра дымок поднимается, значит, скоро можно будет свежей выпечки купить. Хлеба-то на семью каждая хозяйка сама может сготовить, если мука будет, а кренделей, да рогаликов, как он делает, да с посыпками разными…

А вон, от дома стражи в разные стороны расходятся наши бравые сторожа. Почему их так назвали, не знаю, но есть у них и доспех, и оружие. Хотя, на все Васильевское село их всего-то с десяток человек. Да и делать им что-то не так уж часто приходится: во время праздников перепивших селян вразумить, иногда драчунов разнять. Насчет того, что они против разбойников сдюжат, я сомневался, но ведь в таком случае все деревенские мужики соберутся, а их здесь не меньше полусотни. С вилами, да рогатинами, но все равно, намнут бока, кому хочешь.

Хотя, старший из сторожей, дядька Виталий, рассказывал, что он еще в дружине самого князя Кирилла ходил, и с Ордой воевал. Только вот, сколько я у него не просил, меня научить с мечом обращаться, он отказывается. Наверное, мать запретила тайком, чтобы я от лекарских занятий не отвлекался, а сама не говорит.

Единственное кирпичное здание в деревне — тот самый храм. И не только для того чтобы подчеркнуть величие и богатство церкви Красного Тельца, но и потому что это — убежище. При необходимости там можно было бы спрятать всех детей и женщин нашего села.

Чуть в стороне, будто одеяло лоскутное, пашни раскинулись. Правда на большинстве просто черная земля — где-то уже сжали, а где-то озимые посадили. Ну и зеленые есть, те, что под паром. Пшеница, просо, овес, рожь — все здесь сажают, и урожаи хорошие. Рядом — репа, картошка, бурак, гарбузы… Скоро тоже собирать будут, но я в этом обычно не участвую. Мы с матерью не с земли живем.

Земли кругом сколько угодно, и каждая семья возделывает столько, сколько сможет. Не забудь только пятину с урожая отдать людям наместника, которые по осени приезжают. Все точно взвесят, сосчитают и заберут.

А вокруг, куда ни глянь, луга. Вот ведь с умом место выбирали: с одной стороны холмом прикрыто, с другой — земли полно, вода есть. Леса, правда, маловато. Хотя про наше княжество говорят, что севернее леса много, но тут его почти нет.

С одной стороны, это и хорошо, потому что корчевать ничего не надо, и земли под пашни да пастбища, сколько угодно. С другой — лес тут дорог, потому что тащить его приходится издалека. А единственную небольшую рощу по ту сторону холма тщательно берегут. Не будет леса, не будет и зверей.

Придирчиво осмотрев огрызок яблока в руке, я откусил последний кусочек, который представился мне съедобным, швырнул то, что осталось от несчастного фрукта, куда-то в сторону, и пошел дальше к роднику.

Ключ бил на самой вершине холма, под сенью широко разросшегося одинокого дуба. Вода весело журчала, вытекая из металлической трубы, собиралась в небольшую каменную чашу, откуда ручейком вытекала вниз по холму, вдоль тропинки.

Кто-то явно постарался над обустройством родника. Возможно, что из-за него тут село и возникло, все-таки источник чистой питьевой воды. Это потом его стало не хватать, и вырыли колодец внизу, у самого центра деревни.

Но и этот ключ никто не забыл, сюда частенько приходили люди, чтобы поговорить в отдалении от села. Да и не только поговорить — нижние ветви дуба были перевязаны огромным количеством разноцветных ленточек.

Дерево это было гораздо старше деревни, и почиталось местными как охраняющий село дух. Под этим деревом было принято давать клятвы, а молодые влюбленные парочки оставляли здесь ленты в качестве жертвы духу этого дуба. Наверное, когда-нибудь и мне придется привести сюда Машку…

Жрецы Красного Тельца такое не поощряли, но и против ничего не говорили. В общем-то, было в проповедях у них что-то про то, что Телец создал не только землю, но и людей и всех природных духов. Вот дуб одним из таких духов и считали. Еще поклонялись духам домашних очагов, рек, лесов, и всего остального.

Я в данном плане особым рвением не отличался, потому что, всем мелким божкам не угодишь. Как ни старайся, все равно хоть кому-то, но на хвост наступишь. Следил только за языком, чтобы не ляпнуть лишнего.

Мать говорила, что, пересчитав кольца на дереве, можно было узнать сколько ему лет. Но я искренне надеялся, что такая судьба не постигнет этот величественный дуб. Горько становилось только от одной мысли, что он когда-нибудь окажется срублен.

Зачерпнув воду прямо из каменной купели, я взялся за значительно потяжелевшие ведра, и двинулся вниз. Мне предстояло сходить туда и обратно как минимум еще четыре раза, пока котел в бане не заполнится. И по-хорошему, еще и кадушки в предбаннике, чтобы не в кипятке мыться.

Идти было нетяжело, хоть полные ведра и весили немало, но их ручки были снабжены деревянными накладками, чтобы не врезались в ладонь. Бодрым шагом я спустился с холма, зашел во двор, с гордым видом прошествовал мимо рабочего места матери, и перелил воду в котел.

Второй и третий раз ничем не отличались от первого. А на четвертый, забравшись на холм, я увидел на скамейке под деревом обнимавшихся Пашу и Сашу. Хотел, было, незаметно развернуться и дойти до колодца, но они смотрели прямо на дорогу, и естественно меня заметили. Теперь сбегать уже было глупо, а терять лицо не хотелось.

Друзьями мы с Пашей не были, но общались достаточно хорошо. Пару раз устраивали шалости, вроде подбрасывания углей в курятник доставших нас своими нравоучениями бабы Вали, воровства яблок из сада дядьки Петра. Вместе же после этого попадали в неприятности, и огребали тяжелыми предметами по чему попало.

С Сашей мы тоже были знакомы, как и все в Васькином селе. Но с ней я практически не общался, в отличие от ее старшего брата Ромки. Вот с ним мы были в очень хороших отношениях, хоть он и был на год взрослее. Возможно, все дело было в том, что в свое время моя мама спасла их мать от послеродовой горячки, заодно умудрившись сохранить жизнь родившемуся очень слабым Антону — третьему ребенку в семье.

Я приветственно махнул влюбленным, получил в ответ кивок и принялся набирать воду. Говорить ничего не хотелось, прекрасно понимал, что я им уже тут всю красоту момента порушил.

И как они смогли пройти сюда мимо меня? Пока я в бане торчал? Или по другой дороге шли? Холм большой, троп, ведущих на его вершину, предостаточно, мимо моего дома проходит отнюдь не единственная.

Наполнив ведра, я развернулся и пошел обратно. Котел практически полон, а в кадушках и с прошлого раза что-то оставалось, на раз помыться хватит. В любом случае, обратно я возвращаться не собираюсь, пусть сидят — милуются.

На какое-то время мне даже показалось, что я разозлился сам на себя за то, что увидел то, чего не должен был. Потом плюнул.

Наполнил котел в бане до краев, перелил остатки в кадушку, повернулся и наткнулся на внимательный взгляд матери.

— Топить баню сейчас не надо, мне отлучиться надо, и я последить не смогу, — сказала она. — Сейчас иди к Ксюше, они свиней забивать собираются. Поможешь ей, она тебе за это сало даст. А мне надо будет еще раз на холм сходить, я кое-что забыла.

— Ты сегодня смалец топить будешь, значит? — спросил я. — Можно, я, как тете Оксане помогу, пойду погуляю?

— А что такое? — мать усмехнулась. — Мне, значит, помочь не хочешь?

— Ну, ты же знаешь, — я поморщился. — Ты же весь дом жареным салом провоняешь…

— На танцы хочешь? — она улыбнулась еще шире.

Танцы в харчевне бывали часто, каждую пятницу, и плясали все, от мала до велика. Было это чем-то вроде традиции: после тяжелой рабочей недели вымыться в бане, а потом танцевать под простенькую музыку, которую можно сыграть на имеющихся под рукой инструментах. Ну или не танцевать, а просто сидеть за столом в харчевня, пить доброе пиво под немудреные закуски, да общаться со знакомыми.

Пиво мне уже разрешали, если только немного. Да и сложно было напиться местным слабым пивом, которое пьянило чуть сильнее, чем квас.

— Ну да, — ответил я, сделав как можно более невинное лицо.

— Ну, так пойдешь. Баню истопишь, вымоешься, да пойдешь. А сейчас давай к Ксюше иди, она тебя ждет.

Я вышел из бани и двинулся в сторону деревни. Тетя Оксана была женой нашего мясника. В действительности, дело это больше принадлежало ей, чем ее мужу, потому что досталось в наследство от отца — дядьки Захара, которого лет семь назад принесли с охоты, запоротым кабаном. Мать пыталась что-то сделать, да вот вепрь не только проделал в животе мужчины дыру своими клыками, но и неплохо потоптался по нему, сломав несколько ребер.

Короче, мать сразу сказала, что ничего в такой ситуации не сделать, что вместо лёгких у него сейчас в груди кровавая каша. Так и помер дядька Захар.

Тетя Оксана быстро взяла дело в свои руки, а ее муж принялся помогать, и они быстро пошли в гору на торговле мясом, и даже отправляли свои товары в город вместе с караваном. Поговаривали, мол, это ее муж, устроил так, чтобы тестя задрал кабан, но мне дядька Игорь казался настолько добрым и незлобивым, что я и представить не мог, чтобы он пошел на убийство. Вот Захар тот да, у него характер был не сахар, это даже я помнил.

В общем-то всё у них было хорошо, только вот в семье было уже четверо дочерей. А дядька Игорь упрямо мечтал о сыне, да, чтобы по хозяйству помочь мог, и чтоб дело потом ему передать.

А пока что ему приходилось пользоваться помощью наемных работников. Часто в лице меня, потому что денег мать за мою помощь не требовала, а брала либо мясом, либо салом. Мясо она, что естественно, готовила, а из сала вытапливала смалец, который использовала в качестве основы для мазей.

Радовало, что вечером мне достается как минимум целое блюдо шкварок. Можно будет сесть во дворе харчевни с теми же Пашей и Ромой, выпить пива под шкварки… Ещё и хлеба бы белого достать, но это уже сложнее. Правда, меня-то Маша все равно потащит танцевать.

Стоило подумать об этом, как мне на лицо, закрывая глаза, легли чьи-то ладони. Кожа на них была достаточно плотной, но не чувствовалось характерных для мужских рук мозолей. Да и посмотрел бы я на придурка, который решился б так пошутить со мной.

Впрочем, все и так было ясно.

Я развернулся на месте, выбираясь из хватки девушки, обнял ее и привлек к себе.

Хорошая она девчонка. Мы сошлись совсем недавно, удачно столкнувшись лбами на празднике летнего солнцестояния. Дочка дядьки Виталия, который к нашим отношениям отнесся с настороженностью, видимо, желая найти лучшую пару для своей дочери, чем худой и нескладный сын лекарки.

Но с ней все равно было легко и приятно. Да и внешне она настоящая красавица: длинные прямые и черные как смоль волосы, которые так интересно смотрятся со светлой кожей и зелеными глазами. Круглое лицо, в любой момент готовое расплыться в приветливой улыбке. И фигура… Ну, честно говоря, все бабы, которых я до этого видел, они фигуристые, но Маша — не такая совсем. Изящная она, тонкая и гибкая.

— Ты бы хоть сначала угадать попробовал, — слегка надув губы, проговорила она.

— А чего там угадывать? — спросил я. — Кто ещё может так сделать? Баба Валя?

— Хотела бы я на это глянуть, — она громко рассмеялась. — Куда идёшь?

Я посмотрел ей через плечо, где за невысоким заборчиком расположился двор харчевни. Сейчас он был практически пуст, солнце стояло слишком высоко и жарило нещадно, из-за чего все посетители, видимо, предпочли спрятаться в здании, где, естественно, тоже можно было выпить и поесть. Все кроме одного.

Мужчина был стар, скорее всего даже старше дядьки Виталия. Белые, как снег волосы были собраны на затылке в хвост, а борода — в две длинные косы. И с первого взгляда было ясно, что несмотря на возраст, этот человек очень силен. Все выдавало в нем воина: синяя солдатская куртка, уродливый белесый шрам через всю щеку, а главное — короткий меч в ножнах на поясе.

— Кто это? — спросил я скорее сам у себя, чем у девушки.

— Кто? — Маша повернулась и заметила старика. — А, это… У отца был, сегодня приехал. Вроде кто-то из старых солдат.

— Из княжеской дружины? — заинтересовался я.

С моей точки зрения, он был похож на дружинника гораздо сильнее, чем старший из наших сторожей. Старик, кстати, наше внимание заметил, но только опрокинул себе в глотку содержимое большой кружки и вдруг уставился немигающим взглядом серых глаз мне в лицо. Будто пытался разглядеть какие-то знакомые черты.

— Не знаю, он не уточнял… — Маша снова повернулась, и положила руки мне на плечи. — Так, куда ты идешь?

— К тете Оксане, помогать, — ответил я, с трудом оторвав взгляд от незнакомца. — Мать отправила, они будут свиней забивать, вот и меня попросили помочь.

— Вот как… А я думала, ты ко мне. Ты же на танцы идешь?

— Иду, — кивнул я, понимая, что планы по поглощению шкварок под пиво идут прахом. — Зайти за тобой?

— Не, отец недоволен будет, что ты шатаешься. Давай уже здесь, у харчевни встретимся, хорошо?

— Да, хорошо, — я попытался улыбнуться как можно теплее, хотя, если честно, мне было не по себе. — А ты-то тут чего?

— Да, надо же ужин отцу готовить, — ответила она, похоже, не заметив моего подавленного настроения. — Ладно, я побежала. До вечера. Буду ждать тебя тут.

Она поцеловала меня в щеку и упорхнула. Дурацкий какой-то день. Сначала Саша с Пашей сбили с настроения, теперь вот этот дед. И чего он на меня уставился, что ему вообще надо?

Я снова посмотрел на старого вояку, который, теперь старательно делал вид, что ждет, пока к нему подойдет служанка. На мгновение захотелось подсесть к нему и поговорить, но я решил плюнуть, повернулся и двинул дальше к мясницкому подворью.

Добрался до ворот, открыл калитку и вошел во двор. Оксана уже ждала меня у крыльца. Высокая дородная женщина с толстой, с мое предплечье, косой, выпадающей из-под покрывавшего голову серого платка. С первого взгляда становилось понятно, что уж кому-кому, а ей никогда не приходилось голодать.

А уж, если посмотреть на подворье… Красивая беленая изба с резным крыльцом, большой огород, курятник. Несколько хлевов, один сейчас пустой, потому что буренки и бычки пасутся вместе с деревенским стадом. А во втором сейчас как раз тревожно хрюкают те самые поросята. Еще бы, они ж не кормленные со вчерашнего дня.

Богато они живут. И ничего плохого не скажешь — всего добиваются своим трудом. Ну и моим иногда. Не хочется возиться, но делать нечего, ведь против матери не попрешь. Да и сам понимаю, что надо.

Теперь мне до самого вечера помогать дядьке Игорю выводить этих поросят из хлева, проваливаясь по щиколотку в густой и вязкий свиной навоз. А когда дядька забьет их и спустит кровь, помогать опаливать разделывать.

Зато мысли о седом деде с мечом отступили на второй план, а вскоре и вовсе забылись.