Сущник

Михаил Сизов, 2022

В далеком будущем осколки человечества разбросаны по вселенной. Овладев подобием бессмертия и возможностью путешествовать в эосе – субквантовом мире, люди утратили смысл существования. Но группа реконструкторов пытается вернуть человечеству Историю, затеяв грандиозный проект. Один из его невольных участников, выпускник академии, замечает некоторые странности в этом проекте, ему открывается причина «конца света», и он вступает в противоборство с силами, не ведая об их происхождении. Это история взросления, любви и победы над злом. Действие романа происходит в будущем, в реконструированных городах средневековой Европы и СССР 80-х годов. Его герои выписаны живо, разные характеры, читается как приключенческая повесть. Жанр романа преодолевает рамки научной фантастики, издатель определил его как "философское фэнтези", которое раскрывает "вопрос о судьбе мира, о приближении апокалиптического конца, к которому неизбежно идет человечество".

Ковчег

После неудачной охоты Степаныч реабилитировался тем, что придумал много разных занятий. Своими руками они с Марчиком сшили из досок лодку — она получилась неказистой, но могла плавать по озеру под парусом. Её опробовал папа и остался очень доволен. А мама обрадовалась, когда дед взялся научить Марчика сажать цветы и деревья, обещая в будущем устроить ещё и грядки с овощами. До огорода дело не дошло — принялись собирать модели космических кораблей, к восторгу Марчика.

— Ну, слава Богу! — отец малыша вздохнул с облегчением, когда жена сообщила эту новость. — Я ведь чего боялся. Помнишь, мы ему говорящего робота подарили? Будь я ребёнком, то голову бы этому роботу открутил, посмотреть, как там всё работает. А он чуток поиграл и вернулся к своим детским машинкам.

— Марчик говорит, что робот глупый, — встала на защиту мама.

— А его машинки умные? Колёсики и заводная пружинка — полный примитив. Надеюсь, через моделирование космолётов он настоящей техникой заинтересуется.

— Кто знает, что здесь настоящее, а что нет, — неопределённо парировала Елена Сергеевна.

А в это самое время дед и малыш решали, какой корабль выбрать для модели. Степаныч с помощью кибера проецировал картинки, рассказывал об истории космолётов. Марчик не мог остановиться на чём-то одном, просил ещё историй про космические путешествия.

— Этак я тебе всю энциклопедию перескажу. Ну, что выберем?

— А мы большую модель делать будем? Или маленькую, как парусник у папы?

— Вот что, давай на сегодня закончим, а завтра я тебя свожу в свой отсек — посмотришь на муляжи космолётов, у меня там есть небольшая коллекция. Заодно и наш ковчег покажу. Он ведь тоже космический корабль, так что можем и его модель сделать.

Наутро дед повёл мальчика к ближайшему колодцу, поясняя по пути:

— Наш космический дом представляет собой яйцо, вдоль которого протянуты транспортные гравитационные колодца, а поперёк — движущиеся дорожки. Здесь таких дорожек нет, потому что это дендрарий, лесной заповедник, где положено ходить пешком.

— А почему яйцо? Мы из него вылупиться, что ли, должны, как цыплята?

— Яйцо — потому что так удобней человеку. Собственно говоря, самая идеальная форма… знаешь, какая?

— Какая?

— Шар. В него умещается самый большой объём. И если шар подстроить под человеческое тело, под его золотое сечение, то и получится яйцо.

Дед остановился и стал чертить прутиком на песочной дорожке, влажной от ночного дождя.

— Вот смотри, рисуем яйцо узким концом вниз, а широким вверх — так мы определяем в ковчеге верх и низ. Теперь делим яйцо по вертикали и по горизонтали, соединяя его края, и что получаем? Крест. При этом горизонтальная перекладина пересекает вертикальную не по середине, а выше — там, где бока яйца шире. И получается, что вертикаль разделена на два неравных отрезка. Смотри: вот верхний отрезок короче нижнего. Соотношение этих отрезков — 5 к 8 — и есть золотое сечение. Ну, понял что-нибудь?

— Не-а…

Дед вытянул руку вперёд и ткнул себе в бицепс:

— Вот это короткий кусочек, от плеча до локтя. А вот длинный — от локтя до кисти. Соотношение между ними тоже примерно 5 к 8, то есть в Божественной пропорции, как древние называли золотое сечение. Теперь сравним расстояние от локтя до кисти, и от кисти до кончика указательного пальца — та же самая пропорция. Дальше меряем: расстояния между фалангами пальцев, между частями лица… или возьмём человека целиком — от макушки до пупа и от пупа до подошв ног. Здесь у мужиков соотношение совпадает с золотым сечением, а у баб не совсем. Но это так, к слову. В общем, с какой стороны ни глянь, везде в нас Божественная пропорция.

— Деда, а мы что, Боги?

— Нет, мы по Божьему чертежу выросли. И не только мы — ещё и растения, и ракушки, и спирали галактик, в которых есть золотое сечение.

— Я знаю, что такое чертёж. Это рисунок.

— Верно. Что я на песке нарисовал? Как раз чертёж нашей будущей модели. Вот яйцо ковчега. Нижний, острый его конец занимает купол обсерватории, а верхний — купол дендрария, где мы с тобой находимся. Высота этого купола в зените шесть километров, а диаметр — семнадцать километров. У обсерватории такая же высота, но диаметр поменьше, всего девять километров, потому что там яйцо сужается. Ну а между ними четыре яруса, поделённые на палубы.

Бывший космолётчик обозначил палубы, прочертив линии поперёк яйца.

— Деда, ты мне их покажешь?

— Там можно целый год бродить. Просто заглянем… Давай руку.

Колодец всосал пассажиров мгновенно, и Марчик почувствовал, что проваливается вниз. Перед глазами ничто не мелькало, поскольку стены колодца были однотонно белыми, но падение ни с чем ни спутать — желудок поднялся к горлу.

— Привыкай к невесомости, — сжав крепче ладошку мальчика, приободрил дед. — Мы ведь кто с тобой? Космонавты!

Ноги мягко коснулись земли, белые стенки растаяли. Они оказались на пятачке, от которого в разные стороны разбегались дорожки. В небе сверкало солнце, вдали виднелся замок с башенками, ближе — домики, утопающие в зелени. Они ступили на дорожку, и домики поплыли справа и слева.

— Деда, там люди живут?

— Ты имеешь в виду даблов? Сами-то люди в холодильнике лежат, а даблы их шастают по всему космосу. Ковчег нашему брату уже опостылел, сколько уж в нём торчим, вот и креатятся на разных планетах, астероидах и чем-то занимаются. При этом свои даблы приспосабливают к разной силе тяжести, к ядовитой атмосфере и живут там в нечеловеческом обличии. Прям монстры, тьфу! Это, конечно, не про наших, нам вера запрещает менять своё тело. Каким Бог создал, таким и живи — в том золотом сечении, о котором я тебе рассказывал. Так что выбор у нас невелик, если не считать эос. Там вообще можно создать каждому по дубликату Земли, возможности неограниченные. Думаю, большинство даблов там и пропадает.

— А ты был в эосе?

— Был. Недолго. Не нравится мне это, постоянно напрягаться надо, чтобы не рассуществиться.

— Деда, расскажи про эос.

— Рано тебе. А вот и колодец… Ну, что ещё сказать про жилые палубы? Как видишь, здесь довольно просторно. Люди-то не плодятся, так что селись не хочу. Можно огороды под окнами копать или замки строить, кому что по душе.

Следующий прыжок длился дольше. Миновав две нижние жилые палубы, приземлились в креариуме. Марчику вдруг показалось, что он вернулся на ту «мамину» планету, где он гулял в поле. Такое же высокое небо, вдали синеют горы, необозримый простор! Но тут же в глаза бросилось отличие: горизонт был нарисованный, а горы не настоящие. Как он понял это? Таким вопросом Марчик себя не утруждал: видно же, что не настоящее!

— Здесь потолок выше, чем на жилых палубах, — дед ткнул пальцем в небо. — Шесть километров, как в дендрариуме и в обсерватории. Почему шесть? Это нижняя граница для перистых облаков, так что небо здесь почти земное, с разными облачными слоями.

— Вон там белый крестик летит, это что?

— Где? У меня зрение-то стариковское… Да это же планер! Развлекается кто-то. По сути, креариум и предназначен для развлечений. В нём можно креатить самые разные ландшафты, свои мирки, благо места много — диаметр почти в двадцать километров. Это самая большая палуба в ковчеге.

— А мы тоже полетаем?

— На планере? Не сейчас. Давай я покажу наш холодильник, и на этом всё.

Когда они ступили на техническую палубу, Марчик схватился за рукав деда — низкий потолок давил на него. Дед подхватил мальчика, и лента служебного транспортёра с огромной скоростью понесла их в самый центр ковчега.

— Сейчас мы едем в святая святых, — с некоторой ноткой торжественности объявил Григорий Степанович. — Там сосредоточены, так сказать, все наши мозги — электронные и человеческие. С виду это огромный шар, на поверхности которого устроены стазис-ячейки консервария, проще говоря, холодильники для людей. А внутри шара — кибер. Мы его называем Хранителем, потому что он отвечает за жизнедеятельность как консервария, так и всего ковчега. Ты его знаешь, он тебе сказки рассказывает.

— Вот здорово! Мы к нему в гости зайдём?

— Попробуем.

— А он большой?

— Огроменный до неприличия. Это целый завод с системами охлаждения, с изоляторами от квантовых шумов и прочими устройствами, а также с роботами, которые всё это чинят, и роботами, которые чинят роботов. Короче, старый хлам. Но работает надёжно. А вот второй кибер, внешник, он в ковчеге совершенно места не занимает — в обсерватории стоит его терминал, а сам процессор находится в эосе. Никто его размеров не знает, там в эосе вообще с размерами дурдом.

— Дедушка, а зачем два кибера? Они же могут поссориться.

— Это вряд ли. Киберы изолированы друг от друга ради безопасности ковчега. Ведь внешник находится в эосе, а там проходной двор — через эос люди могут креатить даблов в любой точке космоса, в том числе внутри чужих ковчегов. И зачем нам непрошенные гости? А тут защита железная. Например, надо твоей маме скреатиться на планете, где мушек выращивает, она даёт команду внешнику с указанием координат — и кибер-хранитель начинает отслеживать, чтобы в эос к внешнику не ушла лишняя информация о нашем ковчеге. Или, скажем, решил ты в креариуме поменять ландшафт, рисуешь картинку внешнику, который будет детализировать её вплоть до каждого атома, — а на самом деле обращаешься не к нему, а к Хранителю. Он твои команды фильтрует и сам передаёт внешнему киберу, после чего тот проращивает заданные предметы в креариуме. Понятно излагаю? Ладно, твоё дело слушать и на ус мотать, а потом сам разберёшься.

Старик и мальчик сошли с дорожки в обширном холле перед высоким порталом. Сделали несколько шагов…

— Проход только для владельцев стазис-камер, — вдруг раздался голос.

— Тьфу ты, ёханый бабай. Напугал, — чертыхнулся дед. — Кибер, этот мальчик со мной.

— У него нет права прохода в консерварий.

Степаныч спорить не стал, виновато глянул на Марчика:

— Вот ведь, старый пень, не подумал.

— Деда, а кто такой ёханый бабай?

— Старичок дурной, вроде домового. Что ж, придётся возвращаться…

Марчик чуть не расплакался — так хотелось увидеть того, кто рассказывает сказки перед сном:

— Киба боится, что я у него что-нибудь сломаю?

— В ковчеге ничто не ломается… во всех смыслах. Ладно, поедем в другое место, посмотришь на это «ничто».

Снова они куда-то двигались в лабиринте переходов, коридоры становились всё уже и угрюмей, одни голые стены. Наконец остановились в длинном тоннеле. Дед показал на стену:

— Это внешняя обшивка ковчега, за ней уже космос. Она двуслойная, состоит из толстой металлической брони и тонкой, которая тоньше скорлупы. Как думаешь, какая броня крепче?

Не дожидаясь ответа, Степаныч плюнул на пол, и тут же из пола вынырнуло блюдце, мигающее красным предупредительным огоньком.

— Принеси-ка, братец, униключ, — скомандовал старый космолётчик. Робот-уборщик скользнул в противоположную от обшивки стену и вернулся с блестящим металлическим прутом. Дед поднёс его к обшивке, на которой засветилась сетка из квадратов, провёл по стыкам, и одна из панелей отвалилась. На её месте зияла тьма. Марчик сразу почувствовал, что там ничего нет. Дед сунул в пустоту стержень, и он исчез.

— Вот из чего состоит скорлупка нашего ковчега. Её никакой метеорит, никакая бомба не порушит. Можно засунуть туда все планеты, все звёзды, всю вселенную — и ноль реакции.

— Деда, а из чего сделали это ничто?

— Пёс его знает. Ковчег строили, когда уже был запущен эос-компьютер — тот самый внешник, о котором я говорил. Его спрашивали, а он выдавал формулы, разные решения, которые были непонятны, но работали. Такая вот бесовщина.

Космолётчик приладил панель на место, и они в молчании отправились к центральному колодцу, где была устроена часовня. Григорий Степанович помог Марчику поставить свечку перед Николой Угодником, затем, глядя на икону другого святого, с белой шапкой на голове, стал креститься:

— От нападения иноплеменных сохрани, старыя утеши, юныя настави, безумныя умудри, плененныя возврати…

— Деда, ты кому молишься?

— Иоанну Новгородскому, который верхом на бесе в Иерусалим летал. Это духовный покровитель космоплавания. Всю молитву наизусть не знаю, а вот эти слова запомнились. Хорошо сказано. Про нас с тобой.

* * *

Григорий Степанович жил на третьей палубе нижнего жилого яруса, прямо над техническим ярусом. В его «отсеке» обнаружилось много настоящих вещей: велотренажёр, беговая дорожка, разные металлические приборы — всё это было снято с космолёта «Ермак», на котором дед когда-то летал инженером-программистом. Тут же на полке стояли модели космолётов, и они Марчика не впечатлили: какие-то бублики, нанизанные на палочки. Папин парусник был интереснее, в нём больше всяких штучек. Дожидаясь, когда дед закончит с домашними делами, Марчик заскучал.

— Ты, наверное, устал, — заохал старик. — Подожди, сейчас воду у гриба сменю. Без меня тут робот орудует, а чайный гриб любит человеческие руки. Вон как обрадовался!

Марчик смотрел, как хозяин отсека сухими морщинистыми ладонями аккуратно подхватывает из банки желеобразную лепёшку и пересаживает в другую стеклянную банку, и видел, что гриб — настоящий. Но где в нём радость? Шутит дедушка.

Спустя месяц они построили муляж ковчега. Дед придумал фокус: берёшь яйцо в руки — и оно становится прозрачным, каждая палуба, каждая деталь внутри видна. Вторую модель, «Ермака», построили быстрее. Но тут занятия прервались — бывший космолётчик вдруг перестал выходить из своего флигеля, поскольку впал в глубокий запой. Мама тоже не баловала вниманием, появляясь на полчасика утром и вечером, уверенная, что старик занимается с ребёнком. Уже месяц, как она вернулась к терроформированию планеты, и работа после долгого перерыва полностью её захватила. Отец тоже был постоянно занят. Марчика сложившаяся ситуация вполне устраивала. Ведь он теперь одинокий путешественник-землепроходец. Сначала мальчик игрался, катаясь в гравитационных колодцах, затем стал исследовать палубы ковчега. На жилых уровнях было не интересно, там кругом стояли защитные поля, охранявшие частные владения. Обсерватория тоже не привлекла, она была совершенно пустой, с забелённым куполом. А креауриум оказался занятым — Марчик заметил парус чьей-то лодки на озере, что разрушало все фантазии о затерянном мире. Поэтому малыш взялся «открывать» технический ярус.

Место для базового лагеря нашлось не сразу. Сначала Марчик исследовал главные коридоры, затем взялся за их ответвления, которых было множество — круглые и щелясто плоские тоннели словно запутанные кишки пронизывали весь уровень. Некоторые были очень низкие, так что малышу приходилось ползти на коленках, прилепив светодиод ко лбу. Явно эти лазы предназначались для роботов-ремонтников, что радовало: значит, многоглазый Аргус, как дедушка называл кибера-хранителя, его здесь не увидит. В одном из таких аварийных проходов Марчик и облюбовал местечко. Принёс из дома светильник, запас продуктов и, конечно, арбалет со стрелами. Кто же ходит без оружия по заброшенной планете, оставшейся от инопланетян? Дедушка долго летал в космосе и не смог обнаружить иные миры, а он, космолётчик Марк Старков, стал их первооткрывателем. Опасности и разные тайны здесь на каждом шагу, но он всё преодолеет!

Первым делом надо защитить базу от проникновения инопланетных чудищ, закрыть вход щитом. Как его добыть? Известно как! Плюнуть на пол и произнести волшебное заклинание: «А ну-ка, братец, принеси мне униключ». Завладев инструментом, мальчик ушёл подальше, чтобы следы взлома не привели вражеских разведчиков в его штаб, и снял со стены панель. Под ней не было чёрной пустоты, а поблёскивала какая-то металлическая решётка. Сразу же появились «братцы», но малыш успел бросить панель на пол и усесться на неё, нацелив на роботов арбалет. Те покружили вокруг человека и откуда-то приволокли запасную. Было интересно наблюдать за спорой работой «братцев». Спустя время малыш обнаружил, что униключ умеет резать. Синий луч не обжигал руку, а на полу оставлял глубокие борозды. Добыв ещё одну панель, он вырезал два круглых щита и закрыл ими туннельные проходы к базе. Цитадель готова. Теперь можно было взяться и за исследование «планеты».

Долгие часы между завтраком и ужином Марчик пропадал на техярусе. Огромный мир! Было в нём много совершенно пустых пространств, словно строители передумали устанавливать здесь механизмы. Или это про запас? Другие залы и закутки напоминали склад забытых вещей. Определять, какое помещение служебное, а какое для общего пользования, было просто: все входы для техперсонала помечались одним и тем же значком — приземистым цилиндриком, из которого вверх на две стороны зонтиком били пунктирные линии. «Родничок с фонтаном», — догадался Марчик. Однажды за прозрачным защитным полем, преградившем вход в какой-то ангар, маленький путешественник увидел силуэты космических кораблей. На их бортах также красовались значки родника с бьющими вверх струями. Наверное, на этих кораблях прилетели сюда с древней Земли жители ковчега. Вот бы туда проникнуть!

Недоступной оказалась и главная цель — обиталище кибера. Марчик ползал по узким кишкам аварийных ходов, но ни один из них не привёл к центру техяруса. Враг хитёр! В этой игре кибер был врагом, к которому надо незаметно подкрасться, прячась от его тысячи глаз. А вечером, перед сном, кибер становился другом. Так и должно быть в игре, где роли меняются в два счёта.