Упал, отжался!

Михаил Серегин

Героев-«химиков» отправляют в святая святых военной химии – поселок Шиханы. Но и на таких серьезных учениях ребята найдут способ устроить собственные приключения – гораздо опаснее и увлекательнее! Не будем спойлерить, скажем только, что местные сортиры ждут суровые испытания…

Глава 1

В бой идут одни «черпаки»

Планета была пустынной и раскаленной. Дышать отважному первопроходцу космоса было нечем, но он старался. Очень старался. А что еще ему оставалось? Спасти его мог бы только верный спичечный коробок, но воспользоваться им не было ни малейшей возможности — сквозь запотевшие иллюминаторы просматривалась огромная зеленая туша местного чудовища. Монстр сотрясал окрестности громовым ревом. Окрестности послушно тряслись, покачивались и проявляли первые признаки морской болезни…

Рядовой Валетов попытался сглотнуть вязкую слюну. Не получилось. Страдающий от недостатка жидкости организм требовал воды и с негодованием отвергал теплую, пропахшую резиной замену. Однако какое-то действие этот неудавшийся глоток все-таки произвел: рев стал отчетливее, в нем даже различались слова. Часть из них явно имела русское происхождение, но не была внесена в большинство словарей. Однако всяческий смысл произносимого, если он и был, надежно гасился двумя слоями резины и шумом в перегретой голове.

В отличие от своих подчиненных, лейтенант Мудрецкий стоял на плацу без противогаза и химзащиты. По этой печальной причине мощные речевые обороты, исторгаемые командиром отдельного мотострелкового батальона подполковником Стойлохряковым, доходили до лейтенантских ушей беспрепятственно. Левое ухо за последние полчаса несколько утратило чувствительность.

–…И, вашу мать, такими рас… — Слышимость исчезла совсем, осталась одна видимость. Подполковник хлопал ртом, как вытащенный из воды карась. Нет, не бывает у карасей такого пуза. Скорее все-таки карп. Мудрецкий чуть тряхнул головой, в ухе щелкнуло, и звук опять включился на полную мощность: — …Командовать в этой дыре!!!

Стойлохряков задохнулся, грозно выпучил глаза и утер трудовой пот с лоснящегося багрового лба. Перед ним тихо раскачивались под слабым летним ветерком прорезиненные фигуры с выпученными стеклянными глазами и решетчатыми рылами. Затея удалась на славу: новые противогазы раздавали здесь же, на плацу, и никто не успел выдрать клапан или вывинтить переговорную мембрану. Взвод химзащиты тихо варился в собственном поту и задыхался по стойке «смирно».

— Ладно, сынки. — Комбат довольно ухмыльнулся и сменил гнев на милость: — Противогазы снять!

Над зеленью химзащиты взошли два десятка солнышек — местами красных, а местами и бледно-сизых.

— Значит, так, бойцы. — Стойлохряков начал прохаживаться вдоль хрипящего и постанывающего строя. — Все вы тут грамотные, за международными новостями следите, даже за спортивными, — командирский взгляд впился в шатающегося Валетова. — Так что сейчас возьму самого умного, и пусть проведет с вами политзанятия по нынешнему положению! А чтобы вы не думали, что я тут ничего не знаю, расскажу вам все просто и по-человечески. Или кто-то хочет? Нет желающих? Ну, тогда радуйтесь, родина доверяет вам и в моем лице ставит боевую задачу. Боевую, я сказал!

«Чечня… — Мудрецкий почувствовал, что пот на спине не такой уж горячий, как казалось вначале. — Все-таки припомнили мне эти учения».

— Не бойтесь, на курортах Кавказа загорать не придется… — Телепат в погонах оскалился, увидев маскировочный зеленый оттенок на лицах подчиненных. — Хотя, может быть, еще попроситесь. А я, если буду добрый, соглашусь.

«Таджикистан? Нет, там сейчас вроде бы спокойно… — Лейтенант вдруг вспомнил, что комбат говорил о международном положении. — Неужели в Багдад пошлют?!»

— Вы у меня кто? Молчать, когда я разговариваю!!! — взъярился Стойлохряков. — Вы у меня взвод химзащиты, то есть должны защищать меня с батальоном от оружия массового поражения. Понятно? До всех дошло? Так вот, если кто еще не слышал, сейчас такое оружие находится в руках не только наших вероятных союзников, но и террористов. Как отечественных, так и иностранных. Включая те страны, которые их поддерживают. Значит, что? Лейтенант, я вас спрашиваю, что это значит?

— Значит, могут применить, товарищ подполковник. — Мудрецкий немного подумал и добавил: — Или у нас, или рядом, но так, что достанут.

— Правильно мыслишь. И вот что мы будем делать, если они применят, а у нас солдаты-химики только и умеют, что потешаться над своими боевыми товарищами? Ась, рядовой Валетов? Чего делать-то будем?

— Опозоримся, товарищ полковник. — Фрол пожирал глазами начальство, словно голодный абориген каких-то островов свежезабитого английского мореплавателя Кука.

— Да хрен бы с вами, что вы опозоритесь, — зарычал Стойлохряков. — Вы меня опозорите, да так, что дальше… — Тут комбат вспомнил финал учений и махнул рукой: — Ладно, и не такое уже успели. В общем, слушайте боевой приказ!

Химики распрямились и перестали шататься. — Приказом по Приволжскому военному округу за подписью генерал-лейтенанта Лычко ваш взвод, как особо отличившийся в ходе совместных учений. — Комбат обвел тяжелым взглядом шеренгу, не нашел улыбок и продолжил: — Направляется для дальнейшего совершенствования боевой подготовки в длительную командировку.

— А как же дембель, товарищ полковник? — жалобно взвыл кто-то старослужащий из середины строя.

— Хороший вопрос, — благосклонно кивнул Стойлохряков. — Приказ министра обороны мы ни отменять, ни приостанавливать не имеем права, поэтому товарищи дембеля могут спокойно спать в родной казарме. Точно так же мы должны оставить в расположении части всех, кто не прослужил у нас полгода. Так что в командировку поедут наиболее опытные бойцы во главе с командиром взвода. Товарищ лейтенант, к… — Комбат посмотрел на часы. — В общем, после обеда чтобы был в штабе со списком. Двенадцать человек, и среди них — младший сержант Простаков, ефрейтор Резинкин и рядовой Валетов. Обязательно. Генерал Лычко лично приказал. Еще вопросы есть?

— Товарищ подполковник, — негромко поинтересовался Мудрецкий, — а куда едем-то?!

— Радуйся, лейтенант, почти что домой поедешь! — Рожа Стойлохрякова стала такой сладкой, что с ней можно было пить чай. Вприглядку. — Столица наших химвойск, чтоб ты знал, расположена на территории Саратовской области!

— Знаю… — На глазах изумленных солдат командир взвода побледнел так, что его шею невозможно стало отличить от новенькой подшивы. — Товарищ… комбат… — судорожно вздохнул Мудрецкий. — Может… Разрешите подать рапорт о переводе на Северный Кавказ?

— Не дождешься! — зарычало взбешенное начальство. — Раньше надо было, раньше! Я тебе предлагал? Предлагал! А теперь поздно! Иди служи, пиджак! Это тебе не в микроскоп на микробов любоваться!

* * *

Столица нашей великой державы, как известно, город Москва — по крайней мере сейчас, а за дальнейшее не поручусь. Столица российских космонавтов — Звездный городок, поскольку Байконур со всем хозяйством остался в сопредельном государстве. Столица нынешнего Военно-морского флота — небольшой городишко Североморск, чуть севернее Мурманска. Столица ракетчиков… ну, это вам знать не обязательно и вообще не имеет никакого отношения к нашему повествованию.

Есть своя столица и у героических войск радиационной, химической и биологической защиты. Расположена она действительно на территории Саратовской области, в укромной долинке Приволжской возвышенности…

Товарищ особист, товарищ особист! Ну что ж вы сразу за блокнот хватаетесь! Ничего секретного сейчас не будет, разве ж я не понимаю? Разве ж я подписку не давал? Все в порядке, и газеты об этом писали, и телевидение показывало, и даже международные организации туда наблюдателей посылают. Да, и «Гринпис», будь он неладен. И бен Ладен, гринзвездец ему, тоже знает. А если не знает, то догадывается. А если не догадывается, то все равно он такие книжки не читает.

Называется эта столица — Шиханы. Точнее, Шиханы-2, а военного адреса мы все равно не скажем. И слышал об этом месте любой житель Саратовской области, а уж студент Саратовского университета — тем более. Тем более биолог.

Тем более закончивший военную кафедру. И слышал, несмотря на все секреты, столько, что при малейшей возможности выбора поедет в Чечню. Жить-то хочется…

* * *

Собирали и провожали командированных не то чтобы с музыкой, но почти всем батальоном. Бог его знает, чем и как встретят далекие и чужие Шиханы. Может, там и гуталин — кожно-нарывного действия… Огромную, килограмм на пять, жестяную банку сапожной радости от щедрот своих выставил не кто-нибудь, а лично прапорщик Евздрихин. Он же, скрипя зубами, выдавал отбывающим новенькое снаряжение. Уже не от щедрот, а по личному распоряжению товарища подполковника Стойлохрякова — дабы все химвойска видели, что даже последние раздолбаи в отдельном батальоне экипированы не хуже разведчиков. Скрипел прапорщик, чуть не плакал. Вот камуфляж, ни разу не надеванный, нулевый — а ведь кое-кому из этих дятлов уже четвертый за год меняют, это ж понимать нужно! Или вот десантные ранцы вместо вещмешков… ну, пусть не новые, но все-таки! Берцы вместо сапог — это уж совсем зря, в кирзачах-то по всяческой гадости бегать не то что быстрее, но уж точно безопаснее…

А самым обидным для Евздрихина было даже не расставание с ценным войсковым имуществом — ну, не обеднеет он, не обеднеет, хотя и жалко дюжины комплектов. Обидно было, что стоял рядом с ним лейтенант Мудрецкий. Стоял и внимательно наблюдал, чтобы выдавал старый прапорщик положенное и не подсовывал ненужное. Мальчишка, пиджак, только-только научился портянки мотать, а туда же — проверять! Если бы нужно было прапорщику Евздрихину подсунуть в убывающую команду что-нибудь слишком уж завалявшееся — и не заметил бы лейтенант, как не в силах подсмотреть фокусник из сельской самодеятельности секреты великого мага Дэвида Копперфилда. Да и вообще, кто он такой, тот Копперфилд?! Подумаешь, вагон у него бесследно исчезает, так ведь появляется потом! Не-ет, дорогой, а ты этот вагон оприходуй, да еще так, чтобы не только исчезновения не заметили — не вспомнили бы, что он и на свете был…

«Господи, да убери ты куда-нибудь этого сопляка!» — взмолился прапорщик в глубине души своей. И случилось чудо — услышана была молитва, и явился ангел. В сиянии начищенных ботинок, в одеждах, пропыленных и пропеченных до неразличимости цвета маскировочных пятен, и в кепке с офицерской кокардой вместо нимба.

— Пошли, Юрец, — вздохнул ангел, сильно похожий на командира разведвзвода старшего лейтенанта Бекетова. — Комбат приказал тебе оружие выдать.

— Да я уже… — Мудрецкий хлопнул по приятно оттягивающей портупею кобуре.

— Так то ты, а то твои! Давай, давай, бери тех, кто уже с вещами, — и на выход! В смысле — в оружейку!

— Слушай, а зачем нам автоматы? — опешил Юра. — Мы ж не разведка, нам химзащиты и противогазов хватит…

— Ага, ага, и еще лопаты вам нужны. Зараженное дерьмо разгребать. — Бекетов ухмыльнулся. — Действовать будете в условиях, максимально приближенных к боевым. Так что получите, распишитесь и попробуйте только потерять по дороге!

— А если кто-нибудь отнимет? — высунулся из-под командирского локтя Валетов. — Вот наедут на нас какие-нибудь гоблины, и что тогда?

— Тогда, рядовой, досылаешь патрон в патронник и производишь предупредительный выстрел в голову, — разведчик оценивающе взглянул на низенького Фрола и добавил: — Хотя для начала можешь и в живот, тебе так удобнее будет. Еще вопросы?

— Слушай, так нам что, и патроны выдадут? — забеспокоился Мудрецкий.

— Пошли, пошли, сейчас ты у меня все получишь! — пообещал Бекетов и направился к оружейной комнате. За его спиной тревожно переглядывались посланные в командировку.

Через полчаса выдача оружия напоминала старую советскую комедию. Да не какую-нибудь, а любимую народом «Свадьбу в Малиновке».

— Это тебе, это тебе, это опять тебе, — приговаривал Бекетов, щедро одаряя химвзвод подсумками и пустыми магазинами. Рывком вытянул зеленый ящик, щелкнул замками, полюбовался на аккуратные рядки гранат. — А вот снова все тебе. Приедешь, спишешь.

Ящик с грохотом откочевал в угол.

— Эй, эй, ты куда его! — потянулся было Мудрецкий.

— Куда, куда… Первый день служишь? Твои еще подорвутся с непривычки, а к нам проверка через две недели нагрянет. Что я, маскировочной сеткой им уху обеспечивать буду? Да не пыхти, комбат приказал. Так, теперь патроны… Это тебе, это мне. — Командир разведчиков по-братски поделил два цинка из следующего ящика.

— Тоже комбат приказал? — уныло поинтересовался Юра.

— Без приказа мы ни шагу, — кивнул Бекетов. — Дымшашки и прочую имитацию на месте получишь, у вас, химиков, этого добра всегда навалом. О, чуть не забыл! Стойлохряков сказал, чтобы каски взяли. И пяток бронежилетов.

— Это еще зачем? Если мы едем туда, куда приказывали, то противогазов хватит… Ну, может, еще химзащита потребуется, — поправился Мудрецкий. — А броники нам на кой овощ таскать?

— В караулы ходить будете. Это вам не Чернодырье, где полсотни машин можно с одним пистолетом охранять. Лычко предупредил — охрана строгая, все по уставу, так что не забудь своим напомнить, что к чему. — Старший лейтенант задумчиво поглядел на железные шкафы. — Ручник еще, что ли? Нет, ребята, пулемет я вам не дам. Еще друг друга постреляете. Ты вот что, цинк пока не открывай. Если в караул ходить, так вам на месте выдадут, а этот заначь. Мало ли чего твои раздолбаи учинят, они к оружию не привыкли. Понял? Ну, тогда все. Хотя погоди. — Бекетов пошарил в кармане и вытащил два картонных коробка. — Держи, это опять тебе. Пригодится.

Юра открыл один коробок и залюбовался аккуратными донцами пистолетных патронов.

— Это тебе от меня лично, — подмигнул старлей. — Неучтенка. Хочешь, постреляй, потренируйся, а то на вашей кафедре небось не приходилось.

— Ну, ты это зря, — обиделся за родной университет лейтенант Мудрецкий. — На сборах стреляли, перед присягой.

— И сколько? — усмехнулся разведчик.

— Три.

— Три раза?

— Три патрона, — не стал врать Юра и тяжело вздохнул. — Я один раз даже попал.

— Ну так ты у нас снайпер! — восхитился Бекетов. — Чего я со своими советами лезу? Ладно, пошли в штаб, товарищ комбат с тобой лично поговорить желает. Уточнить, так сказать, боевую задачу.

Подполковник Стойлохряков пребывал в благодушном настроении. Прихлебывал чаек с лимончиком и поглядывал на часы. До прощания с химиками оставались какие-то минуты. Ну, хорошо, пусть даже пара часов: много они за это время все равно не натворят, разве что Валетов расстарается на прощание. Если успеет. А дальше… Дальше видно будет. Были у комбата кое-какие идеи, а самое главное — были старые знакомые, которые вполне могут поспособствовать спокойной жизни отдельного батальона. Подполковник еще раз взглянул на лениво шевелящиеся стрелки и поставил стакан на стол.

— Значит, так, лейтенант… Выпьем на дорожку?

— Никак нет, товарищ подполковник. — Мудрецкий вздрогнул. — Рабочее время, да нам еще ехать, мало ли что… Мы же сегодня выезжаем, правильно?

— Правильно, — от удовольствия Стойлохряков даже на несколько секунд прикрыл глаза, как кот на солнышке. — Сегодня, в восемнадцать ноль-ноль… Это ж просто сказка какая-то!

— А как мы добираться будем?

— Своим ходом. Да не боись, не пешком! — Комбат гулко хохотнул. — Что я, зверь, что ли… Разбежитесь еще по дороге. Или имущество казенное потеряете, а мне за вас отвечай. Возьмешь «шишигу». И еще у меня к тебе пара вопросов, как раз насчет транспорта. Вот ты у меня уже год с лишним командир химвзвода — чего у тебя не хватает?

— Машины химразведки, товарищ подполковник, — четко отрапортовал Мудрецкий. — Я вам уже докладывал. То есть по документам она числится, но…

— Знаю, знаю, — отмахнулся Стойлохряков. — Этот «бобик» еще из Германии сюда в чужом кузове добирался. Так вот, можешь радоваться, Зарин-Зоманыч: в Шиханах тебя новая машина дожидается. У них в энзэ этого добра навалом, а наш все-таки списываем. Приборы тебе на учебные пособия отдадим, рацию в третью роту, а все остальное пусть Евздрихин забирает. На запчасти, если там еще что-то целое осталось. Твоя задача — принять машину с полным комплектом, до последней лампочки, и в таком же виде пригнать ее в батальон.

— Сразу пригонять? — уточнил Юра. — Как только получим?

— Не сразу, — тяжко вздохнул подполковник. — Вам ее как учебную сначала выделят. Так что ты у меня… Того… Чтобы твои дятлы ее не раздолбали за это время! Понял?

— Так точно…

— Вот и хорошо, вот и ладно. — Стойлохряков залпом допил чай, извлек из стола еще один стакан. С сомнением посмотрел на Мудрецкого. — Ты что, точно на посошок не выпьешь? Смотри, примета плохая!

— Если прикажете, товарищ подполковник, — выпью.

— Черт с тобой, приказываю, — из зеленой пластиковой «полторашки» с наклейкой «Спрайт» в стаканы полилась прозрачная жидкость. — Чему-то я тебя все-таки научил, пиджака домашнего… Ну, не дадим себе засохнуть!

* * *

За стеклами «шишиги» было черным-черно, и в этой черноте просверкивали капли дождя. Освещенный участок был только один — могучие ворота с мокрым двуглавым орлом. Как и положено всем птицам под дождем, орел выглядел взъерошенным и недовольным.

Вообще, доложу я вам, раскисать под мелким летним дождем — занятие не всегда и не для всех приятное. Особенно если этот душ принимается в первом часу ночи, не снимая одежды и натощак.

«Сегодня Стойлохряков не уснет, — думал лейтенант Мудрецкий, смахивая каплю с носа. С козырька фуражки тут же капнули сразу две. — Икота замучает. Стратег хренов, высчитал ведь, когда приедем. Говорил я ему — лучше утром ехать!»

Ситуация была из тех, что желают только закадычным врагам или горячо любимой теще. На секретный объект приехали никому здесь не известные солдаты, да еще и при оружии. Тот, кому по службе полагалось их встретить, мирно спит дома, и никто его тревожить не будет, это ясно. О звонке из Самары знал дежурный по части, но он, естественно, уже сменился. Нового не предупредили, это как пить дать. Прапорщик, главный начальник возле этих ворот, пропускать посторонних не намерен — спасибо, хоть круговую оборону не занял, вызвал по телефону дежурного. Двадцать минут назад тот пообещал приехать и разобраться. Ждем-с…

Стальная дверь в белой стене КПП приоткрылась, и в щель осторожно просунулось рыльце «калашникова». Следом за автоматом показалась голова в каске. Часовой испуганно глянул на ночных гостей и тут же скрылся.

Еще через пять минут за воротами послышался знакомый шум уазовского мотора. Хлопнула дверца, донесся уставной рык «Смирно!» и тут же невнятная скороговорка, в которой удалось разобрать только жалобное «товарищ майор, я не знаю…».

Дверь распахнулась, и под дождь со скоростью стартующей ракеты вылетели сначала часовой в каске и бронежилете, потом прапорщик, одной рукой придерживающий пятнистую кепку, а второй — место на туловище, этой кепке противоположное. Следом с медвежьей неторопливостью шагнул офицер в камуфляже, при красной повязке на рукаве и расстегнутой кобуре пистолета. На погонах тускло блеснули крупные звездочки — по одной на каждом плече.

— Кто тут мудацкий лейтенант? — сипло осведомился майор.

— Лейтенант Мудрецкий. — Юра обреченно шагнул навстречу дежурному. — Прибыл со взводом…

— Ты не мудри, лейтенант, — спаренные стволы майорских зрачков уставились несчастному командированному точно в переносицу. — Какой же ты не мудацкий, если, как черт алкашу, в такое время являешься! Ну вот кто тебя сюда послал, а?

— Подполковник Стойлохряков, командир отдельного…

— Кто-кто?! — Дежурный даже зажмурился и потряс головой.

Открыл глаза — назойливое привидение в промокшей плащ-накидке не исчезло.

— Какой еще Стойлохренов?!

— Стойлохряков, — поправил майора Юра. — Из Чернодырья.

— Я же говорю, товарищ майор, подозрительные они какие-то! — донесся из темноты обиженный голос прапорщика.

Дежурный покрутил головой, словно его воротник неожиданно превратился в удава и решил помочь неизвестным террористам в проникновении на секретный объект. Зачем-то снял свою кепку, поглядел на кокарду, потом решительно водрузил головной убор на место.

— Значит, вот что, лейтенант… как тебя там? — сипение перешло в раздраженный хрип. — Ты сейчас лезешь в машину и сидишь тихо-тихо, пока я звоню оперативному. Если у тебя хоть кто-то из кузова выпрыгнет или мотор фыркнет — мы тут предупредительных не делаем, служба такая. Все понял?

— Так точно, — уныло ответил Мудрецкий. — Разрешите идти?

— Иди, иди! — Майор пятился к двери, нервно поглаживая рукоятку «макарова». — И тихо сиди, понял? И фары выключи!

Лейтенант добрался до подножки, распахнул дверцу, нырнул в кабину.

— Ага, что, едем? — Дремавший Резинкин приподнял голову с руля. — Заводить?

— Я тебе заведу, резина драная! — заорал Мудрецкий, поглядывая через стекло на лоснящуюся каску часового. — Фары выруби и больше не шевелись!

— Понятно. — Двуглавый орел на воротах улетел в сырую мглу, и в кабине стало темно и тихо. Потом раздался глухой стук — голова ефрейтора Резинкина снова вошла в соприкосновение с пластиком «баранки». Несколько секунд Юрий таращился в заоконную черноту, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, и в особенности — куда сейчас направлен автоматный ствол. Потом вспомнил еще об одной стороне этой проблемы и снова высунулся из кабины.

— Простаков! Эй, в кузове!

За отсыревшим брезентом тента завозились, звякнул металл. Кто-то обиженно взвыл и тут же затих. Гулкий бас разнесся по окрестностям секретного объекта:

— Что, приехали, товарищ лейтенант? Вылазим?

— Сидеть!!! — суматошное клацанье затвора Мудрецкий почувствовал не барабанными перепонками, а похолодевшей спиной. — Никому из машины без приказа не высовываться! Брезент сзади опустить!

— А если по нужде, тогда как? — деловито поинтересовался кузов сонным голосом рядового Валетова.

— Прямо на дорогу! — рявкнул лейтенант. — Приоткроешь и вывесишь рабочую часть! Высунешь чуть дальше — отстрелят без предупреждения! Простаков, проследишь за всеми!

— Поня-ятно, — грустно пробасил сибиряк. — Эк серьезно тут у них…

Где-то в мокрой темноте облегченно вздохнули и клацнули металлом. «Предохранитель, — узнал звук Мудрецкий. — А жить-то, как говорится, хорошо… И чего я, дурак, на кафедре выеживался?» С университета мысли самым естественным образом переключились на дом… родителей… саратовские улицы… «Тут ведь рукой подать, — в который раз за этот день подумал Юра. — Ну, пусть часа два в одну сторону… Надо будет что-то придумать. Это что же получится — до Саратова в три раза ближе, чем до Стойлохрякова, я тут сам над своей командой начальник, а…»

Приятные мысли были решительно прерваны скрежетом железа. В ночи засветился желтый прямоугольник с четким силуэтом посередине. Силуэт качнулся, приблизился к машине.

— Эй, Мудецкий! Жив еще? — донесся сиплый голос. — Давай заводи, поехали!

— Да куда ехать-то? — Обрадованный лейтенант принялся тормошить Резинкина. Водитель вяло отбивался и мычал, не покидая уютную «баранку». — Я же тут не знаю ничего… Резинкин, подъем!!!

— А, чего надо? — Кабина содрогнулась от мощного удара. — Уй-йю, бли-ин! Нельзя же так пугать, товарищ лейтенант! Вот проломил бы я сейчас крышу, и потом бы не смог нормально водить машину.

— Это почему вдруг? — хмыкнул Мудрецкий. — Из-за сотрясения мозгов?

— Нет, не сотрясение, а вот была бы дырка, и мне бы дождь прямо на голову тек, глаза заливал. Ну как тут обеспечить безопасное вождение?

— Так, лейтенант, ты едешь или тут ночуешь? — Дежурный вскарабкался на подножку, втиснулся в кабину. — Ну-ка, подвинься, а то расселся, как твой хряк в стойле… Давай, давай, водила, запускай свой агрегат, я тут с вами спать не намерен! В следующий раз, лейтенант, если приезжаешь по приказу из округа, так и говори старшему по званию. Я что, всех подполковников в России знать должен? Подполковников в нашей армии много, а майор Маркин один на всех!

«Шишига» заскрипела, недовольно фыркнула и замолчала. Потом все-таки решила, что на дороге порядочные машины не ночуют, и уступила домогательствам стартера — заурчала, вздрогнула и завелась. Двуглавый орел перед фарами нехотя подался в сторону, открывая посторонним взглядам секретный асфальт между тускло белеющими полосами государственного бордюра. Майор сказал: «Поехали!» — и махнул рукой, показывая — куда именно. Впрочем, пока других вариантов и не намечалось. Под недовольный шум разбуженного кузова лейтенант Мудрецкий въехал в столицу войск химзащиты. Почетный эскорт следовал на некотором удалении позади — верный «УАЗ» дежурного двинулся за хозяином.

По обочинам дороги по стойке «смирно» выстроились тополя, толстые, как командир отдельного батальона, и выглядевшие почти по уставу — все в зеленых пятнах. Вот только никогда и никто не видел, скажем, того же подполковника Стойлохрякова в белых сапогах. А деревьям что, деревья возражать против нарушения формы одежды не могут. Даже если бы и захотели. Поскольку деревья здесь не сами по себе, а тоже на службе. Приказано побелить на метр от земли — и будут стоять побеленные. И ровно на метр, и пусть только попробуют фасон давить и комель в гармошку собирать! Кое-кто, видимо, все-таки попробовал: в строю то и дело попадались свободные места. Даже пеньков не осталось.

Промелькнул плакат с суровым автоматчиком в каске, бдительно охранявшим огромный трехцветный флаг. Слева почти минуту тянулся бетонный забор высотой метров пять-шесть, нарядно поблескивавший по верхней кромке витками колючей проволоки. Справа где-то очень далеко просвечивали цепочки огоньков. Наконец Мудрецкий не выдержал и поинтересовался:

— Товарищ майор, а где же городок?

— Ишь, чего захотел, шпион проклятый! — радостно оскалился дежурный. — Сразу в городок ему! Может, вам еще и казарму отдельную выделить? Ничего, не лето, и в палатке поживете. Сейчас в учебный центр вас отвезу, там уже одни чудики отдыхают. Тоже начальство послало, будто, кроме нас, некуда. А городок — это за вторым периметром, туда вообще только по специальному пропуску. — Майор задумчиво почесал переносицу. — Вообще-то здесь тоже, но это мы и завтра выписать можем, а дальше без допуска — ни-ни, и думать не моги. Вот поговоришь с особистами, они тебя пощупают, послушают, подписку возьмут…

— Под что?! — ужаснулся Резинкин. Машина вильнула и противно заскрипела колесом по бордюрному камню.

— А вот заставлю завтра все белить от полигона до КПП, поймешь, под что, — грозно пообещал майор. — Ты смотри, куда едешь! По этой дороге, между прочим, то комиссии, то делегации катаются, а ты с первого дня нам внешний вид портишь! Так, о чем это я?

— О палатке, — подсказал Мудрецкий. — Понимаете, мы думали, будем в казарме жить, так что палатку нам не выдали. Нас же не предупредил никто… И что теперь делать?

— Где я тебе палатку найду в два часа ночи? Вот утром вами займутся, тогда и выпрашивай, а пока так переночуете.

— Так ведь дождь! — возмутился Юра. — Как же под дождем в чистом поле ночевать? Может, тут хоть сарай какой-нибудь есть?

— Есть, есть, — утешил дежурный. — На полигоне целых три помещения свободных, никто не живет. Хотите, занимайте, если понравятся. Крыс-мышей нет, блох тоже. Даже тараканы не приживаются.

— А почему? Есть им там нечего, что ли?

— Дышать нечем, — пояснил майор. — Там каждую неделю кого-нибудь чем-нибудь окуривают. Запашок, конечно, густой, но зато крыша не протекает. Так что я бы лучше в машине заночевал. Эх, летеха, ты что, первый раз на выезде?

— Не первый, — с гордостью признался Юра. — Нас даже в тайгу с вертолетов выкидывали, на выживание.

— То-то я гляжу… Не иначе — без парашюта прыгали, — подозрительно покосился майор Маркин. — Ты где училище заканчивал, в Саратове?

— В Саратове, — кивнул Мудрецкий. Потом все-таки уточнил: — Только не училище, а военную кафедру.

— Что-о?! — Дежурный побледнел. — Так ты что… того… вообще пиджак?!

— Вообще, — гордо подтвердил Юра. — И зрение «минус три», и язва. И ничего, уже больше года служу.

— Ну, это еще ладно. — Майор перевел дух и вытер пот со лба. — А то в прошлом году прислали нам одного, из Новосибирска, кажется. Месяц как в сапоги залез, тут не ему, тут с ним занятия проводить. Ну, и пришлось нам проводить — после того, как его бойцов с забора снимать пришлось.

— С какого забора? — деловито поинтересовался Юра. — С того, что проехали?

— Да нет, на тот по своей воле еще ни один солдат не полез, — пробормотал майор. — Ничего, еще узнаешь… Ты и сам учти, и бойцам своим передай — тут «самоходчиков» не бывает, на заборе городка колючка под током. Не то чтобы под сильным, убить не убьет, но скрючит запросто. Пока на пульте не отключат — штаны не отцепишь… Так, водила, здесь налево!

Асфальт закончился, началась грунтовка. «Шишигу» бросало и качало, как похмельного матроса. Из кузова доносились невнятные вопли — видимо, кто-то успел снова задремать.

— А сейчас развилочек будет, на нем направо… Здесь давай прямо, и на следующем перекрестке тоже. — Дежурный знал свою территорию намного лучше, чем Юра свою руку. Хотя дорог на полигоне оказалось не меньше, чем линий на ладони, и пересекались они не менее прихотливо. Опять-таки ночь, темно, и не видать ни хрена — никаких примет, никаких ориентиров. — Здесь налево поверни, и теперь помедленнее — там яма на дороге, если нырнешь — без тягача не выдернем.

— Танковая колея поперек? — догадался Мудрецкий, вспомнив такую же рытвину возле парка родного батальона и свои страдания по дороге на первое дежурство.

— Она самая, — кивнул майор. — Вообще-то танки у нас тут не водятся, но и без них гусеничного добра хватает. Вот она, держись… О-оп, проехали!

В кабину донеслись звуки солдатских упражнений по развитию легких и изучению русского языка. Можно было различить бас Простакова и тонкие завывания Валетова.

— Чего это они у тебя? Выйти захотели? — удивился майор. — Ничего, потерпят, скоро приедем. Вот сейчас налево, и потом по бетонке еще раз налево, а там я вам подыщу, где разместиться.

Бетонка, в отличие от парадного асфальта, оказалась изрядно побитой временем и проехавшей техникой. Справа вдоль нее тянулись какие-то невысокие сооружения — квадратные заборчики метра четыре на четыре, по колено в высоту. Ряды заборчиков терялись в ночном мраке. Засыпающий мозг Мудрецкого узнал в них что-то знакомое, но никак не мог определить, что же именно.

Фары высветили впереди зеленый караульный «грибок» и переминающуюся рядом с ним фигуру в странной пятнистой плащ-палатке. Укрыться от дождя под предназначенной для этого конструкцией часовой мог только сидя — ростом они с «грибком» были как раз вровень, — но часовому присаживаться, как известно, не положено. Если он, конечно, не захочет сесть всерьез и надолго. А в том, что впереди был именно часовой, сомнений быть не могло — навстречу машине из-под полы показалось дуло автомата.

«Да что они здесь, вконец охренели от секретности?!» — молча возмутился Юра. Чернодырье, где автомат выдавался не каждому часовому и не на каждый пост, теперь казалось ему персональным раем для Льва Николаевича Толстого. Тот, если не врет школьная программа, как раз призывал к непротивлению злу насилием… Помнится, на учениях у Мудрецкого возник было вопрос — какого рожна гринписовские борцы за дружбу с природой протестуют на поле с мирными дымшашками, а не здесь вот, в зоне многолетних экологических кошмаров. Теперь этот вопрос как-то робко затих и уполз в сторонку.

— Ничего, ничего, привыкай, пиджак, — ободряюще хлопнул по лейтенантскому погону майор Маркин. — Через пару месяцев сам будешь на любого, кого здесь быть не должно, как на врага смотреть. А вот остался бы тут на пару лет — потом у своей жены пароль спрашивал бы, перед тем как в спальню пропустить. Есть у тебя жена?

— Была, — мрачно ответил Юра.

— Ну, дело молодое, потом еще найдешь. — Майор спрыгнул на бетон. — Пошли, с соседями познакомлю.

— Стой, кто идет? — рявкнул пятнистый гигант, но ствол все-таки опустил. Признал своих, стало быть.

— Дежурный по части майор Маркин. Командир спит?

— Так точно. Восемь?

— Пять, и сначала пароль спрашивай, а потом на вопросы отвечай. Наряд вне очереди, чтобы запомнил. А если бы я неправильно отозвался, что бы ты сейчас делал, боец?

— Есть наряд вне очереди, — уныло отозвался часовой. Потом обиженно проворчал: — Вот если бы ответили неправильно, я бы сейчас стрелял… Не, извиняюсь, уже рожок бы менял.

— Два наряда! Должен одним обойтись! Утром взводному доложишь, а сейчас не буди, пусть дрыхнет. Вот, лейтенант, с такими людьми тебе жить по соседству. — Майор повернулся к Мудрецкому. — Этих к нам вообще из другого ведомства прислали. Внутренним войскам тоже химия потребовалась, а то мало ли что и кого. Жить будете здесь. — Дежурный ткнул пальцем в ближайшие квадратные заборчики. — Когда палатки получите, конечно. А не понравится фундамент, выбирай другие, только чтобы от гриба недалеко и на одной линии. Юра тихо застонал. Конечно же, фундаменты для палаток! Для армейских, восьмиместных, точно таких же, в каких военная кафедра на сборах размещалась! Вон, чуть дальше и сами шатры темнеют. Четыре штуки. Завтра, значит, надо получить палатки… И нары… И доски для настила… Черт, и что-то еще там было… Зайти, что ли, с утра к соседям да посмотреть, как это все здесь обустраивается?

— Ну, я с утра еще подъеду. Или пришлю кого-нибудь, чтобы разобрались. — Дежурный направился к своему «уазику». Потом приостановился, обернулся. — Кстати, лейтенант, сортир за последней линейкой, пятьдесят метров. Идите на запах, не промахнетесь.

Мудрецкий посмотрел вслед удаляющимся красным огонькам, потом подошел к заднему борту «шишиги», хлопнул по тенту:

— Простаков! Приехали, давай на выход! Кому приспичило, могут сбегать в культурное заведение!

Брезент откинулся, громыхнул борт, из кузова начали тяжело вываливаться укачавшиеся полусонные химики. Один, два, три… семь, восемь, девять… Кого-то не хватало. Лейтенант еще раз пересчитал, с трудом умудрился приплюсовать себя и сидящего в кабине Резинкина — все равно недостача получается. Холодея, вспомнил выбоину на дороге, крик Валетова… Вот черт, его-то и не хватает!

— Валетов, к машине! — Мокрое безмолвие ответило командиру взвода. — Валетов!.. Простаков, когда его в последний раз видели?!

— Да только что. — Сибиряк потер лоб, и Мудрецкий разглядел некоторую перемену во внешнем облике гиганта. Перемена эта в неверных ночных отсветах выглядела совершенно черной и шла отчетливой полосой поперек выдающегося лба младшего сержанта. — В кузове валялся.

— И что с ним? Спит?! — Мудрецкий начал тихо звереть. Вот черт, приехали на секретный объект, почти на боевое задание, а Валет и тут приспособился… — Ну-ка, вытащи его сюда!

— А может, не надо, товарищ лейтенант? — замялся Простаков, старательно отводя в сторону глаза. — Может, пусть полежит пока? Ему там… Ну, это… Нехорошо ему.

— И что с ним случилось? Он что, даже говорить не может? — Сквозь армейскую дисциплину Мудрецкого время от времени прорывалась припрятанная на два года интеллигентская мягкотелость. Юра знал об этом и старательно боролся со своим воспитанием. Солдаты тоже знали и старательно выискивали возможности попользоваться происхождением командира. С этим тоже приходилось бороться, и жизнь иногда казалась лейтенанту Мудрецкому сплошным поединком между чемпионом по вольной борьбе и чемпионом по сумо. Который судит мастер спорта по самбо.

Простаков горестно вздохнул и полез обратно в кузов.

— Фрол… Эй, Фрол, живой еще? Вставай, приехали. Там сейчас всех строят.

— Не могу, — донесся жалобный голос. — Все, кончилась моя служба. Теперь меня можно по здоровью списывать. О-ох, Леха, помоги встать, что ли…

Из темноты под тентом сначала показались сапоги — сами по себе, печально летевшие подошвами вперед. Потом обнаружились и ноги, причем странно укороченные: то место, из которого они обычно растут, начиналось почти сразу за голенищами. Наконец, рядовой Валетов явился на свет… простите, в ночной полумрак… целиком и полностью. Плавно вознесся над бортом и медленно опустился к ногам своего командира. Руки Простакова отстыковались от подмышек боевого товарища, как опорные фермы от взлетающей космической ракеты, но стартовать Фрол не мог. Попробовал встать «смирно» — тоже не получилось. Поза осталась явно нестроевой и чем-то напоминала боевую стойку известной школы у-шу, подражающую походке утки-мандаринки. Говоря по-русски, Валетов то ли попытался сесть на корточки и не смог, то ли попытался встать и не распрямился. Левой рукой он придерживал ноги в месте их соединения, но правой героически попытался козырнуть. Не донес ладонь до кепки, охнул и схватился примерно за то же место. Примерно — потому что второй рукой он теперь придерживал точку стыка не спереди, а сзади.

— Так что… Разрешите доложить, товарищ лейтенант… — пискнул Фрол. Не договорил и согнулся еще больше. Мудрецкий вздохнул и повернулся к вернувшемуся на бетонку Простакову.

— Кто у нас был старшим в кузове? Докладывайте, младший сержант, что произошло. И запомните: я когда добрый, а когда и беспощадный!

Гулливер снова потер черную полосу на лбу, вздохнул. Посмотрел на лейтенанта и сообразил, что шутки и в самом деле кончились. Или могли кончиться, и совсем не так, как хотелось бы.

— В общем… Не утерпели мы, товарищ лейтенант. Ну, сами подумайте — сколько времени без остановки, потом еще перед воротами торчали… — Леха уловил красный отблеск габаритных огней в глазах Мудрецкого и заторопился: — Пока по асфальту, еще терпели, мы ж понимаем, а как грунтовка, так и… Но мы приказ не нарушали, товарищ лейтенант, мы брезент не откидывали и не смотрели никуда. Я-то по-малому, с краю высунулся, лбом в дугу уперся, а Фролу ну совсем надо было… Свесился он, за подножку на борту уцепился — ну, как сел за нее. А тут «шишига» возьми да подпрыгни! Мне-то ничего, только дугу малость погнул… Ну, я с утра поправлю… А Фрола, рядового Валетова то есть, сначала передом об подножку подняло, а потом задом опустило. Хорошо хоть вовсе не вывалился, правда ведь, товарищ лейтенант?

Мудрецкий подошел к заднему борту, поднял. Уточнил:

— Правая подножка или левая?

— Левая, — простонал Валетов. — Возле правой Леха стоял.

Лейтенант наклонился, принюхался.

— Точно, левая. Так, Простаков — завтра, как дугу выровняешь, не забудь борт помыть. За себя и за того парня, то есть за пострадавшего товарища. Валетов — в машину, отлеживайся до утра, остальным, кто дотерпел, — справа за палатками, пятьдесят метров, ищите по запаху и не провалитесь. К палаткам не подходить, к часовому тем более. Сегодня спим в машине, с утра размещаемся. Вопросы есть?

— Какого хрена посторонние в расположении?! — донеслось откуда-то сбоку. — Почему не разбудили? Что за бардак?!

Мудрецкий выглянул из-за «шишиги» и понял, что вопросы пока были адресованы не ему. Перед вытянувшимся в струнку часовым стоял… Вроде бы человек. В пятнистом комбезе, заправленном в берцы, в лихо приплюснутом красном берете. Верхушка берета маячила примерно на уровне нижнего края крыши «грибка». Часовому, соответственно, возле плеча, даже чуть ниже. «Как раз с Валета ростом», — прикинул привычный к контрастам Юра. Потом ввел поправку на дальность. «Нет, все-таки чуть повыше. Сантиметров на пять». Однако по ширине плеч человек в комбинезоне если и уступал часовому, то немного. Весь силуэт наводил на размышления о сказочных персонажах — вот только неясно, о гномах или троллях, — а также о Горбатом из знаменитого советского сериала, о летающих в воздухе гирях и поднимаемых за одно колесо грузовиках.

— Товарищ старший лейтенант, приезжал дэ-вэ-че, привез нам соседей. Приказал не будить. Дал мне два наряда вне очереди, — честно признался боец.

— За что?

Объяснения часового Мудрецкого не заинтересовали. Значит, это и есть командир из внутренних органов… то есть войск. Надо подойти, познакомиться.

Лейтенанты шагнули навстречу друг другу одновременно, как шпионы при обмене на границе. Сошлись возле бампера, несколько секунд смотрели друг на друга. Юра решил, что гость должен представляться первым, и вскинул руку к кепке:

— Лейтенант Мудрецкий, взвод химзащиты.

— Старший лейтенант Волков, разведка вэ-вэ. — Ладонь шириной с саперную лопату махнула куда-то в сторону берета и тут же протянулась вперед. — Можно просто Саша.

— А я Юра, — вопреки ожиданиям, хруста костей Мудрецкий не почувствовал. Только пальцы онемели — старлей правильно оценивал свои силы и возможности окружающих, а заодно обходился без ненужных соревнований. — А что такое «вэ-вэ»?

— Внутренние войска, — на квадратном от мышц лице удивленно хлопнули глаза. — Не знаешь, что ли?

— Ни разу не слышал, — признался Юра. — Нас учили, что ВВ — это взрывчатые вещества, а насчет ваших войск я не очень. То есть по телевизору видел, в Саратове училище вроде бы у вас… Я там рядом учился.

— Точно, я там учился! — искренне восхитился Саша. — Ты что, сам саратовский? Химдым заканчивал? Тогда мы и встретиться могли, вы к нам на стрельбище ездили.

— Да нет, я из университета, с военной кафедры, — второй раз за нынешнюю ночь объяснил Мудрецкий. — Биолог.

— Тоже нехреново, — согласился Волков. — Как раз напротив нас. Мы еще вокруг ваших корпусов одно время бегали. Видел?

— Было такое.

— Ну, значит, земляки. Тесна земля российская. А сюда каким ветром занесло? Где служишь, не на Кавказе?

— Нет, возле Самары. Отдельный мотострелковый батальон. Прислали на учебу, в связи с международной обстановкой.

— И нас с ней же. А то мало ли, чего еще наши бородатые придумают, а мы по запаху и не узнаем. С гор спустились, а мне приказ читают: был, говорят, у тебя простой разведвзвод, станет химический. Поедешь, отдохнешь в родном Поволжье.

Веришь, нет — неделю уже здесь отдыхаю, а из всей химии только противогаз видел, да и то свой собственный.

— Может, нас ждали? — предположил Юра. — Чтобы сразу вместе учить.

— Может, и вас, — согласился обладатель красного берета. — Слушай, химик, поможешь разобраться, что к чему? А я тебя… Ну вот, хочешь, рукопашке поучу немного? Дело полезное, и на гражданке пригодиться может. По рукам?

— По рукам, только не сильно!

— Да что ж я, не понимаю, что ли! — Хлопок и в самом деле получился аккуратный. Не сильнее, чем отдача у «макарова»… Помочь вам с размещением?

— Пока не надо, — вздохнул Мудрецкий. — Палатки я только завтра получу, а пока в машине заночуем.

— Ну так пошли ко мне, у меня два места в палатке как раз свободны! Чего вам с шофером в кабине корячиться?!

— Да ладно, я уж лучше со своими. — Юра хотел добавить: «а то еще натворят что-нибудь», но вовремя прикусил язык. Не стоило так говорить о своих солдатах, да еще и офицеру из другого ведомства. Нужно дать им шанс показать себя, тогда все сразу станет ясно.

— Н-ну, как хочешь, — в голосе старшего лейтенанта послышались уважительные нотки. — Смотри, наше дело предложить… Только фары погаси, а то часовому засвечиваешь.

— Я лучше машину разверну, а то мои бойцы в темноте ее до утра искать будут. — Мудрецкий потряс головой и зевнул. — Блин, они там что, провалились?

— Не должны, там доски крепкие, — успокоил коллегу Волков. — Да и слышно было бы. Попадание в дерьмо русский солдат отмечает однозначно, автоматически и оповещает товарищей об опасности на достаточно большом расстоянии.

— Это точно, — согласился Юра. — А вот генералы в таких случаях помалкивают. Зато потом как пошлют…

— А ты что, видел генерала в дерьме? — заинтересовался старлей. — И которого именно?

— Даже не одного. Потом как-нибудь расскажу, — пообещал Мудрецкий. — Вон как раз мои возвращаются, детишки покакали и хотят баиньки. Сейчас укладывать пойду.

— Ну, спокойной ночи, земляк. — Волков кивнул, поправил берет и направился к своей палатке.

Пересчитав и разместив личный состав, лейтенант Мудрецкий залез в кабину и попытался устроиться на жестком сиденье с максимальным комфортом. Резинкин уже спал, привычно и нежно обняв руль. Юра дотянулся, выключил фары и какое-то время пытался разглядеть сквозь мокрое стекло караульный «грибок» и часового рядом с ним. По крыше мерно постукивали и шуршали капли дождя. Под это шуршание Мудрецкий и уснул. И снились ему не девушки, не родной дом и даже не подполковник Стойлохряков. Снились ему квадратные бородатые террористы, бегающие вокруг саратовского университета в поисках секретного химического оружия, которое только русский солдат способен обнаружить без всяких приборов. И даже без специальной подготовки.

* * *

Лейтенант Мудрецкий открыл глаза и офонарел. Не то чтобы он засветился — с какой бы радости? — но глаза его стали очень похожи на фары вверенной ему «шишиги». Еще ему очень хотелось орать, вопить и выть, но как раз в районе голосовых связок что-то острое наглухо перекрыло гортань. Оставалось только хрипеть и безуспешно пытаться выпучить глаза еще больше.

За стеклом из утреннего тумана выбежал персональный лейтенантский кошмар. Квадратный, камуфлированный, с автоматом на груди и черными пятнами на морде. Кошмар неторопливой рысцой двигался к замершему в кабине представителю войск химзащиты, а из молочной пелены выдвинулся следующий — не такой огромный, но все равно внушительный. Когда первое видение протопало мимо дверцы, а белесая мгла извергла из своих недр очередную размалеванную харю, воздух со свистом ворвался в легкие Мудрецкого. Глаза скрипнули и вернулись в глазницы.

Юрий посмотрел налево — ефрейтор Резинкин в кабине отсутствовал. На душе стало совсем легко, поскольку некому будет рассказать взводу — а в перспективе и всему батальону! — горестную историю о лейтенанте, испугавшемся спецназовского марш-броска. Или кросса, или что у них там сегодня вместо утренней зарядки. Однако и серьезная же служба ребятам выпала: еще и не рассвело, а они уже бетон уплотняют. Да еще и с краской на роже — а через нее, Бекетов рассказывал, пот не выделяется, и через пару километров все чесаться начинает. Хорошо хоть не в бронежилетах и противогазах бегут, так что, наверное, просто разминка у них такая. Перед серьезными занятиями.

А пятнистые привидения все топали и топали — выходили из тумана и уходили в туман. Последний камуфлированый квадрат оказался гораздо меньше остальных, зато гордо краснел через заоконную серость затянутой в берет макушкой. Подбежав к машине, старлей Волков приветственно вскинул руку, но останавливаться не стал: ему, коротконогому, и так приходилось передвигать ботинки вдвое быстрее, чем остальным. Подкованный грохот постепенно затих где-то за кормой «шишиги».

Мудрецкий посмотрел на часы и негромко помянул маму и папу всех беговых мамонтов специального назначения, а также тот процесс, в результате которого эти мамонты зародились. Блин, десять минут седьмого! И в такую рань разбудить человека, половину ночи чуть ли не с боями пробивавшегося на секретный объект! Давить надо таких будильников…

Лейтенант попробовал устроиться поудобнее и продолжить столь безжалостно прерванное занятие. Не получилось. Кабина за ночь явно уменьшилась в размерах и вдобавок приобрела все свойства гранитного утеса. Сплошные твердые и холодные углы, вдобавок еще и отсыревшие. Никакого уюта. И ноги некуда девать — чуть ли не впервые Юра пожалел о том, что вырос таким длинным. Волков здесь ночевал бы с удобствами… А Валетов — тем более, и надо будет на следующую ночь его сюда загнать… Хотя нет, следующей ночью они все уже будут в палатках спать. На нарах. На мя-а-агких досочках, а поверх них, наверное, еще и матрасики дадут. И подушечки… Кабина сразу стала еще жестче и меньше, в такой точно заснуть не удастся. Кстати, куда делся Резинкин? И вообще, почему солдаты спят, когда подъем всей Российской армии уже пятнадцать минут как случился, а самое главное — проснулся лейтенант Мудрецкий, их главный и непосредственный начальник?!

Прыжок с подножки на бетонку получился совсем не спортивным: затекшие за ночь ноги резко воспротивились таким ударным нагрузкам, и к заднему борту лейтенант не дошел, а дохромал. К тому времени из кузова уже доносилось шевеление, однако эффект внезапности не был окончательно утерян. Из-под опущенного брезента торчала нога в высоком кирзовом ботинке. «Не Простаков, точно. Размер не его», — определил Мудрецкий, прицелился и резко дернул.

В кузове обиженно квакнули, потом нога задрыгалась, пытаясь вернуться на исходную позицию. Сразу не получилось — мешали борт и брезент.

— Кисляк, ты чего елозишь? — грозно пробормотал кузов голосом Простакова. — Еще раз шевельнешься — оторву все, что мешает!

Мудрецкий довольно улыбнулся, проверил горло — нет ли застрявших последствий кошмарного пробуждения — и набрал воздуха побольше:

— Взво-од, подъе-ом, тревога!!! — немного подумал, вздохнул и добавил: — С оружием — к машине!

«Шишига» затряслась в замысловатом танце, приходившемся дальним родственником не то «цыганочке», не то выступлениям звезд ночных клубов. Наконец покачивания и подергивания под уже совершенно непристойное звуковое сопровождение закончились долгожданным стриптизом. Брезент взметнулся на крышу, проворные ладони резкими ударами приласкали призывно торчащие ручки стопоров — и грохнул борт, на долю секунды опережая барабанную дробь посыпавшихся на бетон подкованных рубчатых подошв.

Бойцы химвзвода обалдело пытались рассмотреть что-нибудь в окружившей машину мути. В пределах видимости был только лейтенант, пока что никакой угрозы не представлявший. По какому поводу нужно было выскакивать с автоматами, не мог сообразить никто.

Мудрецкий еще раз вздохнул, осмотрел свое суетящееся воинство и решил не выпускать инициативу из крепких офицерских рук.

— В одну шеренгу… становись! Рав-ня-айсь! Сми-ирно-о! Валетов, была команда «смирно»! Ты что, еще и ухом вчера приложился?!

— Не-ет, товарищ лейтенант, — страдальчески сморщился Фрол. — Мне и того хватило… Вот и не могу я смирно. Не разгибаюсь.

— Сейчас вылечим, — ласково пообещал Мудрецкий. — Ну-ка, Простаков, помоги другу принять строевую стойку!

— Не надо, я лучше сам! — неожиданно обретенной выправке Валетова могли бы позавидовать солдаты Кремлевского полка. Того самого, что ходит строевым перед президентами и делегациями. Впрочем, орлы из почетного караула вряд ли когда-нибудь окажутся в окрестностях поселка Шиханы-2, так что этим утром рядовой Валетов наверняка был самым стройным солдатом в окрестностях.

— Вот видишь, военная медицина творит чудеса. — Лейтенант бдительно оглядел строй и обнаружил недостачу. — А Резинкин где?

— Он же в кабине был! — удивился кто-то.

— Та-ак… Точно к вам не перебрался?

— А куда бы он делся? — прогудел Простаков. — То есть где бы мы его положили? Там и без него поперек лежали, а все равно впритык было.

«Соседи, блин. Спецназ, — тоскливо подумал Юра. — Их шуточки, не иначе. Выкрали водителя из машины, чтобы никто не заметил, и убежали подальше. А потом будут ржать, пока не охрипнут: мол, у химиков хоть командира укради…»

— Значит, не было. Ну, тогда для утренней разминки сейчас будем его искать. Предложения есть? — лейтенант посмотрел на Валетова. Тот вытянулся так, что стал на пару сантиметров выше, но промолчал. Травма заметно сказывалась на его обычно неистощимой смекалке, вызывая серьезные подозрения насчет места расположения у бойца мыслительного аппарата. Юра с трудом подавил в себе биолога, утешаясь тем, что для таких исследований здесь место не слишком подходящее. Да и оборудования под рукой нет. Штык-ножом попробовать, что ли? Ладно, вот обживутся, побывают в местных лабораториях… Не может быть, чтобы здесь никого не вскрывали. Надо будет с коллегами поговорить, может, тоже заинтересуются.

— Разрешите, товарищ лейтенант? — Бас с правого фланга вернул Мудрецкого к скучной действительности. — Может, я покричу для начала?

Мысль была дельной, и Мудрецкий благосклонно кивнул, не прерывая приятных научных размышлений. Это его и подвело. Впомнивший студенческие годы лейтенант не успел последовать примеру своих подчиненных и заткнуть уши.

— Ви-и-те-о-ок!!! — пароходной сиреной взревел Простаков. Туман в ужасе задергался и начал сворачиваться, словно поспешно скатываемый коврик. — Ре-э-э-зи-и-и-на-а-а!!!

Туго свернутый туман с размаху залепил Мудрецкому оба уха. Через эту противную помеху вроде бы донесся слабый отклик — но откуда он пришел, разобрать не удалось. Зато сибиряк расплылся в улыбке и ткнул пальцем куда-то в колышущиеся молочные волны.

— Вон там он, бродяга. Далеконько, однако. Еще разок позвать?

— Давай! — махнул рукой лейтенант и тут же прикрыл ладонями пострадавшие от звукового удара органы слуха. На этот раз все получилось: отчетливо донеслось жалобное «ау!».

— Пошли! — Юрий решительно поправил фуражку, сдвинул козырек почти на брови. — Простаков, остаешься у машины. Часы есть?

— Есть, — удивился тот. — А зачем вам?

— Засекай время, будешь орать каждые пять минут. Назначаю тебя маяком. Остальным идти цепью, друг друга из виду не терять. Если оторветесь и заблудитесь, идти на звук, понятно?

— Так точно! — вразнобой ответил взвод.

— Тогда — цепью, за мной… марш!

Не успела поисковая группа пройти и трех шагов, как со всех сторон налетел рокочущий низкий гул, словно вокруг разом стартовали несколько мощных ракет.

— В долинке мы, однако, товарищ лейтенант, — пояснил из-за спины Простаков. — И не сказать, чтобы в маленькой. А вот леса тут мало, — послышался разочарованный вздох. — Кажись, только с одной стороны.

— Леха, что это было?! — повернулся к другу Валетов. Ростом он стал еще чуть выше — а может быть, это только казалось из-за приподнявшейся над короткой стрижкой кепки.

— Эхо докатилось, — ответил бывший охотник и взглянул на часы. — Я говорю — долинка здесь какая-то. Вы бы шли, товарищ лейтенант, а то там Витек совсем заплутает…

В это время из тумана снова донесся рокот, но на этот раз более четкий, дробный. Постепенно усилился, превратился в дружный перестук — и на бетонке вновь показалась могучая фигура в камуфляже и с автоматом. Протопала мимо химиков, мимо зеленого борта и скрылась из виду за машиной. Соседи возвращались с разминки.

Последним, подбадривая отстающих легкими движениями приклада, бежал старший лейтенант Волков. На этот раз он остановился, чуть склонил голову к плечу, изучая неровную цепочку посторонившихся спасателей, и широко оскалился — в полном соответствии с фамилией.

— Привет, химики! Это не ваш боец там за толчком прячется? Его что, пронесло? Вы глядите, чтобы нам дизель не подарили!

— У нас дизелей нет, — улыбнулся Мудрецкий. — У нас машина на бензине ездит. А кто там сортир караулить взялся?

— Э-эх, ребята, повезло вам. Ни разу с дизентерией не знакомились? Ничего, все впереди, как раз сезон нынче, — подбодрил старлей и сдвинул на затылок свой берет. — Вот тогда точно дорожку протопчете… только лучше в госпиталь. Чем раньше, тем лучше, это я по опыту говорю. Так что посмотрите, чего он у вас далеко не отходит. Вообще, земеля, дикий он у тебя какой-то. — Волков доверительно наклонился к командиру химиков. — Нас увидел — сразу прятаться начал. Мы пробежали — он вообще куда-то скрылся. Обратно бежим — то же самое. У него как, крышу не сносит?

— Вроде бы раньше не было, — удивился Юра. — И вообще надо выяснить, наш ли это боец. Как вы его в таком тумане разглядели-то?

— Ну ты спросил! — довольно ухмыльнулся Волков. — Чтобы разведка бродячего солдата не заметила! Э-эх, Юра, мы бы с тобой не разговаривали, если бы мои бойцы в тумане человека не засекали. А ну как засада, да еще в лесу, в горах? То-то! Естественный отбор — ты у нас, кажись, биолог, должен знать про такие вещи. Все, побежал я, пока мои не расслабились.

Топот удалился и затих, зато там, куда убежали разведчики, послышалось злобное рычание. В ответ ему откуда-то снова откликнулось негромкое «ау!», почему-то завершившееся отчетливым треском.

— Простаков! — обернулся лейтенант. — А ну-ка, иди сюда, Соколиный Глаз! Следы читать не разучился еще?

— Вроде не должен, — степенно отозвался Леха, начиная осматривать вытоптанную траву возле бетонки. — Искать, где мы вчера ходили?

— Соображаешь, — одобрительно кивнул Мудрецкий. — Веди к сортиру, наследник Сусанина.

— Не было у нас таких в роду, — проворчал младший сержант, уверенно ныряя в серую завесу. — Идите, что ли, а то потом все потеряемся. Эк затянуло-то…

Через минуту стало ясно, что следопыт из сибиряка и в самом деле получился отменный. В туманную сырость сначала робко, а затем все мощнее проникал специфический запах. Наконец он достиг такой силы, что и окружающая дымка показалась коричневой с желтыми струями.

— Стоп! — внезапно вскинул руку идущий впереди Простаков. — Он тут только что проходил. Разу по третьему, не меньше.

— Резинкин, ко мне! — Командную жесткость и четкость голос Мудрецкого обрел сам собой, без всякого внутреннего усилия. Бывают ситуации, когда даже самые воспитанные и интеллигентные выпускники университетов забывают о достижениях современного гуманизма и начинают вспоминать давние русские традиции. Например, в области телесных наказаний. Было же время, когда офицер без вмешательства прокуратуры мог всыпать провинившемуся солдату прутьев… или плетей… или хоть в морду дать… а то и в Сибирь… Хотя нет, посылать пешком в Сибирь водителя Резинкина можно было только в сопровождении его здоровенного приятеля. Поскольку даже на каторжном этапе этот моторизованный раздолбай умудрился бы пойти не в том направлении и вместо Байкала вышел бы к Индийскому океану. И никакие общие веревки и парные кандалы ему не помогли бы остаться в коллективе.

— Может, я крикну? — предложил свои услуги обладатель самой могучей глотки химвзвода.

— Отставить, Простаков! Я сейчас с ним сам разберусь. — Лейтенант Мудрецкий начал тихо звереть. — Ефрейтор Резинкин, ко мне!

— Товарищ лейтенант, я здесь! — хриплым шепотом ответил туман.

— Ко мне, я сказал! Бегом!!! — Белесая пелена взвихрилась с громким присвистом, который помешал расслышать дальнейшие приказания. Химики расслышали только самый конец фразы, в котором поминались чья-то мать и различные животные — от раков до козлов.

— Не могу я идти, товарищ лейтенант. — Резинкин то ли вздохнул, то ли всхлипнул. — Я сейчас упаду…

— Тогда падай и ползи! — Мудрецкий был беспощаден.

— Если упаду, тогда и ползти не смогу! — Отчаянный хрип звучал как-то странно.

— Да что там у тебя… — Лейтенант двинулся на голос. Перед ним показалась из тумана серая стена. «Фанерка, — заметил Юрий. — В прошлом году не покрасили, за зиму покоробилась и подгнила кое-где. Это, надо понимать, и есть здешний сортир». Определив по запаху направление, Мудрецкий двинулся ко входу. Конструкция была не то чтобы стандартная, но достаточно распространенная: над обширной ямой на сваренном из труб каркасе располагались фанерные стенки и шиферная крыша. Дешево, прилично, в случае необходимости быстро монтируется, ремонтируется и демонтируется. При должном уходе выдерживает прямое попадание любого необученного духа, заработавшего в полевых условиях неизбежное расстройство не привыкшего к тяготам и лишениям военной пищи желудка.

Двери, разумеется, не было. Остановившись перед прямоугольным проемом, Юра пожалел, что оставил противогаз в машине. Вот куда иностранные делегации водить — особенно наблюдателей от вероятного противника! В целях сокращения вражеского командного состава…

— Резинкин! — каркнул в едкую темноту лейтенант и тут же отвернулся, безуспешно стараясь поймать хоть ничтожную струйку чистого воздуха.

— Я-а… — совсем уже вяло отозвался голос откуда-то справа. Мудрецкий заглянул внутрь и протер заслезившиеся глаза. Посмотрел еще раз, потом достал очки. Улыбнулся, не разжимая губ, и продолжил обход общественного здания.

В одной из секций фанерной обшивки имелся свеженький, только что образовавшийся пролом. Ну, может быть, не сию секунду, но этим утром — наверняка. А еще вероятнее — несколько минут назад, когда до стоящей на бетонке «шишиги» донесся громкий, тогда еще необъяснимый треск. Отверстие в точности повторяло контуры человеческого тела, средней комплекции и среднего роста. Само тело, принадлежащее ефрейтору Резинкину, в настоящий момент располагалось в весьма неустойчивой и неудобной позе.

За проломом не было обычной кабинки с дырой в полу. Да и пол как таковой напрочь отсутствовал. Вместо него из стальной рамы щерились огрызки гнилых досок, а две доски покрепче служили дверью — крест-накрест закрывали опасный отсек от неосторожных посетителей. Правда, такое ограждение было рассчитано только на тех посетителей, которые могли проникнуть в сортир обычным путем. Резинкину, можно сказать, повезло: он зацепился берцами за трубу на краю пролома, а руки успел раскинуть как раз по ширине бывшей кабинки. И теперь лучший водитель отдельного мотострелкового батальона, победитель международного соревнования и специалист по сложным угонам висел над благоухающей многолетними завалами ямой в положении, которое обычно называют «упор лежа».

— Ну и кто тут падать собрался? — с доброй улыбкой спросил подчиненного Мудрецкий. — Ты же у нас чемпион взвода по этому виду спорта. Забыл, как перед корреспондентками стоял?

— Так тут дышать… — прохрипел Резинкин, закашлялся и неловко дернулся. Ботинки отчетливо скрипнули по трубе.

— Да-да, конечно, — кивнул лейтенант. — А тогда перед этим в противогазах бегали, да еще и пели в упоре. Споешь?

Резинкин хотел помотать головой, но вовремя передумал. На склизкой трубе удерживались только крохотные закраинки-рантики подошв, и неловкое движение могло вызвать катастрофу, по сравнению с которой «Титаник»… В общем, тот хотя бы в воде утонул.

— Ну тогда хотя бы расскажи, как ты дошел до жизни такой! — Мудрецкий присел на корточки и с интересом разглядывал белые-белые глаза бойца на багровом лице. — А заодно доложи своему командиру: какого хрена ты нас перед спецназом позоришь? Ладно, молчи и виси. — Лейтенант поднялся и крикнул в туман: — Простаков, Ларев, сюда! В обход толчка! Бегом! Мы его теряем!

Через пять минут спасательная операция была успешно завершена, и Резинкин собственноручно приколачивал на место доски ограждения. На яму под ногами он при этом старался не смотреть. Пролом в стене заделывать было нечем, и следы происшествия были заметны издалека — хорошо хоть не со стороны палаточного лагеря.

— Ничего, товарищ лейтенант, зато дышать легче. — Простаков потянул своим опытным носом и остался доволен результатом. — А то додумались, построили без отдушины. Теперь будет.

— Это точно, — поспешил подтвердить Валетов. — Вентиляция на уровне стандартов. Я учился…

— Знаю, знаю, в архитектурном. — Мудрецкий был настроен не столь оптимистично, как его подчиненные. В конце концов, за поврежденный сортир отвечать придется не Резинкину, а его командиру. — А теперь будешь осваивать смежную профессию мойщика автомобилей. Не забыл еще?

— Так вы же Лехе поручили! — заныл было Фрол, но увидел над плечом лейтенанта кулак, больше похожий на богатырскую дубину Ильи Муромца, и замолчал.

— Значит, помнишь. И сделаешь это быстро-быстро, пока не приехали наши здешние отцы-командиры. Вопросы есть?

* * *

Вопросы были у отцов-командиров. Начальство прибыло достаточно поздно — времени хватило и на исправление последствий ночного происшествия, и на добивание остатков сухого пайка, предусмотрительно прихваченного из родного батальона. И даже — в чем просматривался недавно обретенный командирский талант и опыт лейтенанта Мудрецкого — на приведение внешнего вида в соответствующее торжественному моменту состояние.

Утренний туман давно и бесследно рассеялся, в небе припекало летнее солнышко — пока по утреннему времени, не особенно сильно, но уже вполне однозначно намекая на жаркий денек. С последним взмахом щетки над сияющими ботинками откуда-то донеслось негромкое урчание моторов. Лейтенант достал выклянченный накануне у Евздрихина мощный бинокль и оглядел окрестности.

Как и предсказывал Простаков, учебный лагерь располагался в долинке. Точнее, на одном из ее склонов — отлогом куске степи, где-то на севере утыкающемся в невысокие холмы, поросшие густой щетиной деревьев. У подножия холмов виднелись здания — не то жилой городок, не то какой-то здешний сверхсекретный объект. Над крышами поднималась мрачного вида труба. По дну долины пролегала асфальтовая дорога, сворачивавшая на противоположный склон и терявшаяся за гребнем. «Парадный асфальт», — припомнил Мудрецкий и попытался вычислить тот маршрут, которым его сюда занесли «шишига» и нелегкая военная судьба. Сразу не получилось, зато попутно на полигоне обнаружилось довольно много интересных вещей: танки, некоторые из них вполне могли помнить если не Курскую дугу, то уж точно штурм Берлина… БТРы, выглядевшие так, словно участвовали в испытаниях ядерного оружия — интересно было бы их с радиометром проверить… какие-то окопы, блиндажи, бетонные колпаки… старший лейтенант Волков со своими разведчиками… странная решетчатая конструкция на холме за лагерем, больше всего напоминавшая сложенный в кукиш огромный локатор… три «УАЗа», пылящих по грунтовке совсем рядом…

— Взвод, к машине! В одну шеренгу… — заорал лейтенант, бросая бинокль в кабину и захлопывая дверцу. — Резинкин, автомат не забудь!

Через три минуты небольшой пыльный кортеж остановился возле замерших на обочине бетонки химиков. Скрипнули дверцы, и из головного «УАЗа» неторопливо выбрался невысокий лысенький полковник. Вытащил кепку из-под погона, прикрыл розовое сияние. Оглянулся, кивнул — свита поспешила с высадкой.

— Смир-р-рна! — Мудрецкий взглядом выровнял шеренгу и втянул животы. — Равнень-на-ле… — скрипнул каблуком, впечатал подковы в бетон. За два шага до начальства остановился, бросил ладонь к козырьку. — Товарищ полковник, взвод химзащиты отдельного…

— Вольно! — Начальство явно пребывало в благостном расположении духа. — Во-первых, не взвод, а половина взвода… ну ладно, раз командир здесь, будем считать целым. Нам хватит. Во-вторых, лейтенант, я о вас знаю больше, чем вам хотелось бы. Вы еще не приехали, а меня уже осчастливили новостью, кого мы в гости ждем. В-третьих, машину с бетона убрать — мешает проезду. Да не дергайся, не дергайся, успеешь еще. Ну-ка, пойдем, познакомимся с твоими птицами.

— А… почему птицами, товарищ полковник? — опешил Мудрецкий.

— Потому что они у тебя такие же химики, как курица — птица, — охотно пояснило начальство. — А еще потому, что они у тебя орлы. Такие, которые в лесу живут и вечно что-то долбят. Ничего, через пару месяцев их родная мама не узнает. Сами не взлетят — с ноги запускать будем.

Полковник остановился напротив Валетова, подергал ремень — снаряжение не болталось. Снаряжение было вдавлено в живот до писка в последнем. Бляха не блестела по единственной причине — была покрыта серо-зеленой краской. Штык-нож висел строго на отведенном ему уставом месте — на ладонь от пряжки.

— Это у нас кто? — начальство повернулось к командиру взвода.

— Рядовой Валетов! — доложил лейтенант, с некоторым содроганием пытаясь понять причины любопытства.

— Тот самый? — полковник ухмыльнулся и посмотрел в глаза солдату. — А по виду не скажешь… Это ты, что ли, с обезьяной обнимался?

— Так точно, товарищ полковник! — бодро ответил Фрол. — Только, виноват, скорее она со мной.

— А это уже дело ваше, кто с кем. Мое дело — чтобы ты здесь без нее не скучал. Меня вчера об этом лично генерал Лычко попросил. Так что готовься к экстремальным видам спорта, боец. — Начальство с изяществом и мягкостью танковой башни развернулось к ссыльному взводу. — Я полковник Копец, ваш царь и бог на этой территории, старший начальник вашего учебного цикла. Кто-то хихикнул в адрес моей фамилии? Правильно, никто. Потому что я к вам пришел, и вы это скоро поймете. С этого дня вы узнаете, что такое настоящая служба в героических войсках радиационной, химической и биологической защиты. Для начала вами займется представитель особого отдела майор Сытин. Товарищ майор, подойдите сюда!

От группы офицеров, потихоньку дымивших табачком возле «уазиков», отделился невысокий человек с совершенно обычным лицом. Из запоминающегося на этом лице были, пожалуй, только глаза — добрые, усталые, совершенно не военные. Впрочем, и весь майор в своем камуфляже выглядел как-то странно, словно форма на нем была с чужого плеча. Гораздо проще было представить его в чем-то штатском — в строгом сером костюме, например.

— Вот этот человек разберется, кого из вас можно чему-то обучать, а кого сразу забирать для опытов. — Полковник улыбнулся радостной улыбкой вампира, после месяца голодовки наконец-то увидевшего на ночном кладбище случайного прохожего. — Если после этого в строю останется хотя бы половина, можно будет тратить на вас казенные деньги и наше время. Учить вас будут вон те офицеры, которые разговаривают об охоте и которых я пока что не хочу отвлекать от этого занятия ради вашего курятника. Обратите внимание, товарищи солдаты, на того, что с седыми усами. Это подполковник Васьков, мой заместитель и ваш главный палач. Ему поставлена боевая задача пройти с вами полный курс учебки, а это, как вы знаете, полгода при обычном обучении. У подполковника Васькова есть дополнительный стимул: в отпуск он пойдет только после того, как покончит с вашим образованием. Через месяц в наших местах начинает хорошо ловиться щука, через три, а при такой погоде и раньше, — полетят утки. Оба события ваш наставник не хочет пропустить. Лейтенант, вам все понятно?

— Так точно, — моментально севшим голосом просипел Мудрецкий. — Разрешите вопрос, товарищ полковник?

— Разрешаю, — величаво кивнул Копец.

— По какой специальности будем обучаться?

— Очень хороший вопрос, просто замечательный. — Веселье и благосклонность начальства кончились, зато во взгляде появилось что-то общее с Терминатором. Стоящим в строю бойцам на секунду померещилась возникшая в его зрачках прицельная сетка. — Вначале, обсуждая пожелания генерала Лычко, мы собирались готовить из вас подразделение спецобработки, тем более что на территории нашего полигона, — полковник широко взмахнул рукой, — есть что убирать и обрабатывать… Например, всерьез заняться местностью, на которой проводились учения с применением боевых отравляющих веществ. Я лично поддержал именно это предложение.

«А у меня на химзащите бахил расклеился», — тоскливо подумал Мудрецкий.

«Надо будет клапан в противогазе на место поставить», — проплыло в голове Резинкина.

«Точно, копец к нам подобрался», — Простаков понял, что о тайге и охоте можно забыть. Придется переезжать ближе к городу и докторам.

— Однако у нас с генералом Лычко свои интересы, а у родины свои, — с нескрываемым сожалением продолжил полковник Копец. — Родина считает, что управляться со шлангами можно и обезьяну научить, причем в кратчайшие сроки. Валетов, ты у нас специалист — как думаешь, за сколько дней обезьяна научится танк мыть?

— Если такая, как Люська, — дня за три, товарищ полковник, — бодро отрапортовал Фрол. — А мартышки — они дурные и мелкие, шланг не удержат.

— Вот так, значит — в случае войны мобилизуем твою Люську. А вы как-никак считаетесь взводом химзащиты, для пехоты вообще профессионалы. Так вот, наша любимая родина решила, что сейчас нам нужнее специалисты в области радиационой, химической и биологической — чего?

— Разведки, товарищ полковник, — предположил Мудрецкий, вспоминая ночной разговор с Волковым.

— Точно, — подозрительно покосился Копец. — Правильно мыслишь, лейтенант. Хоть ты и пиджак, а фамилию оправдываешь. С приборами работать — это тебе не в шахматы какие-нибудь играть, тут думать надо. И много чего уметь. Я вам обещаю, товарищи бойцы, что через те немногие месяцы, что вы будете наслаждаться нашим гостеприимством, вы сможете не только правильно обращаться со всей техникой, которую можно вам доверить, но и определять уровень радиации и наличие вредных примесей вообще без всякого оборудования. По виду, запаху и кожному зуду. Проведенные нашими учеными эксперименты, — на этот раз полковник махнул рукой вполне целенаправленно: туда, где Мудрецкий заметил дома с торчащей трубой, — так вот, они доказали, что при длительной тренировке человек начинает воспринимать опасную для себя обстановку лучше любого прибора. Остальное вы узнаете только после беседы с товарищем майором.

Неприметный особист ласково улыбнулся побледневшей шеренге.

— Теперь по организационным вопросам, — полковник достал платочек, приподнял кепку и протер вспотевшее темечко. — Вам будут выданы пропуска, без которых на территории секретного объекта вас могут задержать, а могут и застрелить. Если что-то огорожено забором, а вы туда полезли без разрешения — вас обязательно застрелят, у нас за это премии полагаются. Если на заборе проволока — могут и не стрелять, это не обязательно. То, что не слишком прожаривается, мы обычно отдаем сторожевым собакам, так что ваши семьи сильно сэкономят на похоронах.

Попытка самовольного выхода за территорию объекта вызывает большой интерес майора Сытина и его коллег, они обычно засчитывают ее как дезертирство, но могут и шпионажем назвать — смотря куда вы успеете дойти. Если до внешнего периметра — тогда просто дисбат, если кто-то сумеет перелезть на ту сторону — может смело направляться на северо-восток и спрашивать дорогу до Магадана. Кто-нибудь вам обязательно поможет. С этим все ясно?

— Так точно, — замогильными голосами откликнулся строй.

— Вот и чудненько. — Полковник снова засиял улыбкой. — Тогда сегодня получите палатку, одной вам хватит. Кому не хватит, в машине расположится, заодно имущество посторожит… Кстати, об имуществе! — спохватился добрый Копец. — Лейтенант, вы учебные пособия привезли?

— Нет, — удивился Мудрецкий. — Мне никто не сказал… А какие пособия? У нас в батальоне несколько учебников… Ну, еще приборы и техника, которые по штату, я только по ним занятия и проводил.

— Та-ак, вот тут-то я товарища генерала и обрадую… — Царь и бог обреченных химиков радостно потер руки. — У вашего комбата «УАЗ» химразведки под списание идет, вы с него должны были все ободрать и сюда притащить. Ну ничего, так даже интереснее. Новую машинку мы вам пригнали, вон она, в хвосте колонны.

Юрий посмотрел на указанное транспортное средство, но новой машины не увидел. На новых машинах обычно тенты, не выгоревшие до белизны, крылья не мятые и стекла без трещин. «Я в батальон не вернусь, — подумал он как-то отрешенно. Сегодняшний день явно приблизил его к пониманию тщетности всего земного. — Я здесь останусь. Если не сам буду опыты проводить, пусть на мне проводят. Хоть за науку загнусь, а не Стойлохряков живьем сожрет. Под чай с лимоном». Однако следующие фразы начальства вернули лейтенанту надежду дослужить оставшиеся месяцы на своей должности.

— Я вот тут посмотрел на вас. — Копец кивнул на правый фланг. — Так вот, кажется мне, что не все в «УАЗ» нормально влезут. Особенно в наш, химический. То есть упаковать-то и не таких можно, но приборы жалко. А поскольку для меня сейчас главная задача — обеспечить вам учебный процесс… Лейтенант, у вас в батальоне разведмашины есть? БРДМ?

— Так точно, у нас разведвзвод на них ездит.

— Вот и отлично. Получите новую машину, из парка НЗ. Завтра… нет, уже сегодня к вечеру вам ее тягач притащит, прямо здесь и принимать будете. Расконсервируете сами, своими силами. Водитель у вас опытный? БТР, БРДМ водил?

— Соревнования на международных учениях выиграл, — гордо доложил Мудрецкий.

— Значит, справится, — хмыкнул полковник. — А остальной личный состав поможет. Там работа не столько сложная, сколько трудная и нудная. Я думаю, за пару дней до ума доведете. Бензинчику мы вам плеснем, не пожалеем. Да, а водитель у вас что, только один?

— Один, — удивился Юрий и тут же понял, в какой переплет угодил. Обратно гнать уже две машины — это еще ладно, он и сам «шишигу» поведет. А вот разделить взвод на три отделения придется, и в каждом должен быть свой водитель… Вроде бы кто-то еще за рулем сидеть умеет, но никогда же, блин, не требовались!

Не дай бог, сейчас машину не дадут — это же верная смерть! Верная, медленная и мучительная, способ комбат подберет. Ладно, где наша не пропадала? Вот в Шиханах еще не пропадала, пришел черед.

— Если нужно, товарищ полковник, еще подготовим, кандидаты есть.

— Прекрасно, прекрасно, двоих вам хватит. Вторую машину мы вам дать не можем, будете на одной учить. В свободное от основных занятий время, пара часов в день у вас иногда найдется. Теперь, значит, насчет учебных пособий… — Копец снова снял кепку, на этот раз чтобы задумчиво пригладить то место, которое она закрывала. — Лишних у нас нет, один комплект мы уже вашим соседям выделили, им нужнее. Вот что сделаем, лейтенант: позвоню-ка я в Саратов, там в училище этого добра — девать некуда. Самое новое не дадут, но вам и не обязательно. Все равно в пехоте приборы — старье, кто бы им что другое доверил? Так что закончите с техникой — обратитесь к подполковнику Васькову, он вам устроит командировку в Саратов. На своей машине и привезете. Понятно? Еще вопросы есть?

— Есть, товарищ полковник. — Мудрецкий не мог поверить своему счастью, но мечтать о поездке домой он будет потом. В палатке и с приятной тяжестью в желудке. — Как насчет питания и бани?

— Молодцом, службу помнишь… Насчет питания у нас было два варианта. Первый — пригнать вам с соседями на двоих полевую кухню и завозить харчи по норме. Второй — три раза в день гонять машину в столовую и возить оттуда в термосах. Мы тут подумали, и я решил, что для начала будет второй вариант, а потом, когда мы вас во-он туда перегоним, — полковник показал на зеленую полоску далекого леса, — выделим кухню, там с дровишками получше. А баню… Баню мы вам устроим. Нашу, химическую баню. Без парной, но зато с душем. И даже не один раз, это я точно обещаю. Что я еще забыл? Ага, с особистом побеседуете — сразу же через Васькова готовьте график нарядов. Все как обычно — через два дня на третий. Отделения у тебя маленькие получатся, так что один боец у тебя дневальным останется, одного будешь на кухню давать и одного — в караул. Вместе с представителями наших доблестных внутренних войск. У вас с ними, как я понял, контакт уже налажен?

— Пока только с командиром познакомились, — признался Юра.

— Ну, это главное, а у личного состава еще все впереди. Вы тут надолго. Правда, их могут и пораньше забрать, но времени познакомиться вам хватит. Так вот, я сейчас как раз к ним, а вас, лейтенант, я попрошу остаться. С вами сейчас будет говорить майор Сытин. Надеюсь, после этого еще увидимся.

* * *

Майор с добрыми глазами, изрядно уставшими от созерцания нынешнего армейского беспорядка, оглядел окрестности «шишиги». Не найдя поблизости подходящего кабинета, попросту присел на ближайший палаточный фундамент, непринужденным жестом великого фокусника достал откуда-то обычную офицерскую полевую сумку и вынул из нее самую обычную тетрадку. Девяносто шесть листов, в клеточку, без всяких рисунков на обложке. Щелчком пальцев особист вызвал из небытия шариковую ручку, посмотрел на остолбеневших солдат и грустно спросил:

— Ну, у кого-нибудь будут вопросы?

Через три минуты напряженного молчания Мудрецкий, как и положено командиру, решил показать пример своим бойцам.

— Простите, товарищ майор, но я думал… — добрые усталые глаза заставили Юрия запнуться, пробормотать что-то и замолчать.

— Это хорошо, что вы думаете, товарищ лейтенант. Я даже знаю, о чем. О том, что это у меня, представителя особого отдела, должны быть к вам вопросы. Кто, откуда, какую партию поддерживал на прошлых выборах, почем родину продаст… Список можно продолжать. Можно, но не нужно. То, что нам требуется о вас знать, мы и так знаем. Сразу скажу — никаких претензий к вашим орлам у меня нет. Можно, конечно, к каждому по мелочи придраться, но этак мы должны всю армию под следствие пустить. А кто ее при этом охранять будет, вы не подумали? Вот то-то. Так что мы сейчас предпочитаем спрашивать наших… э-э-э… подопечных. Вот, например, рядовой Валетов — разве он не хочет узнать о себе что-нибудь новое и интересное? Смелее, товарищ Валетов, смелее!

— Я… ну-у… — Краем глаза Фрол заметил, как незаметно отодвигаются от него боевые товарищи. В строю ведь стоят, никто и сапогом не двинет, а как-то незаметно удаляются, удаляются… Это было и странно, и обидно, а обиженный Валетов становился способен на мелкие чудеса. Вот и сейчас он сделал то, что никогда бы себе не позволил в трезвом уме и здравой памяти. Вздохнул и спросил: — Товарищ майор, а почем бы я родину продал?

— Дорого, Фрол Петрович, дорого! — по-отечески улыбнулся майор. — Настолько дорого, что вам никто и не предложит. Поэтому мы и можем позволить вам узнать некоторую часть секретной информации. Небольшую, сразу замечу: как раз такой стоимости, чтобы покупатели ваши согласились дать раза в три меньше, чем вам хотелось бы.

— Это как? — опешил Валет. — Это что, меня кинуть собираются, что ли?! Да я их за это!..

— Вот-вот, — кивнул особист. — То, что вы можете узнать, либо уже кто-то продал и поэтому сейчас никто не покупает, либо стоит столько… В общем, вам будет выгоднее сразу к нам обратиться. Продать, так сказать, своего покупателя.

— Это что же, он стучать будет? — угрожающе проворчал Простаков и начал высматривать приятеля, скрывшегося где-то на противоположном фланге. — Это что, он и нас продаст?

— Конечно же, нет, товарищ младший сержант. — Майор Сытин укоризненно посмотрел на сибирского Гулливера. — Как вы могли подумать такое о своем друге! Стыдитесь! К тому же, знаете ли, у нас сейчас стучат только радисты. Ключом. И то, знаете ли, все реже — автоматика, электроника, то да се… Можете быть уверены: никто из тех, кто сейчас стоит с вами в одном строю, с нашим отделом не сотрудничает. К нашему сожалению, конечно, но уж чего нет, того нет. Или, может быть, вы хотите?

— Никак нет, товарищ майор! — испуганно откликнулся Простаков.

— Жаль, жаль… Вот видите, вы не хотите, а почему же кто-то другой за вас должен эту работу делать? У нас, между прочим, все как во всей армии: если можно ничего не делать — значит, именно этим и займутся. Ну а насчет нашей осведомленности, которая вас так удивляет, так за нее нам родина деньги как раз и платит. За то, чтобы мы знали, какую машину угнал ефрейтор Резинкин и какая гражданка пишет письма младшему сержанту Простакову, например.

— Не угонял я ничего! — взвился только что названный ефрейтор, но под внимательным грустным взглядом особиста как-то съежился, ростом почти сравнялся с Валетовым и попробовал было спрятаться за спины товарищей, но не получилось — взвод стоял в одну шеренгу. Резинкин смущенно пробормотал: — Ну, было разок, но ведь по приказу же…

— А в отпуске — по заказу, — кивнул особист. — Кстати, должен вас похвалить за смелость и находчивость при выполнении этого заказа. Честно говоря, не у каждого моего подчиненного такое получилось бы. Может быть, вы… Ну хорошо, хорошо, как-нибудь попозже я с вами еще поговорю. Не бойтесь, мы, собственно, к милиции и прокуратуре имеем несколько отдельное отношение. Давнее и свое. Так что никто вас передавать в руки правосудия не собирается, по крайней мере сейчас. Пусть наши органы сами учатся работать как положено… Ну, с кем еще поговорим? Вот вы, рядовой Бабочкин, хотите о себе что-нибудь новое узнать?

— Не хочу! — стоявший рядом с Валетовым бывший конюх вздрогнул. — А что там нового?

— Правильно, для вас — ничего. Для нас тоже, и это не может не радовать, товарищи. В целом ваше подразделение можно считать вполне надежным, я бы даже сказал — благонадежным, насколько это вообще возможно на сегодняшний день. Поэтому сейчас вы будете подходить справа по одному и получать свои пропуска, расписываться и мирно вставать обратно в строй. Кто там у нас первый? Вы, товарищ Простаков?

— Я!

— Головка от… Подходите, товарищ младший сержант, получите и распишитесь.

Леха неуверенно шагнул вперед. В тот же миг тетрадка в руках особиста сменилась пухлой папкой, затянутой в красный виниловый кожзаменитель. Мелькнул несколько повытершийся, а некогда тисненный золотом герб СССР. Выше и левее его красовалась новенькая наклейка с цветным двуглавым орлом.

— Вот здесь, пожалуйста. — Майор ткнул ручкой в распахнувшиеся недра папки. — Хорошо, даже отлично, а это вам.

Простаков удивленно разглядывал зеленый квадратик запаянной в пластик бумаги, неведомо как оказавшийся прямо в его огромной ладони. С квадратика столь же изумленно взирало лицо солдата, честно отслужившего свой первый год. Отнюдь не та допризывная карточка, которую военкомат подклеивал во все документы, и уж совсем не одна из тех редких фотографий, которые Леха бережно хранил для своего дембельского альбома.

— Это где вы меня успели?..

— Где положено, — уклонился от прямого ответа представитель самой осведомленной структуры в армии. — Следующий, пожалуйста!

Следующий, Ларев, получил такую же зеленую карточку, а вот Резинкину досталась желтая. Багорин и Заморин удивленно разглядывали свои розоватые, а когда очередь дошла до Валетова, на свет появилась и вовсе красная.

— И что мне теперь, обратно ехать? — проныл Фрол. — Товарищ майор, а что это все значит?

— В вашем случае именно то, что вы слишком любите задавать такие вопросы, — устало улыбнулся Сытин. — Поэтому для всех будет лучше, если вы так и не узнаете ответов. Теперь вам, товарищ лейтенант. — Особист продемонстрировал красную книжечку.

— Я что, тоже… ненадежный? — поинтересовался Мудрецкий.

— Нет, что вы! — Майор ободряюще улыбнулся. — Вы же здесь, не так ли? Были бы ненадежны — мы бы сейчас разговаривали в другом месте. Это просто офицерский пропуск, здесь система другая. Вот, например, видите штампики с цифрами? Ваш допуск третий, то есть включая секретные объекты. Вот совершенно секретные для вас, увы, закрыты. Если захотите продолжить службу у нас — тогда дело другое. Подумайте, кстати, о такой возможности. Коллеги о вас достаточно лестно отзываются, да и специализация у вас вполне подходящая. Подумайте, Юрий Борисович, подумайте, у нас научная часть сейчас понемногу поднимается, перспективы есть… Так, на сегодня наши беседы, как мне кажется, закончены. До свидания, товарищи, еще увидимся!

После этих слов взвод замер. Все ожидали или плавного исчезновения особиста в колышущемся мареве, или мгновенного — с блеском, треском и запахом серы. Не произошло ни того, ни другого: майор Сытин захлопнул красную папку, аккуратно уложил ее в полевую сумку и неторопливо направился к «уазикам». То ли бетон перегрелся и дрожало возле него марево, то ли мозги у химиков перекосило в одну сторону, но всем показалось, что блестящие черные сапоги майора совершенно не касаются дороги.