Муж Святой Героини

Сергей Элгрин, 2023

Пророчеством предсказано, что Святая Дева, избранная богами, победит Тёмного Владыку.Однако ни Владыка, ни его приближённые вовсе не желают такого исхода. Но как им спастись от Святой, если она неуничтожима: пока Пророчество не исполнится – Святая не может умереть!Одному из тёмных магов удалось найти способ – если не победить, то хотя бы выиграть время. Сражаясь со Святой, он смог лишить её памяти.Однако и сама Святая успела нанести ответный удар: запечатала его магию!И вот к концу боя Святая ничего не помнит о себе, а тёмный маг лишился магии. Чтобы не дать Святой случайно вернуть себе память или попасть к союзникам, тёмный маг в спешке сообщает ей, что он её муж, они – обычные люди, семейная пара. Святая верит ему – ведь он искусный манипулятор и отличный актёр.С этого начинается их совместная жизнь, а миссия тёмного мага переходит на новый уровень сложности.

Пролог. Святой целитель

День был ясным, солнечным, лучи щедро били в окно. Маленький Анлуинн стоял перед подоконником, на котором находились горшки с цветами.

Один цветок выглядел совсем жалким, чахлый и скрюченный, посеревший, жизни в нём практически не оставалось. Можно смело утверждать, что завтра-послезавтра он погибнет.

Несколько дней Анлуинн наблюдал за постепенным увяданием растения, и сегодня у мальчика вдруг возникло желание помочь цветку.

Он не знал точно, получится ли у него — как и во всех предыдущих подобных случаях, он мог полагаться лишь на веру. Веру в свои собственные силы, веру в себя, веру в то, что мир слушается его и подчиняется ему. Всё вокруг становится таким, как он захочет — стоит лишь пожелать и применить свою волю.

Множество успешных попыток в прошлом — тому доказательство. Они укрепили веру Анлуинна. Поэтому теперь, приступая к очередному такому же действу, он не ощущал сомнений.

Анлуинн направил ладони на скрюченный, буквально демонстрирующий всем своим видом что такое «болезнь» и «умирание», стебель растения, успокоил свой дух, сосредоточился, и перешёл в некое торжественное состояние.

Настала Великая Тишина. Не было никаких звуков, не было движений, весь мир замер и как бы перестал дышать. Снаружи за окном замерли осенние деревья, перестали шуршать золотистой листвой. Перестал дуть ветер. Прекратила жужжать последняя в этом году, одинокая муха, что кружилась над подоконником. Ничто не дышало, сама материя затаила дыхание и замерла.

Анлуинн перенёс всё своё внимание на внутреннюю сторону ладоней, сконцентрировался на ощущениях — появилось покалывание, лёгкие электрические разряды заплясали по рукам. Дыхание Анлуинна стало очень, очень, очень, очень мееееееедленным и доооооооолгим, как будто исчезло вовсе. Всё стало вязким, воздух вокруг вязкий, солнечный свет вязкий, облака увязли в синем небе и замерли, время, сам мир — всё вязкое. Вязкое, густое, тихое, и переставшее дышать.

Глаза сами собой прикрылись, оставляя лишь маленькую щель между веками. Запульсировало во лбу — в месте над переносицей, между бровей. Лицо стало горячим, жар охватил лоб.

Мир, сцена, которую видел сейчас перед собой Анлуинн, стала меняться. Вокруг цветка вдруг появилось нечто вроде слабого кокона, состоявшего то ли из пара, то ли из еле видимого света. Внутри стебля растения стали заметны какие-то нити, жилы, протянутые от корневища в земле к ветвям и каждому листочку. По жилам пробегали слабые световые вспышки, двигающиеся, как челнок ткацкого станка: туда-сюда, туда-сюда — вверх-вниз, вверх-вниз, от корня к листьям, от листьев к корню. Можно было сравнить это с дыханием: вдох-выдох, или с биением сердца: ту-дум, ту-дум. Каждый раз, когда световой импульс достигал каждого листочка, лист вспыхивал ярко, и звучал неслышимый звук — похожий на звон разбивающегося стекла. Световой импульс достигает листочка — птыщщщ! — звенит разбитое стекло. Но его не слышно, этот звук невозможно воспринять ушами, какой-то другой, не физический орган, воспринимает его.

Анлуинн продолжал концентрироваться на ощущениях в своих ладонях и в какой-то момент почувствовал, что и его ладони окружает такой же пар, дымка, что окружала цветок. Только цветок окружала дымка, имеющая желтовато-зелёный цвет, а ладони Анлуинна были покрыты чем-то красным или оранжевым. Малыш почувствовал, как дымка от его ладоней стала расширяться, протягиваясь к цветку, и соприкоснулась с дымкой растения.

И в тот момент, когда это касание случилось, Анлуинн ясно ощутил, что теперь и сама его мысль, его сознание, способны коснуться дымки цветка, могут проникнуть в неё, и могут повелевать ею. Он может отдавать приказы…

Самым забавным в такой практике было, когда он отдавал приказы вОронам. Птицы слушались его беспрекословно. Первое время, конечно, лишь один из десяти его приказов доходил до них, да и исполнялись они как попало, но со временем, с тренировками, он получил полную власть над чёрными пернатыми тварями. Он мысленно велел воронам прилететь — и они прилетали к его дому, он велел им улететь — и они улетали.

Он приказывал одинокому ворону на дереве начать каркать — и тот каркал. Велел каркать конкретное число раз — и тот так и поступал. Анлуинн приказывал ему замолчать — и тот затихал.

Однажды Анлуинну явился сам король всех воронов на здешних землях — это был большой, по размерам подобный собаке-дворняге, ворон, с внушительным толстым клювом. Глаза его были умные, мудрые, над глазами нависали толстые седые брови, а оперение было скорее сизым, чем чёрным. Анлуинн мысленно велел птице подойти — и ворон послушно побрёл к нему. Анлуинн протянул руку и погладил короля воронов, и тот смирно стоял на месте и не противился, позволив Анлуинну делать всё, что он пожелает.

Анлуинн со временем понял, что может повелевать и облаками — призывать их на совершенно безоблачное небо, усиливать их «кучность» когда их мало, или разгонять. Закрывать ими солнце и луну — или, наоборот, убирать их с лиц светил.

Далёкие звёзды слушались Анлуинна. Когда он приказывал некоторым мерцать чаще, ярче или поблекнуть — они подчинялись.

Когда он хотел призвать дождь — в девяти из десяти случаев дождь вскоре приходил. Когда он хотел остановить или ослабить дождь — и это желание исполнялось.

Анлуинн также мог повелевать рыбами, змеями и ящерицами.

А однажды он услышал от взрослых байки о том, что в водоёмах водятся духи — короли водоёмов. У каждого водоёма, даже небольшого пруда, колодца или лужи — есть свой дух-король.

Анлуинн пришёл к деревенскому пруду и бросил в воду щепоть зерна и горсть мелких монет. Он мысленно сообщил духу водоёма, что это подарок. И с тех пор Анлуинн твёрдо уверился в том, что теперь он стал другом всем духам всех водоёмов в мире. Ни один водоём никогда не будет для него опасным, не будет представлять никакой угрозы. Анлуинн никогда не утонет в воде, никогда не понесёт никакого урона от воды. Даже если он начнёт купаться в ледяной проруби зимой — холодная вода не вызовет никаких проблем со здоровьем.

Однажды Анлуинн пришёл к пруду, вошёл в воду по щиколотку, и приказным тоном — на этот раз не мысленно, а вслух — велел духу воды преподнести ему какой-нибудь дар. После этого малыш закрыл глаза и несколько секунд простоял в тишине и молчании. Открыв глаза, он присел на корточки и опустил руки в воду, наугад зачерпнув что-то на дне. Когда осмотрел добычу, оказалось, что в ладони лежала красивая ракушка и гладкая, отполированная за долгое время течением, стекляшка, похожая на драгоценный камень. Разумеется, Анлуинн ни на мгновение не сомневался, что это был дар духа воды.

…Анлуинн правил миром, управлял природой. Не может быть никаких сомнений в том, что и сейчас его воля исполнится. Соприкоснувшись сознанием с дымкой цветка, Анлуинн пожелал, повелел, потребовал:

— Пожалуйста, цветок, исцелись! Цветочек, пожалуйста, живи! Я люблю тебя — так что, пожалуйста, живи! Я хочу, чтобы ты жил!!

…и цветок начал оживать.

В комнату вошла мама.

— Анлуинн, малыш, не хочешь прогуляться? — спросила она. — Я как раз собиралась идти к мельнице. По пути можем зайти в библиотеку.

Высокая, с красивым лицом, ласковым взглядом, большими ясными глазами и с всегдашней теплотой в голосе. Подол её красноватого платья поднимался от пола вверх и маленькому Анлуинну казался очень-очень дооооолгим, очень длинным. Взгляд долго поднимался вверх по подолу, наконец, через некоторое время добирался до пояса, затем поднимался выше, ещё выше, и в самом-самом конце в итоге взбирался на вершину — вершину горы? вершину мира? — где встречался с маминым лицом.

Конечно, все взрослые были высокими, и мама не отличалась от них. Но Анлуинну из-за длинных подолов её платьев и сарафанов мама казалась какой-то очень длинной, вытянутой — бесконечно? — вверх.

— Мам, смотри, — довольный Анлуинн показал на цветок.

Тот был совершенно здоров. Он ярко зеленел, его сутулая фигурка выпрямилась, скрюченные листочки расправились, чахлый сухой бутон отвалился, но рядом набухли три почки новых бутонов. Цветок выглядел совершенно здоровым и полным жизни, он буквально излучал жизнерадостность! Даже муха, кружившая рядом, жужжала веселее прежнего.

Глаза у мамы удивлённо расширились, и у неё вырвался поражённый вздох.

— Ах! — ноги её слегка подкосились, и мама пошатнулась.

— Это ты сделал? — спросила она.

— Конечно, — довольно улыбался Анлуинн. — Я вылечил его. Я направил на него руки, послал в него тепло и доброту, и велел ему исцелиться — и он исцелился.

— Малыш! — восторженно вздохнула мама.

Она поспешно двинулась вперёд, то ли к Анлуинну, то ли к цветку. Недоверчиво и удивлённо осмотрела растение, а потом присела на корточки возле сына и обняла его.

— Какой ты у меня молодец! Великий целитель!

Мама звучно чмокнула Анлуинна в лоб.

— Не перестаю поражаться тебе! За что боги послали мне такого гениального ребёнка?!

Анлуинн продолжал довольно улыбаться, пока мама восторженно щебетала над ним, осыпая похвалой и комплиментами и гладила по голове.

Вечером, после ужина (был густой наваристый овощной суп и мясной пирог вприкуску вместо хлеба, а на десерт сладкие пирожки с начинкой из варенья и ароматный чай на листьях садовых ягод), когда мама села вышивать, попутно беседуя с бабушкой, папа пил какой-то отвар и читал книгу у себя в кабинете, а Анлуинн был предоставлен самому себе, в дверь дома постучали. Бабушка, из-за хромоты подволакивая ногу на ходу, пошла открывать.

В дом ввалилась целая толпа. Это всё были соседи, жители их посёлка Maelera Elkom. Вместе с ними в дом вплыл холодный вечерний воздух и запах прелой палой листвы.

Анлуинн сразу догадался в чём дело, когда увидел в первых рядах болезненного вида немолодого мужчину, живущего в одном из соседних домов. Кажется, его звали «дядя Гартэн»?

— Что у вас? — спросила бабушка, с удивлением оглядывая стоящую на пороге толпу.

Вперёд вышла тучная немолодая женщина.

— Гартэну моему совсем плохо. На мельнице на днях спину надорвал, теперь его скручивает так, что по ночам даже спать не может.

Она жалобно смотрела на бабушку, потом, заметив стоявшего неподалёку Анлуинна, устремила свой взор на него. Молящий, просящий, благоговейный взор.

— Милое дитя! — воскликнула полная женщина и, промчавшись мимо бабушки, опустилась на колени, оказавшись теперь с Анлуинном наравне. — Помоги, прошу! Пожалуйста! Помоги!

Женщина схватила Анлуинна за руку, зажала его маленькую ладошку в своих крупных жирных ладонях, отчаянно сжала и затрясла, будто держала какой-то святой амулет, которому молилась.

Появились мама и отец. Они с некоторым удивлением глядели на всё происходящее.

Анлуинн перевёл взгляд на маму. Похоже она поняла по его глазам, что он хочет помочь этому бедолаге — Гартэну. В его взгляде мама увидела ту эмоцию, которую Анлуинн показывал каждый раз, когда объявлял домашним о том, что собирается применить магию. Эта эмоция — гордость. Профессиональное тщеславие. Желание показать на что он способен, проявить себя перед окружающими.

Мама улыбнулась и кивнула ему.

— Попробуй, малыш, — сказала она. — Помоги дяде Гартэну.

— Правда? — воскликнула полная женщина, взглянув на маму. — Вы поможете?

— Он поможет, — мама указала на Анлуинна. — Кто «мы»-то? Тут только он умеет лечить.

— Попробуешь, Анлуинн? — подала голос бабушка, оставив толпу на пороге и обернувшись к нему.

— Попробую, — сказал Анлуинн. Он говорил сдержанно, но на самом деле внутри его распирало от гордости.

Поддерживаемый полной женщиной, кряхтящий на каждом шагу и еле передвигающийся дядя Гартэн, был препровождён в отдельную комнату. Это была спальня родителей.

Дядю Гартэна уложили на кровать. Вслед за ним в комнату вошёл Анлуинн, члены его семьи, а затем подтянулась и вся толпа. Люди остались за пределами комнаты, стояли у дверного проёма, и удивлённо и с интересом таращились на то, что будет происходить внутри. Родители и бабушка тоже отошли к двери, туда же они оттеснили и полную женщину.

Гартэну прежде помогли оголить спину и поясницу, и теперь он лежал на животе на кровати, стонал от боли, и ожидал начала лечения.

Анлуинн потёр ладони друг о друга, пока те не стали очень горячими, замедлил дыхание, расслабился. Мир стал вязким, весь мир перестал дышать, вокруг ладоней забегал электрический ток, слегка покалывающий кончики пальцев и внутреннюю сторону ладоней. Полуприкрытые глаза Анлуинна стали видеть дымку, клубящуюся вокруг его ладоней, а место на лбу, чуть выше пространства между бровей, запульсировало и стало тяжёлым.

Анлуинн поднёс ладони к пояснице Гартэна, замедлил дыхание ещё больше, точка на лбу стала пульсировать интенсивней — в этот момент Анлуинн начал видеть дымку вокруг тела Гартэна. Клубы дымки вокруг больной поясницы извивались и плыли по воздуху. Анлуинн соприкоснулся с этой дымкой своей собственной, дымкой от своих ладоней, и в то же мгновение начал чувствовать и Понимать дымку Гартэна. Продолжая исследовать её — интуитивно Постигать — Анлуинн постепенно начал видеть отдельные составные этой дымки. Среди прочего, он заметил тёмные, мутные, явно свидетельствующие о болезни, пряди дымки, извивающиеся над поясницей Гартэна.

Анлуинн направил свои ладони к этим прядям и принялся вытягивать их из спины и из общего кокона, дымки, окружавшей тело Гартэна. Когда Анлуинн принялся за пряди, Гартэн несколько раз болезненно охнул и дёрнулся.

— Терпите, — услышал Анлуинн раздавшийся где-то вдалеке, практически в другом мире, голос матери. — Не мешайте ему делать свою работу.

— Потерплю… потерплю… — простонал, явно испытывая чудовищную боль, Гартэн. По его голосу казалось, что мужчина на грани слёз.

Тёмные пряди дымки продолжали вытягиваться из спины и светового кокона Гартэна, скапливаясь в ладонях Анлуинна, закручиваясь вокруг них, как нити вокруг катушки.

Когда все, или почти все, пряди были вытянуты, другая сила, светлая и исцеляющая, потекла от ладоней Анлуинна в поясницу Гартэна, заполняя пустоты, оставленные в коконе вытянутыми тёмными прядями. Исцеляющая сила Анлуинна смешалась с дымкой Гартэна, растеклась по ней, распределилась равномерно вокруг всей поясницы, будто намазанная целебная мазь. Дядя Гартэн облегчённо вздохнул.

Большую часть этого процесса он делал неосознанно, Анлуинн не контролировал всё до мельчайших деталей. Он и не знал, как всё это делается и должно делаться. Он просто интуитивно чувствовал, что должен делать так или эдак. Некий инстинкт вёл его, энергетика тела работала сама, он лишь позволял ей это делать.

Он ещё мало — да почти ничего! — не знал о своих способностях и умениях, он никогда не изучал ничего на эту тему, да и негде было. Он знал лишь, что всё это, его талант, его способность — называется «Магия». Draiokh. И сам он — Маг, «Draigon». А эта жизненная сила, дымка, с которой он взаимодействует, называется «Beathar Esswarta».

«Операция» закончилась. Анлуинн вновь начал дышать нормально, мир вернулся в норму, все вокруг ожили, материя вокруг задышала. Анлуинн отошёл к дальнему углу, повернулся к нему, а затем стряхнул тёмную больную дымку со своих ладоней. Он тщательно-тщательно потряс ладонями, освобождая их от самых малейших остатков тёмной дымки.

— Вот и всё, — с улыбкой сказал Анлуинн, повернувшись к изумлённой толпе, стоявшей в дверях.

— Гартэнушка, ты как? — спросила полная женщина.

— Ох! — прокряхтел Гартэн и поднялся.

На его лице можно было видеть потрясение.

Он легко, без чьей-либо помощи, принял сидячее положение, удивлённо уставился в пространство. Было видно, он прислушивается к ощущениям в теле, ожидает, не появится ли вдруг очередная вспышка боли.

Мгновение, ещё одно, ещё — но боль не приходила. Гартэн полностью избавился от тех ощущений, что мучили его последние дни!

— Ох! — вновь воскликнул Гартэн. Он покачал туловищем влево-вправо, покрутился.

С ещё большим удивлением на лице, он легко встал с кровати, бодрый и подвижный.

Он перевёл изумлённый взгляд на Анлуинна. Полная женщина, видевшая, что вытворяет Гартэн, тоже уставилась на мальчика. Через мгновение и все остальные в удивлении уставились на Анлуинна. Где-то в толпе послышались вздохи.

— Спасибо тебе! — воскликнул Гартэн.

Глаза его заслезились, он упал перед Анлуинном на колени, схватил его руки, поднёс к своим губам и, продолжая плакать, принялся неистово целовать ладони мальчика, а потом склонил голову и прикоснулся к его ладоням лбом. Всё это напоминало сцену, будто верующий преклоняется перед священником.

В толпе снова раздались вздохи.

Полная женщина тоже выступила вперёд, упала на колени, сложила руки в молельном жесте, и в благоговении уставилась на Анлуинна.

— Святое дитя! — воскликнула она. — Святое дитя!

Люди в толпе стали постепенно опускаться вниз — кто на одно колено, кто на оба. Все заголосили благоговейно:

— Святое дитя!

— Святой малыш!

— Дитё, посланное нам богами!

— Святой целитель!

— Юный целитель! Юный маг!

— Старая душа! Старая душа, воплотившаяся среди нас, жалких насекомых!

Глаза у мамы тоже заслезились, она с довольной улыбкой и восхищением наблюдала за Анлуинном, как и бабушка. Обе женщины поспешили к нему, опустились возле него на колени и принялись обнимать его, гладить по голове, благоговейно причитать вместе со всеми.

Отец вёл себя чуть сдержанней, но его лицо тоже озаряла довольная улыбка. Он присел возле Анлуинна и с гордостью заговорил:

— Ты великий маг, сынок! Великий маг! Тебя ждёт великое будущее!

— Старая душа! — голосили в толпе.

— Великий святой целитель воплотился среди нас, в нашей деревне!

— Как вам повезло, Маэлеры, получить такого сына!

— Как нам всем повезло — жить с таким целителем в одном посёлке!

— Спасибо тебе, спасибо тебе, святой целитель! — бубнил, продолжая обливаться слезами, Гартэн.

— Святое дитя! Ох, святое дитя! — восклицала полная женщина.

Анлуинн чувствовал себя превосходно. Все эти люди кланялись ему, почитали его, преклонялись перед ним, восхваляли его, возвышали его.

Так всё и должно быть. Он — старая душа. Святой целитель. Если верить тому, что они говорят.

А разве есть какие-то причины не верить?

Он родился особенным человеком — магом. Он родился с особенным талантом. Он лучше большинства — а может и вообще всех — людей в мире.

Радуйтесь, будьте счастливы лишь от того, что он живёт среди вас, что он соизволил обратить на вас внимание, что он милостиво позволяет вам находиться рядом с ним. Прислуживать ему, восхвалять его, почитать его.

Всё так и устроено, и никак иначе быть не может.