Мой Демон

Михаил Болле

Не всегда письма от незнакомцев, пришедшие по электронной почте, оказываются спамом. Посланники провидения знают все необходимые адреса… Когда три молодых актера согласились сыграть в спектакле, посвященном последним дням жизни Пушкина, они не знали, сколь дьявольский пасьянс разложил режиссер. Возможно, погружения в пушкинские времена помогут героям в игре с Тенью поэта или, быть может, самого Демона…

Глава 1

Санкт-Петербург, Остров Декабристов, 2004-й год

Тихий январский день был щедро украшен медленно падающим пушистым снегом. Нерадивый дворник лениво скреб лопатой тротуар, неподалеку от входа в отделение милиции, рядом с которым стоял черный «Мерседес» представительского класса с работающим двигателем. Через какое-то время дверь двухэтажного здания распахнулась, и оттуда вышел коротко стриженый мужчина в темном полупальто. За ним следовал сильно небритый молодой человек, ссутулившийся и обхвативший себя обеими руками так, словно его тряс озноб. Он был высок, худощав и при этом отличался той благородной аристократической красотой, которой так славятся нерадивые потомки вырождающихся дворянских родов, позволяющей им вести самый беспутный образ жизни и при этом вызывать самое живое сочувствие — особенно, от представительниц прекрасного пола.

Стоило им подойти к машине, как распахнулась задняя дверца, и из салона выбрался солидный джентльмен лет пятидесяти, в очках и галстуке. Заметно оробев при его виде, молодой человек виновато пожал плечами и забормотал:

— Я не виноват, дядь Гера, ей-Богу не виноват… Это менты все подстроили! И барыгу из меня сделали, и наркоту подложили. Честное благородное слово…

Вместо ответа, мужчина ударил юношу в лицо с такой силой, что тот отлетел в сугроб.

— Значит так, Никита, я вытаскиваю тебя последний раз. Слишком дорого мне стоят твои поганые развлечения. Забудь мой номер и больше мне не звони.

Пока обескураженный протеже вытирал окровавленные губы и отряхивался от снега, джентльмен со своим помощником сели в «Мерседес» и укатили.

Глядя вслед удалявшейся иномарке, юноша презрительно покачал головой и прошипел:

— Вот сука! Крутого из себя строишь? А давно ли таким стал?

— Так что, Герман Петрович, — тем временем поинтересовался помощник, сидя рядом с шефом на заднем сиденье, — вас теперь действительно больше не подзывать, если Никита все-таки позвонит?

Герман Петрович призадумался, беззвучно побарабанил пальцами рук по коленям, а затем тихо ответил:

— Да ладно, подзывай. Кто ещё пацану кроме меня поможет? Двух лет не прошло, как он один остался, а уже так опустился…

— Так ведь сам в этом виноват!

— Это да, но ведь и я его отцу стольким обязан… Может, он сейчас с того света смотрит на меня одобрительно… Кстати, куда мы едем?

— В порт, разбираться по поводу арестованного груза.

— Что за жизнь? Кругом одни аресты… Слушай, а кто меня мог так подставить?

— Не знаю, Герман Петрович, — пожал плечами помощник и тут же поправился: — Пока не знаю, но мы это обязательно выясним.

— Чует мое сердце, что это мой заклятый друг Кукольник… Ну да ладно, эта черножопая гнида еще свое получит!

***

Проснувшийся поутру Никита долго не мог понять: почему так мучительно ноет его правая рука, и лишь с большим опозданием сообразил, что ее придавило тяжелое бедро спящей рядом Лизы. Бесцеремонно отпихнув спящую возлюбленную, он принялся яростно растирать абсолютно онемевшую руку, стремясь побыстрее восстановить кровообращение.

Затем, добившись желанного покалывания в уголках пальцев, он надел стеганный домашний халат — незаменимая вещь в сыром и холодном климате Петербурга! — и отправился на кухню варить кофе. Пепельница была заполнена окурками, стол — заставлен пустыми бутылками, а из динамиков стереосистемы негромко и медленно, будто расплавленный воск, текла странная восточная музыка. Мурлыкая что-то под нос, Никита перелил содержимое турки в чашку и сел за стол, локтём освободив себе место. Затем взял лежавшую на столе длинную тонкую трубку и достал из кармана халата завернутый в фольгу маленький шарик гашиша. Развернув эту фольгу и зарядив трубку, Никита поспешно закурил и блаженно закатил глаза.

…Негромкая, удивительно—тягучая музыка медленно обволакивала сознание, незаметно проникая в самые потаенные его глубины. Казалось, что эта музыка льется из самого центра Вселенной, передавая своими гармоничными созвучиями таинственный и невыразимый в словах смысл. Глубокое дыхание наполняло грудь, расслабляло тело, колебало и постепенно размывало твердое ядро «Я», выводя его из-под власти жестких рамок пространства и времени. Медленно исчезали все телесные ощущения, кроме одного — захватывающего дух ужаса перед самой чудовищной в мире бездной, которая звала к себе мощно и властно.

Никита погрузился в эту бездну и оттуда медленно воспарил в беспредельной пустоте. В ней не было никаких ориентиров, никаких звезд, огней или звуков — и все же его не оставляло чувство, что он приближается к цели своего таинственного путешествия. Постепенно темнота стала рассеиваться — и вот уже все залил белый, теплый и ласковый свет, с которым можно было говорить как с другом, если бы этому не препятствовало одно неизъяснимое чувство — он и сам был этим светом! Времени и пространства уже не существовало, а свет стал внезапно твердеть и холодеть, после чего явилось ощущение невероятной враждебности, словно бы повеяло тлетворным дыханием смерти…

Невероятным усилием воли, не на шутку испуганный Никита заставил себя вынырнуть из медитативного состояния. Над чашкой кофе струился легкий ароматный дымок, незаметно смешиваясь с дымком гашиша. После того как шарик прогорел окончательно, Никита осторожно, чтобы не обжечь распухшие после вчерашнего удара губы, отпил два глотка и принялся листать бульварный журнал. Одурманенный разум с трудом поддавался контролю, мешая своему хозяину сосредоточиться даже на мелочах. Но это чувство было хорошо знакомо Никите, и он с наслаждением воспринимал все странные, искажающие реальность вольности дурмана.

Да если бы не было этих странных видений, то кто бы тогда и зачем принимал наркотики? Когда безумно устаешь от мира реалий, то так хочется поскорее купить себе билет в мир иллюзий…

Рассеянное внимание Никиты привлек журнал, раскрытый на странице с изображением Пушкина, также облаченного в стёганый красный халат. Статья носила весьма патетическое название: «Россия — единственная страна в мире, которая не прекращает скорбеть по своим поэтам». Заинтересовавшись, Никита взял журнал в руки и углубился в чтение.

«… Дантес был влюблён в жену Пушкина. И это очень не нравилось его усыновителю, голландскому посланнику барону Геккерену. Подлый старик был педерастом, а потому начал ревновать красавца Дантеса. Чтобы поссорить его с Натальей Гончаровой, Геккерен сплетничал напропалую и даже пустил в ход анонимные письма. Итог его интриг хорошо известен. Что касается вынужденного убийцы величайшего поэта России, то он не раз говорил, что готов кровью смыть свое невольное преступление, и даже просил Николая разжаловать его в солдаты и послать на Кавказ. Однако государь, не желая слушать никаких объяснений, приказал Дантесу немедленно покинуть Россию…».

Когда Никита в очередной раз поднёс чашку к губам, лежавшая на столе трубка радиотелефона подмигнула ему зеленым глазком и заиграла «Турецкий марш».

— Алло?

— Привет, Никитос, это я!

— А, Серж… Ну и как вы с Наташкой себя после вчерашнего чувствуете?

— Я — блюю, как фонтан, а Наташка стонет и умоляет дать ей яду. Я предложил ей минет, так чуть не убила, сумасшедшая… Впрочем, все это пустяки, по сравнению с тем, что тебя наконец-то отпустили.

— Да уж…. Почти трое суток в этом КПЗ парился. Старый Новый год мимо пролетел, щетиной оброс, словно какой-нибудь Малахов… А ты чего звонишь в такую рань?

— Хочу рассказать нашему новоявленному гламурному телеведущему, что потом было.

— Когда — потом? — вяло спросил Никита.

— Когда мы от тебя свалили. Короче, приезжаем домой, и Наташка первым делом включает автоответчик… Все ждет звонка от своего гребанного импресарио.

— Покороче можно?

— Можно. Дождалась-таки звонка, правда, не от импресарио. В общем, мы получили приглашение принять участие в спектакле! Мало того, я буду играть Пушкина, а она — Наталью Гончарову!

— Ну и когда кастинг? — поинтересовался Никита, откинувшись на спинку стула.

— Послезавтра вечером! — торжествовал приятель.

— Ну, я за вас рад…

— Охотно верю, хотя по голосу этого не скажешь.

— Отвяжись, дурак! — Никита был слишком слаб, чтобы вступать в дружеские препирательства.

— Но и это еще не всё! — напористо продолжал Сергей.

— А куда же больше?

— Помреж сказал, что спектакль пройдёт только один раз, зато платят целых три штуки баксов!

— Теперь я рад за вас вдвойне!

— И вновь хотелось бы верить, да тон неубедителен… Ладно, перезвоню позднее, когда мы все оклемаемся.

Никита выключил телефон и задумчиво глянул на лежавший перед ним журнал…

С чашкой кофе в руках, он направился в спальню, когда-то считавшуюся родительской. Из окон гостиной и кабинета просторной четырехкомнатной квартиры, выходивших на Адмиралтейскую набережную, открывался превосходный вид на противоположный берег Невы, где торчал знаменитый шпиль Петропавловской крепости. Не раз и не два, Никита думал о том, что начинать строительство города надо с какого-нибудь прекрасного сооружения, способного стать его символом — собора, арки, монумента, — но никак не с убогой казармы, увенчанной вязальной спицей!

За прошедшее, после заказного убийства родителей время, в квартире Никиты значительно поубавилось ценных предметов и даже мебели — наркотики нынче дорого стоят. Проходя по коридору мимо зеркала, он задержался, чтобы причесаться. Задумчиво водя массажной щеткой по своим светло-волнистым волосам, Никита не мог не выплеснуть копившегося на протяжении всего разговора, раздражения:

— Это просто бред какой-то… На роль Пушкина его, видите ли, пригласили! Тоже мне Качалов…

Затем состроил рожу, вернул щетку на подзеркальник и прошёл в спальню. Здесь его ожидало едва ли не самое чудесное зрелище на свете — а именно, полуобнаженная брюнетка, разметавшаяся во сне по широкой постели. Руки были широко раскинуты, а изящная ножка Лизы игриво высовывалась из-под одеяла, которое, словно бы само не желая скрывать таившуюся под ним красоту, уже сползло почти до самой талии. Казалось, лизни её бархатное тело по бедру, — и тут же ощутишь на губах свежий привкус клубники со взбитыми сливками.

При этом яркие губы чуть заметно шевелились, а веки под тонкими черными бровями слегка подрагивали, словно бы эта юная Афродита что-то рассматривала во сне или вела приятную беседу.

Никита хотел было прикрыть свою возлюбленную, но поленился наклоняться. Вместо этого он уселся за компьютер. Войдя в Интернет, Никита бегло просмотрел свою почту, где за последнее время, проведенное им в КПЗ, скопилось немало различных сообщений. Одно из них его особенно заинтересовало:

«Уважаемый господин Барский Н. К.! Имею честь предложить вам роль Жоржа Дантеса в спектакле „46 часов до дуэли“ на условиях, которые мы обговорим позже. В случае интереса к данному проекту, прошу вас незамедлительно связаться со мной. С уважением, Алексей Владимирович Воронцов».

В качестве контакта был оставлен e-mail отправителя. Никита набрал на клавиатуре ответ, отправил его Воронцову, вертанулся в кресле, щелкнул пальцами и громко позвал:

— Алло, Лизуля! Хватит спать, лежебока чертова! Ты знаешь, что мне предлагают роль Дантеса?

Девушка лениво заворочалась, окончательно свалив с себя одеяло. Оставшись обнаженной, но нимало этого не смущаясь — да и грех было бы стесняться такой наготы! — Лиза села на кровати, зевнула и, с трудом разлепив заспанные глаза, взглянула на Никиту.

— Чего ты там бубнишь? — по-прежнему сонно, пробормотала она.

— Вчера, ровно в полночь, на мой адрес явилось приглашение сыграть роль Дантеса. А Сержу с Наташкой оставили на автоответчике приглашение на роли Пушкина и Гончаровой. Хотя лично я им бы и роли слуг не доверил… Ну и как тебе все это?

— Если это не чья-то дурацкая шутка, то может быть весьма интересно… — снова зевнув и, лениво поправив разметанные по плечам волосы, Лиза лукаво посмотрела на Никиту и вдруг добавила: — Ну и долго ты будешь сидеть, как неродной? Мы что сегодня обойдемся без секс-зарядки?

Никита воспринял этот вопрос как призыв и, одним прыжком, очутился в постели. После этого немедленно началась веселая возня, сопровождаемая смехом, нежными поглаживания и даже игривыми укусами…