Связанные звездами

Минни Дарк, 2019

Когда влюбленные в детстве Жюстин (Стрелец и серьезный скептик) и Ник (Водолей и истинный идеалист) сталкиваются друг с другом, будучи уже взрослыми, любовь кажется неизбежной. Но почему-то только для Жюстин. Особенно когда она узнает, что Ник – приверженец астрологии и в своих решениях руководствуется звездами, а точнее, гороскопами в его любимом журнале. В том самом журнале, для которого пишет Жюстин. Поскольку Ник не торопится влюбляться в нее без памяти, Жюстин решает взять гороскоп Ника и саму судьбу в свои руки. Но даже звезды едва ли могут предсказать, чем закончится эта удивительная история… «Связанные звездами» – трогательный роман о любви, случайности и выборе, который трудно сделать в одиночку.

Перекресток

К концу марта Солнце, двигаясь по небу, как по доске для «Монополии», еще на квадратик переместилось от Рыб к Овну, таким образом завершив круг Зодиака и сразу же начав движение сначала. После того как часы пробили полночь, отделявшую Рыб от Овнов, молодая женщина через черный ход своей арендованной двухкомнатной квартирки вышла в крохотный садик на заднем дворе.

Подняв лицо к ночному небу, она ощутила, как внутри душа медленно поворачивается на 180 градусов, а сама она словно поднимается над землей: пламя свечи, пляшущее на ногах, как на фитиле, и лишь ими связанное с уродливой тротуарной плиткой, на которую больше незачем было смотреть. Ее взгляд заблудился среди звезд.

Большую часть времени она была Николь Питт — Водолеем, маникюршей, занимающейся наращиванием ногтей, матерью-одиночкой, женщиной, решительно настроенной избегать никчемных мужчин, и добровольно-принудительной кормилицей тощего кота, которого, как она полагала, звали Засранец, и принадлежал он соседу-наркоману. В квартирке на поролоновом матрасе, постеленном прямо на пол, спали оба мальчика Николь, и из-под одеял высовывались то тоненькие ручки, то крохотные ножки.

Ее кухонный стол — нет, черт возьми, ее единственный стол — занимала целая гора всяческого хлама, весьма точно показывающего, в каком беспорядке и раздрае находится ее жизнь: лекарства старшего сына от синдрома гиперактивности, несколько почти пустых флаконов с гель-лаком популярных оттенков, палитру которых давно пора было пополнить, развернутые астрологические карты, неказистый старый лэптоп с треснувшим экраном и мартовский номер «Звезды Александрия Парк», открытый на гороскопах.

Но здесь, стоя под звездами в этот мирный, украденный у суеты и спешки час, она была вовсе не Николь Питт, а Давиной Дивайн — частным астрологом, бездетной, разбирающейся в шикарном постельном белье, живущей в роскошном доме в стиле вилл на Бали, периодически заводящая ни к чему не обязывающие романы с великолепными состоятельными красавцами. Отстраненная, сдержанная, ухоженная, она была надежным проводником по дорогам, пересекавшим звездное небо, Дельфийским оракулом, понимающим, благодаря врожденному чутью и неустанной практике, как небесные силы проявят себя в той или иной ситуации.

«Если бы», — подумала она.

Вся правда была в том, что с тех пор, как ей по почте прислали ее диплом астролога — а прошло уже несколько лет, — она больше времени провела в мечтах о том, как станет знаменитым астрологом, чем в попытках найти клиентов.

В моменты спокойного созерцания вы можете пересмотреть свои представления о том, что вами движет на самом деле. Такой прогноз сделал Лео Торнбери Водолеям на страницах мартовского номера «Звезды Александрия Парк». Он предсказал, что для водных знаков зодиака грядущий месяц станет временем переосмысления: возможностью узнать, что кроется за внутренними порывами. А если уж речь шла о Лео… Давина, без всякого сомнения, была его большой поклонницей.

Пришло время, заявлял ей Лео, жить в настоящем. Но как? Ну, для начала она может записаться на углубленный курс астрологии и дать объявление для привлечения клиентов. Может развешать флаеры на доске объявлений ближайшего супермаркета. Может сделать бесплатные персональные гороскопы для друзей и родных, а затем попросить их сделать ей рекламу. После рождения на свет набросков плана мысли Давины плавно превратились в фантазии о том, как было бы здорово встретить Лео Торнбери лично. Но затем в ее мечты ворвались посторонние завывания, достаточно громкие, чтобы вырвать ее из плена звездного неба и заставить душу вернуться в рабочее состояние.

К ее разочарованию, она снова оказалась в крохотном, жалком дворике, на каменных плитках которого не было ничего, кроме дешевой сушилки для белья. Еще большим разочарованием стало то, что она — снова — была никем иным, как Николь Питт. Завывания исходили от вьющегося у ее ног тощего существа, состоящего, казалось, из костей и рыжего меха. Ногтями, покрытыми переливающимся зеленовато-фиолетовым гель-лаком с названием «Мечты русалки», Николь почесала кота между потрепанных ушей.

— Эй, Засранец, — сказала она, — ты, похоже, голодный.

Пока Николь Питт отмеряла порцию уцененного кошачьего корма, который ей теперь каждую неделю приходилось добавлять к покупкам, Ник Джордан шел по центральной улице с рюкзаком, набитым одеждой, которая пахла — как, впрочем, и все вокруг него в последнее время — рыбой.

Ник был наслышан о силе обоняния и о том, как некоторые запахи могут вернуть тебя мгновенно и наверняка в определенные моменты твоей жизни. Был один шампунь, чей запах вызывал в нем волнующие воспоминания о том, как он впервые принимал душ с девушкой после совместно проведенной ночи. А запах керосина в нагретой лампе неизбежно напоминал ему о походах на природу, которые он так любил в детстве. Поэтому он знал, что впредь запах рыбы будет, похоже, напоминать ему об определенном периоде в жизни — об этих невеселых, но полных надежды месяцах, последовавших за его разрывом с Лаурой Митчелл.

Сегодня был последний день работы Ника в рыбном магазинчике торговых рядов Александрия Парк. Завтра ему предстояло приступить к работе официанта в популярном в этом районе кафе, и именно это послужило причиной его позднего свидания со стиральной машиной в прачечной.

Высокие пустые окна прачечной ярко светились в темноте улицы. Войдя внутрь, Ник с легким разочарованием отметил, что здесь никого нет. И хотя одна из сушилок деловито гудела, никто не сидел на скамейках, не листал зачитанные журналы: не с кем было завести обычный разговор и тем самым скрасить время, проведенное в этом наводящем тоску месте.

Ник вытряхнул содержимое рюкзака на скамью и начал проверять карманы, как всегда учила мама. И не зря, ведь сунув руку в задний карман своих лучших черных брюк, он нащупал притаившуюся там бумажную салфетку, которая во время стирки легко могла бы превратиться в конфетти и усеять всю остальную одежду.

На салфетке что-то было написано.

А за углом, наверно, ждет нас

новый путь и тайный ход.^[15]

Цитата была из Толкина, и Ник переписал ее плохонькой ручкой, которая оставляла разводы на мягкой салфетке. Цитата была частью январского гороскопа Лео Торнбери для Водолеев. С Венерой, восходящей в Рыбах, вы поймете, что вступили на тернистый путь самоутверждения. Идите спокойно, Водолеи. Ретроградный Меркурий принесет с собой хаос, поэтому время для путешествий не слишком подходящее. Потратьте первые недели года на то, чтобы как следует отдохнуть и потренировать свою интуицию, помня о том, что говорит нам Толкин: «А за углом, наверно, ждет нас новый путь и тайный ход».

Конечно, Лео оказался прав. Как всегда. Время для поездки действительно оказалось неподходящим, но она планировалась задолго до января. Так что первого января Ник отправился с Лаурой на север, в Квинсленд, чтобы играть роль комнатной собачки, пока она была занята на съемках какого-то нового парфюма. Хотя курорт, где они остановились, и был прекрасен, вода в бассейне отеля была самой подходящей температуры, чтобы освежиться после вездесущей влажной жары, а коктейли в баре у бассейна были отменными и бесплатными, поездка — для Ника — стала кошмаром.

— По-моему, пришло время признать это, — заявила Лаура однажды вечером, когда аромат плюмерии заполнял их номер. Он решил, что никогда не забудет, какой красивой она была в тот момент, когда произносила целую речь, стоя в изножье кровати в незавязанном белом шелковом халате на голое тело. — Если до сих пор тебе не удалось… то есть, я хочу сказать, что, наверное, пора переходить к плану Б.

Ее слова не казались резкими. К тому же в них не было ничего, о чем он сам бы не думал. В феврале ему должно было исполниться двадцать семь, а Голливуд был все так же далек от него. Да что там Голливуд. Даже место в одном из крупных местных театров казалось ему недостижимой мечтой. За весь прошлый год единственными более-менее значимыми подработками были эпизодическая роль в мыльной опере, роль стручкового перца в дутом костюме на выставке здорового питания и участие в гастролях кукольного театра в глубинке, с пьесой о микробах и о том, как важно мыть руки. Ник управлял куклой по имени Козявка, сорвал бурю аплодисментов в нескольких школах, очень вовремя вступая со своими глуповатыми шуточками.

— Особенно если, — со значением добавила Лаура, — мы собираемся переходить на более серьезный уровень в отношениях. А я надеюсь, мы собираемся.

Но у Ника, лежащего среди шелковых простыней гостиничного ложа невероятных размеров, в голове вертелось: «А за углом, наверно, ждет нас новый путь и тайный ход».

— Я не готов сдаться, — сказал он. Прекрасной Лауре, гибкой Лауре, Лауре с длинными-предлинными ногами. Лауре Митчелл, Козерогу, у которой к двадцати шести годам было уже несколько накопительных вкладов, инвестиционный портфель и страхование дохода.

Она ответила:

— Я не хочу терять тебя, Ник. Но если мы хотим быть вместе, пришло время стать более… В общем, ты должен понять, что ты больше не подросток. Ты не можешь есть лапшу из коробок и гонять на велике всю жизнь.

— А что, если мне нравятся велики? И лапша из коробок?

— Тогда у нас проблема, — с грустью констатировала Лаура.

Расставаться с ней было нелегко. Скорее, наоборот. Но Ник решился на это, а Лаура приняла его решение со спокойным достоинством. Весь перелет домой Нику больше всего хотелось утешить ее и утешиться самому. Но «за углом, наверно, ждет нас новый путь и тайный ход», говорил он себе, и этого хватило, чтобы не отступить от своего решения.

Ник запихал одежду в стиральную машинку, опустил несколько монет в щель и припомнил, что скоро будет четыре месяца, как он расстался с Лаурой. А он все еще находился в подвешенном состоянии, не успев даже найти себе дом. Пока что он присматривал за квартирой художника, отправившегося на Кубу в поисках вдохновения для новой выставки. Обстановка в квартире художника была простой, если не сказать спартанской. В ней была кое-какая бытовая техника, кроватью служил футон, по ощущениям набитый камнями, и все стены были увешаны картинами хозяина, на большей части которых были изображены обезглавленные животные. Иногда по утрам из-за всей этой брызжущей из сонных артерий крови Нику весьма непросто было впихнуть в себя свои низкокалорийные хлебцы.

Последние несколько месяцев Ник каждый день ходил по натянутому над пропастью канату. С одной стороны, он знал, что Лаура была права: пришло время повзрослеть, сдаться и найти нормальную работу. Но с другой — в глубине души жила трепетная надежда, что в будущем его мечта может сбыться.

Режиссер «Ромео и Джульетты» обнадеживающе обрадовался, когда Ник позвонил и согласился на главную роль. Было трудно представить, что постановка Репертуарного театра Александрия Парк привлечет внимание кого-то из театральных светил, которые, увидев игру Ника, могли бы дать его карьере толчок, в котором он так отчаянно нуждался. Но Ник привык доверять Лео Торнбери. Если следовать его совету, все сложится замечательно.

Именно режиссер, обрадованный согласием Ника сыграть Ромео, намекнул ему о вакансии в «Роге изобилия» — кафе, расположенном в удобной близости от зала для репетиций их театра и известном зарплатами выше среднего. Но во всем этом было кое-что еще, весьма озадачившее Ника. Владельцем кафе был Дэрмот Хэмпшир, ведущий колонку кулинара в «Звезде Александрия Парк», где работала Жюстин Кармайкл. Сначала он наткнулся на нее в торговых рядах, теперь это. «Что бы это могло значить?» — гадал он.

За те двенадцать лет, что они не виделись, она совсем не изменилась. Все такая же хрупкая, с глазами орехового цвета, полными озорства. Никуда не делся и ее острый ум, поэтому Нику приходилось думать — иногда даже слишком тщательно — над каждым словом. А еще брови: они ни капли не изменились. Густые и прямые, они изгибались самым неожиданным образом, заставляя его гадать, не смеется ли их хозяйка над ним про себя.

Весь тот вечер в Александрия Парк Ник ждал возможности, намека на желание вспомнить о той ночи, которую они, четырнадцатилетние, провели на пляже на юге Австралии. Они говорили о множестве разных вещей: о ее работе и об их семьях, об астрологии и Шекспире. Когда он попросил ее номер телефона, она дала его довольно охотно, но его выбило из колеи то, что она не попросила его номер взамен. Так же, как и ни единым намеком не показала, что хотела бы поговорить о той давно прошедшей ночи.

Он думал, они посмеются над тем, как сбежали от родителей и нашли пивной магазинчик на улице неподалеку от парка развлечений. И над тем, как Жюстин — которая совсем не выглядела восемнадцатилетней — нервно переминалась снаружи, пока Ник, бывший довольно высоким для своего возраста и умевший говорить убедительно низким голосом, отправился в магазинчик и сумел добыть бутылку имбирного пива «Стоун». Они распили бо́льшую часть бутылки, пока болтали, постепенно расслабляясь до того, что Ник начал демонстрировать, с какими акцентами может говорить, а Жюстин — читать стихи.

Кровь прилила к щекам при мысли, каким он тогда был безмозглым придурком. Таким маленьким и неопытным. Когда они целовались, он, наверное, замучил ее до полусмерти, поскольку ничего не умел. Неудивительно, что на следующее утро она спряталась и даже не вышла попрощаться. Вернувшись домой, он несколько раз пытался написать ей. Но каждая мысль, записанная им на бумаге, казалась глупостью. А еще он ужасно боялся написать какое-нибудь слово с ошибкой.

Новая встреча с Жюстин растревожила его. Ощущение было такое, словно его собрали заново и вернули к другой, более молодой версии его самого. И если снова вернуть прежнюю энергию и уверенность было здорово, то чувствовать, будто она видит, как он не оправдал надежды и растратил потенциал того себя, — вовсе нет. Она напомнила ему о тех его качествах, которых он… лишился?

Ник вытащил телефон и испытал смешанное чувство облегчения и разочарования, не обнаружив больше пропущенных от Лауры. За последние несколько недель она звонила несколько раз и оставляла сообщения с предложением поговорить. Посмотреть, нельзя ли найти какой-то компромисс. Но Ник продолжал твердить себе, что для Лауры компромисс означает, что ей удастся убедить его принять ее точку зрения.

Ник пролистал список контактов, дошел до «Жюстин Кармайкл» и нажал на экран, заставив буквы ее имени увеличиться и засиять. И замер. Было уже очень поздно; слишком поздно для звонка. Но вполне можно было отправить сообщение.

«Было здорово встретить тебя…» — начал парень, но тут же все стер.

— Банально, — пробормотал он.

Жюстин безо всяких усилий могла вспомнить целые поэмы и цитировала Стейнбека так, словно это были слова популярной песенки. Если он собирается ей написать, то что-то, по меньшей мере, не занудное.

«Я только что думал о…» — снова начал он. Удалил все до буковки.

Вздохнул.

«Что я делаю?» — спросил он себя и со стыдом понял, что сидит в пустой прачечной, в полночь, и сочиняет сообщение девушке, не спросившей его номер телефона, у которой наверняка в жизни все отлично складывается и без него. Так что под ритмичное «шур-шур-шур» работающей стиральной машины Ник снова сунул телефон в карман.

Примечания

15

«Властелин колец», стихи в переводе Аркадия Застырца.