Пароль «Аврора»

Мила Бачурова, 2018

Он ушёл исполнять Великую Миссию и вернулся с победой. Вернулся с невероятным открытием, которое должно перевернуть этот мир. Вернулся к людям, которым привык доверять.Не его вина, что эти люди живут в замкнутом пространстве, не имея представления о том, что происходит на поверхности. Не его вина, что они застыли в прошлом, ушедшем навсегда.Он изменился и готов принять новую реальность. Они остались такими же, как были. Для них он – по-прежнему неразумный мальчик. Они лучше знают, как ему себя вести и что ему делать.А значит, пришла пора снова подаваться в герои. Только теперь – на своих условиях.

Глава 3

Бункер. 15 дней после возвращения. Григорий

— Гриша! Гриша, проснись.

— Что такое? — Разбуженный Григорий сел на кровати. — Кирилл?!

— Да.

— Дьявол… — Первым делом врач напялил очки.

Потом, вскочив, накинул на пижаму халат, сунул ноги в тапочки и попытался устремиться в больничный блок. О том, что еще позавчера самолично предложил Кириллу перебраться из палаты в их с Олегом комнату, вспомнил уже в коридоре.

— Где он?

— У себя. — Вадим придержал Григория за рукав. — Подожди, не беги…

Григорий замедлился. Кажется, нестись сломя голову нужды не было.

— Объясни толком, что случилось? — потребовал он. — Сознание потерял? Температура?

— Нет. — Вадим поджал губы. — Он… Видишь ли… Кирилл пьяный.

Это было так неожиданно, что Григорий не сразу понял. Поняв, остановился и недоуменно нахмурился:

— Блюет, что ли?

Вадим поморщился:

— Ты, как всегда — само изящество… Нет, его не рвет.

— Так что тогда? — Григорий по-прежнему недоумевал. — Ну, пьяный — проспится. Чего ты ко мне-то примчался? Времени — знаешь, сколько?

— Гриша! — Вопрос о времени Вадим проигнорировал. — По-моему, ты не понимаешь. Ребенок пьян!

— Вадик… — Григорий разозлился. В конце концов, когда-нибудь нужно было это сказать. — Будь любезен, осознай очевидную вещь! Ну какой он, к чертям, ребенок?.. Парню скоро восемнадцать, мы с тобой в его годы на втором курсе учились. И — не знаю, как у вас, — а в нашей общаге бухали только в путь! И что-то я не припомню, чтобы кто-то из-за этого с выпученными глазами бегал. И людей поднимал ни свет ни заря… Где он выпивку-то взял? — Григорий нащупал в кармане халата сигареты. Двинулся в сторону курилки.

Вадим пошел следом.

— Сказал, что развел водой лабораторный спирт.

— А-а. Ну, хоть развести сообразил. Молодец, не зря учили.

— Не юродствуй, пожалуйста! — Вадим нахмурился. — И не делай вид, что не понимаешь, о чем я беспокоюсь! В гордом одиночестве, втайне от нас употреблять алкоголь — нормально, по-твоему? — Вадим тронул Григория за рукав. — Гриша. Я считаю, что ты обязан обследовать Кирюшу.

— На латентный алкоголизм?

— На любую дрянь, к которой он мог пристраститься на поверхности! После того, как вернулся, Кирюша стал очень странным. У мальчика кардинально изменилось поведение — с этим ты согласен, надеюсь? Ты знаешь, что он мне сказал?

— Пока нет. — Григорий закурил.

— Я… отвел Кирюшу к себе в комнату. Сказал, что не стоит показываться на глаза Олегу в таком виде. Начал расспрашивать…

— Нашел время.

— Ты можешь не перебивать?! Я спросил, для чего понадобилось употреблять алкоголь? Дома, среди любящих и доверяющих ему людей? Сейчас, когда нам предстоят такие исследования, о которых раньше и мечтать не могли?.. Я в очередной раз попытался объяснить, что работа над вакциной теперь выйдет на принципиально новый уровень. Вкратце повторил свои выкладки…

Григорий закатил глаза:

— Вадик, ей-богу, мне уже самому нажраться охота.

— В общем, в итоге, — заторопился Вадим, — я спросил, неужели тебе здесь неуютно? Посмотри, какие люди тебя окружают! Ведь все хорошо, так ведь?.. Хорошо?.. Мне в голову не могло прийти, что Кирилл на это ответит!

Вадим замолчал.

— Ну? — поторопил Григорий. — Что? Спросил, где догонку раздобыть?

— Прекрати. Я повторю его слова дословно, думаю, что тебя они не покоробят.

Поморщившись, будто ему предстояло принять горькое лекарство, Вадим продекламировал:

— Хорошо на печке спать, шубой накрываться! Хорошо козу е…ать — за рога держаться!.. Гриша!.. Гриша, ты что?

Осознав услышанное, Григорий захохотал. Матерщина его, в отличие от Вадима, действительно не возмущала.

— За рога держаться, — всхлипывая от смеха, повторил он. — Да уж… удобно. Надеюсь, у нашего «мальчика» это наблюдение… хотя бы не из личного, так сказать, опыта.

Вадим запылал от гнева.

— Гриша! Ты ведешь себя, как недоразвитый школьник, честное слово! На моем месте ты бы так же реагировал?

— На твоем — выпорол бы мерзавца как следует, чтобы не хамил. — Григорий отер проступившие от смеха слезы. — А поржал бы потом… Но ты, полагаю, ни того, ни другого не сделал.

— Разумеется, нет! Я велел Кириллу идти к себе и ложиться спать.

— Ясно. Ну, каждому свое. Это ты у нас великий наставник, а я так, погулять вышел… Возвращаемся к тому, с чего начали — от меня-то что нужно? Для чего ты прибежал?

— Я уже сказал. Нужно, чтобы ты протестировал Кирилла на психотропные препараты. Тебе смешно, а мы с Леной всерьез опасаемся за его здоровье. Прежде всего, душевное.

Смеяться расхотелось. Григорий затушил окурок. Отрезал:

— Нет. Никаких тестов.

— Почему?

— Во-первых, потому, что результат в любом случае будет положительным! Парень все еще на обезболивающих — тебе ли рассказывать, что они содержат, в числе прочих, наркотические вещества? Это во-первых. А во-вторых, я считаю Кирилла достаточно здравомыслящим для того, чтобы не употреблять наркотики. Мальчишка повзрослел, вот тебе и всё «изменившееся поведение»! А ты это почему-то в упор замечать не хочешь. Думаешь, если я безвылазно в клинике сижу, так знать не знаю, что вокруг происходит? Не в курсе, как он от вас с Леной отбрехаться пытается: «Разрешите мне заниматься другой темой»?

— Мы с Леной желаем Кирюше исключительно добра! Не хотим, чтобы он тратил время и силы на заведомо провальные эксперименты, а потом страдал от разочарования. То, над чем предлагает работать он, — бред сивой кобылы!

— Ну, может, и бред, вам виднее. Одно скажу: парень вырос, а ты на него все слюнявчик нацепить пытаешься. Сперва на «детские капризы» кивал, а теперь вовсе ерунду выдумал. — Григорий посмотрел на часы. — Вадик, пять вечера! Я спать пошел. — Решительно развернулся и направился в сторону своей комнаты.

Опасался, что Вадим ринется следом, и тогда уж придется его послать открытым текстом, но, слава богу, разобиженный ученый остался в коридоре.

Настороженно оглянувшись и убедившись, что его не преследуют, Григорий резко поменял направление. Вместо своей комнаты устремился в больничный отсек.

Войдя в ординаторскую, плотно закрыл за собой дверь. Придвинул к шкафчику с медикаментами стул. Закряхтев, взгромоздился на него ногами. Открыл верхнюю дверцу шкафчика и удовлетворенно кивнул.

В лаборатории Вадима спирта было немного — небольшая колба, оптику протирать, там и на пару глотков не будет. Основной запас хранился здесь, и Кирилл не мог об этом не знать. Григорий смотрел на пузатую бутыль со спиртом. Он догадался правильно. Из нее не отлили ни капли.

Эх, Вадик, Вадик… Два и два сложить не сумел.

Вчера была суббота. А по субботам в Бункер приходили адапты. Григорий был уверен, что пил Кирилл не один. Но не менее твердо он был уверен в том, что собутыльников давно и след простыл. Скачут прочь, как говаривал Герман, резвыми коняшками, чтобы не спалили.

А парень — молодец. Сам, понимаешь, погибай, а товарища выручай… Лихо он, однако, врать насобачился. Вадим проглотил эту бредятину — глазом не моргнул.

Спать расхотелось. Григорий, подумав, извлек из глубины шкафчика припрятанный там стакан. Плеснул на дно спирта — возвращаться к себе за самогоном было лень — неловко слез со стула. Разбавил спирт остывшей чайной заваркой. Отхлебнул. Со стаканом в руке прошел в лабораторию.

Привлеченные загоревшимся светом, в клетке завозились подопытные мыши. Живы, заразы!.. А ведь он их вчера, уколов вакциной, почти полночи облучал.

Григорий насыпал мышам корма. Наблюдая, как едят, и прихлебывая из стакана, качал головой.

Вадим, конечно, может говорить о несостоятельности теории Кирилла сколько угодно. А подопытные мыши, по настоянию последнего, уже которые сутки живут под облучением, воспроизводящим нынешнее солнечное, и прекрасно себя чувствуют.

Возможно, потому что рассуждать не умеют. Неграмотные…

Бункер. 15 дней после возвращения. Кирилл

К удивлению Кирилла, в этот раз телегу с продуктами сопровождал единственный парень, хотя обычно от Германа приходили двое.

— О! — как хорошего знакомого, приветствовал его рослый, плечистый возчик. — Здорово, бункерный. Ты в натуре, что ли, очухался?

— Как видишь. — Кирилл с недоумением — он готов был поклясться, что никогда прежде этого парня не встречал, — протянул адапту руку.

— Меня Шелдоном звать, — сообщил тот. — Это я тебя от люка в больничку тащил.

Вот оно что.

— Сталкер с Ларой у вас? — быстро спросил Кирилл.

— Ага. Давно уж приволоклись.

— Как они?

— Да нормально, чё им будет… — Шелдон оглянулся на телегу. — Слышь, мне потрещать-то — не вопрос, да разгружаться надо. Ты потом заходи, окей?

— Давай, помогу, — предложил Кирилл. — Вдвоем быстрее управимся.

— А можно тебе? Не навешают, что со мной трешься?

— Не навешают.

На самом деле, Кирилл немного опасался, что повариха Валентина Семеновна поднимет панику и его прогонит, чтобы не дай бог не перетрудился. Но получилось все как нельзя лучше — пожилая подслеповатая женщина, из странного кокетства редко пользующаяся очками, «малыша» попросту не узнала.

— Новенький, что ли? — без интереса скользнув взглядом по темнолицей фигуре в майке и камуфляжных штанах, спросила она.

Отправляясь в лабораторию, Кирилл, чтобы не расстраивать Любовь Леонидовну, надевал рубашку и джинсы — хорошо, что хотя бы от безрукавки отмахаться удалось — помня, что воспитательница потратила не один час, подыскивая ему новую одежду. Старая стала неприлично мала, рубашка, при попытке втиснуть в нее плечи, опасно затрещала, а издеваться над джинсами Кирилл и пробовать не стал. Но, вернувшись в комнату, с удовольствием облачался в привычную адаптскую униформу. Простреленную футболку и драный комбез утилизировали, а штаны и головную повязку Кирилл нашел у себя в рюкзаке, постиранными и сложенными. Под вещами лежали кобура с пистолетом и ножны с клинком — тщательно, с любовью вычищенные. Ни записки, ни словесного привета адапты Кириллу не оставили. Но и сомнений в том, кто привел в порядок его одежду и оружие, у Кирилла не было.

— Ставь аккуратней! Небось, не у себя в деревне. — Неловко опустившего ящик Кирилла стегнули по рукам тряпкой. — Помидорки замнешь, портиться начнут! А мне ими ученых кормить, ребяток. Кирюшеньку раненного…

Кирилл вышел в коридор за новым ящиком, едва сдерживая смех.

— Это ты, что ли? — подтолкнув его в бок, хохотнул и Шелдон. — Кирюшенька-то ранетый?

Кирилл кивнул.

— Лихо тут у вас! Своих не признаете.

Должно быть, на посерьезневшем лице Кирилла Шелдон прочитал, что ему тут и впрямь «лихо». Посерьезнел сам. Сочувственно спросил:

— Треснуть, небось, и то не с кем? Я знаю, у вас с этим делом строго… — Но, несмотря на знание бункерных порядков, светлые адаптские глаза смотрели на Кирилла обнадеживающе.

***

Через полчаса с разгрузкой продуктов закончили. С непривычки Кириллу пришлось тяжеловато, но, в целом, руки и ноги физической работе обрадовались. Знакомо заныли застоявшиеся без движения мышцы.

— Теть Валь, — заговорщически покосившись на Кирилла, позвал Шелдон. — Клюква нужна?

— Свежая?

— А то! Только пошла.

— Чего хочешь, жулик? — Валентина Семеновна закрутила кран, отвернулась от раковины и выжидательно уперла руки в бока.

— Да закуски бы… — До дипломатических талантов Джека Шелдону было далеко. Но просительное смирение и у него получалось неплохо. — Хоть какой бы, немудрящей! Тебе, небось, ничего не стоит, а мы бы с корешем перед сном махнули по чуть-чуть, за твое здоровье.

— Алкаши малолетние, — проворчала Валентина Семеновна. — Все Сергей Евгеньичу расскажу! Пусть он вашему Герману нажалуется.

Но рассказывать, разумеется, не стала. Привезенная Шелдоном клюква была, к удовольствию обеих сторон, обменяна на шматок сала, вареную картошку и банку маринованных грибов. Кроме того, грузчиков здесь же, на кухне, накормили ужином.

Уже успевшему поесть Кириллу — питался он после возвращения обычно прямо в лаборатории, чтобы не тратить время на походы в столовую, — пришлось кормиться во второй раз. Но, памятуя золотую мудрость адаптов о том, что завтра еды может вовсе не случиться, не отказался. Только, пока ел, старался не поднимать лицо от тарелки. И на всякий случай помалкивал, вдруг Валентина Семеновна узнает его по голосу.

— Дурачок, что ли? — кивая на Кирилла, осведомилась Валентина Семеновна. — Молчит-то все?

— Да он заикается шибко, — не моргнув глазом, объяснил адапт. — Когда мелкий был, мерин его лягнул. Вот и молчит.

Кирилл от неожиданности поперхнулся и закашлялся.

— Бедненький, — расчувствовалась Валентина Семеновна, — кушай! — Она поставила на стол половину пирога. — Ребяткам пекла, с яблоками! Олежек-то хорошо поел, и Кирюшеньке в лабораторию отнес. А Дашенька, как всегда, еле клюнула.

— С собой заберем, — решил Шелдон. — Спасибо, теть Валь. Ребяткам — привет.

— Вот еще! Наши ребятки, небось, не вам, охламонам, чета! Сдались им твои приветы…

Ворча, Валентина Семеновна принялась убирать со стола. Шелдон с Кириллом, захватив приготовленную снедь, потихоньку ретировались. Кирилл мимоходом подумал, что никакого пирога он в лаборатории не видел. Не донес, видимо, Олег поварихино угощение.

***

— Тебя хоть не хватятся?

Шелдон и Кирилл расположились под вентиляционными фильтрами, сквозь которые в Бункер закачивали воздух. В верхнем ярусе была оборудована небольшая комнатушка, правильный куб со стороной около двух метров — должно быть, по плану помещение предназначалось для ремонтников, обслуживающих вентиляционную систему. Сейчас у одной из стен стоял топчан, а перед ним — перевернутый и застеленный пленкой ящик.

— Не хватятся, — успокоил Кирилл. — Я Вадиму сказал, что спать пошел. А что это за место? Вы ведь не здесь живете?

— Не-е, ты чего! Чтобы дрыхнуть, у нас своя камора. А сюда мы курить сбегали, когда мелкие были. Только смотри, не спали контору! Тут, видал, какие заначки? — Приподняв ветхое покрывало, Шелдон продемонстрировал целую батарею аккуратно, с адаптской обстоятельностью, выстроенных под топчаном бутылок.

Из принесенного с собой рюкзака достал и расставил на ящике приготовленную Валентиной Семеновной закуску. Поднял наполненный стакан.

— Ну — здорово, что ли, бункерный? Я-то, когда тебя нес, не обижайся только — думал, что зря тащу. Ни хрена ты не жилец. А Ларка сказала, оклемался! Вот я обалдел.

Уютно гудели вентиляторы. В тесной каморке знакомо и маняще пахло улицей. Дождем. Свободой.

Поступавший в Бункер воздух проходил сложную систему очистки, и здесь был только первый этап. Поток еще не разложили на составляющие, не обогатили кислородом и прочими полезными веществами. Воздух здесь был, по сути, обыкновенным уличным воздухом, Кирилл дышал и наслаждался. А Шелдон, пуская в сторону сигаретный дым, рассказывал про Сталкера и Лару.

Рэд вовсю разрабатывал раненую ногу — «шрамище», по словам Шелдона, на ней остался такой, что «жуть смотреть». Лара бегала за командиром с порошками и мазями, но, кажется, не очень успешно — «это ж Сталкер, его ж хрена лысого лечиться загонишь». А Герман, в ту же ночь, когда трое беглецов объявились в Бункере, собрав все свое воинство, увел его во Владимир. Поэтому временно развозом продуктов занимался один Шелдон. Он, несмотря на могучую комплекцию, бойцом не считался из-за странного увечья — у парня сильно тряслись руки. «Когда мелкий был, в завале упал. Башкой приложился, ажно до блевоты. С тех пор, видишь — ходуном, заразы, ходят! Мешки таскать могу, а прицелиться никак».

Новые знакомые неспешно выпивали. Кирилл слушал рассказ Шелдона — все, что тот знал со слов Лары. Уточнял, переспрашивал… Ему наконец-то было хорошо. Он был в правильной компании. И разговаривал о том, что действительно интересовало, с тем, кто его с первого слова понимал. Всего за два часа ни разу прежде не виденный адапт успел стать для него человеком более близким, чем все обитатели Бункера вместе взятые.

Кирилл ведь так никому и не озвучил теорию катастрофы, предложенную Борисом. Рассказал только о выводах относительно воспроизводства. О том, почему, по мнению старика, все случилось, умолчал. Помнил, как шокировали когда-то его самого горькие слова. «Это бред, — до сих пор внушал Кирилл самому себе, — этого не может быть!» Но, тем не менее, ни одна ночь не проходила без размышлений. Он подолгу копался в институтских архивах. Для того, чтобы сделать выводы, очень во многом предстояло разобраться.

Бутылка незаметно закончилась, и Шелдон вытащил из-под топчана вторую. Но, едва успев налить, настороженно поднял палец.

— Тихо! — и по-адаптски бесшумно выскочил в основной коридор.

Кирилл — следом. Вентиляторы перестали мешать. Стало слышно, как вдали, в глубине туннеля, шумят встревоженные голоса.

— Тебя, небось, ищут, — с укором прошептал Шелдон, — а говорил, не хватятся!

Кирилл выругался.

— Наверное, Олег проснулся. — Была у соседа детская привычка вскакивать среди сна в туалет. — Ты к себе побежишь?

— Да ну! Я уж домой двину. Время-то — почти шесть, затрещались мы с тобой. Не заснуть бы теперь в телеге. А то ж, всхрапну — кобылу напугаю… Выпустишь?

— Идем.

Парни быстро добежали до люка.

— А то давай, останусь? — предложил вдруг Шелдон. — Спалишься, что бухой — так скажу, что это я тебя напоил?

— Да еще не хватало! Меня-то пальцем никто не тронет, а тебе от Германа точно влетит. Иди, все нормально.

— Ну, смотри… Нашим-то передать чего?

— Сталкеру скажи, чтобы выздоравливал. А Ларе… — Кирилл подумал. — Ларе ничего не говори. Просто привет… Скажи, что я ей сам все скажу, когда увидимся.

— Окей. — Шелдон взял под уздцы лошадь. — Бывай, бункерный! Через неделю либо я, либо Рон приедет. Ты уж тогда получше шифруйся.

Кирилл закрыл за Шелдоном люк. И быстро пошел в сторону шумящих в коридоре голосов, пока Олег с Вадимом не перебудили обитателей. Трезвым он себя, конечно, не чувствовал, но случалось бывать и гораздо пьянее.

Рассказывать об этом Вадиму, конечно, не стал, тот и без того так разохался, как будто Кирилл на званый вечер без штанов явился. Кирилл отбрехивался вяло, ему важно было отвести подозрения от Шелдона, а там, как говаривал Джек, хоть трава не расти. Беспрекословно пошел за Вадимом к нему в комнату — «домой» наставник его не отпустил, дабы не смущал «непотребным видом» Олега.

Назидательная речь о вреде пьянства, начатая Вадимом еще в коридоре, плавно перетекла в опостылевшие до смерти вопросы: чего же такого Кириллу не хватает для того, чтобы стать прежним? То есть, прекратить спорить со взрослыми, избавиться от скверных привычек, обретенных в обществе адаптов — громкого смеха, нелитературной лексики и резких движений — и начать, наконец, заниматься тем, к чему бесконечно любящие люди готовили «малыша» с самого детства. То есть, продолжить опыты, связанные с синтезом вакцины, вместо той ереси, над которой он с таким упорством — качество, несомненно, так же перенятое у адаптов, — трудится.

Кирилл, слушавший Вадима поначалу равнодушно, почувствовал, что начинает злиться.

Он ведь не отказывался работать! Он вовсе не собирался сидеть трутнем на шее у тех, кто его вырастил и выучил. Он изо всех сил рвался снова заняться наукой. Наконец-то, любимым делом! Сколько раз в походе мечтал о том, как вернется в Бункер. Как окажется среди знакомых с детства людей — умных, чутких, понимающих. Но вдруг, непонятно почему, эти люди перестали его понимать. А он — их. И дело было даже не в постоянных спорах.

Просто однажды, в очередной раз ворочаясь без сна — в походе с ним такого не случалось, несмотря на твердую землю под спальником, пробивающийся сквозь что угодно свет и разноголосый храп, — Кирилл понял вдруг, что ему безумно не хватает других людей. Он даже на кровати сел, поняв, как сильно, оказывается, скучает. По ворчанию Рэда, по перепалкам с Джеком. По смеху Лары и молчаливому одобрению Олеси.

Ему не хватает дороги. Топота копыт, уюта палатки, хохота у костра. Не хватает азарта спаррингов. Радости от меткого попадания в мишень и от того, что сегодня наконец, после многих бесплодных попыток, сумел вытолкнуть себя над перекладиной.

Не хватает ощущений, запахов. Остывающего соснового леса, теплого, прогретого за день песка под босыми ступнями. Ласковой озерной воды, полевых цветов в Ларином венке… Про Лару, и вообще про девушек, Кирилл изо всех сил старался не думать.

Он скучал даже по пропахшей дымом, успевшей за полгода опостылеть до смерти, каше. Даже по ненавидимым прежде занятиям, вроде стирки или мытья котелков. Раздражало то, что раньше казалось единственно приемлемым — не хохотать в полный голос, не ходить раздетым, не проглатывать поданные блюда в пять минут. После густых и ароматных, щедро приправленных травами адаптских похлебок — неважно, из чего, лишь бы сытно, — «сбалансированные» бункерные обеды казались Кириллу пресными. Чай и морсы — жидкими и несладкими. А уж к любимому когда-то кофе он, после Толянова угощения, вовсе ни разу не притронулся.

А еще, осознал вдруг Кирилл под назидательный бубнеж Вадима, в походе его занятиям никто не мешал. Посмеивались, пожимали плечами, но не мешали. Даже фонарь поярче выдали, «чтоб глаза не убил придурок». Джек, и тот выбирал для насмешек другое время.

В походе Кирилл предположить не мог, что здесь занятия тем, что он полагал действительно важным, будут так настойчиво ограничивать! Понял вдруг, что в стерильном воздухе Бункера задыхается. И, когда Вадим завел старую песню о том, как же здесь хорошо, не выдержал. Трезвый — может, нашел бы в себе силы промолчать, а тут сам собой вынырнул из памяти похабный стишок. И сработал как нельзя лучше: Кирилла разгневанно выставили из комнаты и велели не показываться на глаза.