Заложники солнца

Мила Бачурова, 2020

Мир, в котором солнечные лучи сделались смертельно опасными. Мир, в котором перестали рождаться дети. Мир, в котором каждый поселок – автономное государство со своей властью и своими законами. Здесь выживает сильнейший. Здесь прав тот, кто выстрелит первым. Твои ровесники выросли, считая рассказы о старом мире глупыми сказками. Далеко не все из них умеют читать и писать. Ты самый слабый среди них, но самый сильный среди тех, кто выжил, цепляясь за умирающие технологии прошлого. Ты – не умеющий держать оружие, воспитанный на идеалах гуманизма, не знавший ни боли, ни предательства. Последняя надежда тех, кто выжил. Твой путь начинается здесь и сейчас. Твой долг – дойти до цели.

Глава 6

Киржач — Пекша (40 км)

Вечером у Кирилла болели не только ноги, но и все тело.

— Ты чего во сне подвывал? — подозрительно спросил Рэд.

Вокруг была еще не ночь — вечерние сумерки. И в этих сумерках Кирилл разглядел, что за ту минуту, пока сам он, разбуженный недовольным окриком, пытался сообразить, на каком свете находится, Рэд успел одеться и скатать спальный мешок.

— Я аж подпрыгивал. Че стонал, ну?

Таиться смысла не было.

— У меня все болит, — признался Кирилл. — Везде.

Рэд нахмурился. Зажег фонарь — Кирилл зажмурился, ослепнув — и дернул за молнию спальника. Тот предательски развалился на две части, и Кирилл оказался перед адаптом в одних трусах.

— Не трогай меня! — Он неловко попытался поймать застежку. — Я встаю, не надо…

— Да не дергайся ты. — Рэд хлопнул его по руке. — Хуже бабы, блин! То «не смотри», то «не трогай»… — Он цапнул переставшего сопротивляться Кирилла за плечо и перевернул на живот. С облегчением констатировал: — Ожогов вроде нет.

— Естественно, нет! — Кирилл, вырвавшись из железных пальцев, схватил брюки. Вчера не догадался сложить одежду, и теперь она оказался мятой и вывернутой наизнанку. — Во-первых, откуда им взяться, а во-вторых, я ведь объяснил — я не переживу ожогов.

— Да хрен тебя знает, что ты переживешь. Чудной ты. Сам белый, как молоко, а чуть тронь — пятно красное.

Кирилл бросил взгляд на плечо.

— Это сейчас пройдет.

— А болит все почему?

— Не знаю…

— Сталкер, да отцепись ты от него, — донесся снаружи мурлыкающий голос. — Вот же докопался, как пьяный до радио — спой да спой! Привет, мальчики.

Полог палатки откинули, и Кирилл порадовался, что успел натянуть хотя бы брюки.

— Чего тебе? — хмуро бросил Рэд.

— И тебе: добрый вечер. Воды бункерному принесла, умыться… На. — Лара сунула Кириллу в руки плоскую флягу. — А болят у него мышцы — от усталости и от того, что на твердом спал. Вспомни, когда Дмитрич с нами в Бункер ходил, то же самое было.

— Ну и что теперь? — проворчал Рэд. Хотя в голосе послышалось облегчение — видимо, слова Лары его успокоили. — Перину ему тащить?

— Зачем перину, можно подругу позвать! — Лара игриво засмеялась.

Сердитости Рэда она, в отличие от Кирилла, не боялась, и настроение у нее от недовольного бурчания не портилось. Лара лукаво улыбалась, и на щеках играли ямочки.

— Вот дойдем до Пекши, там девчонок много! Может, и склеит себе попутчицу. — Адаптка с нескрываемым интересом разглядывала белое тело Кирилла — а он, как назло, не мог отыскать в комке вещей футболку. — Слышь, бункерный, у тебя девушка есть?

— В каком смысле?

Из футболки, которую Кирилл вертел в руках, почему-то выпали носки — затвердевшие и издающие не самый приятный запах. Сама майка тоже попахивала.

Рэд наблюдал за соседом с брезгливым недоумением — как за умственно отсталым, а Лара расхохоталась так, что командир зашипел.

— Тихо ты! По Диким соскучилась? — И решительно вытолкал визитершу из палатки.

— Ой, не могу! — на тон ниже, но все так же весело заливалась снаружи Лара. — В каком, говорит, смысле… Можно подумать, оно в разных смыслах бывает.

* * *

В этот раз Рэд вел Кирилла всего час, а потом велел отдыхать.

— Так лучше будет, — решил он. — Три раза по часу пройдешь, а не два по полтора.

Кирилл, который втайне рассчитывал, что сегодня как-нибудь обойдется без второй ходьбы, а о третьей вовсе не подозревал, приуныл.

— Не печалься, бункерный, — услышал он над ухом доверительный шепот — Лара приблизилась к борту телеги и шагала рядом. — Я Сталкера уболтала, чтобы в Пекшу заехать. Там на мягком поспишь, оклемаешься маленько. А совсем не ходить тебе нельзя, мышцы забиться должны. Если им сегодня нагрузку не дать, а завтра или послезавтра снова забивать, хуже будет.

Это Кирилл и без подсказок понимал. Но как же тяжело было думать о том, что скоро над ухом снова раздастся неумолимое: «Слезай, пошли»!

— А разве мы не собирались в Пекшу заезжать?

— Собирались, но только мы с Олеськой. Если бы не ты, Сталкер с парнями на дороге бы остался. А теперь тоже с нами пойдет.

— А почему парни — на дороге? — не понял Кирилл. — Для чего вам разделяться?

— Так в Пекше урожай градом побило, — удивилась Лара. — В том году. Ты не знал, что ли? — И замолчала, как будто этим все объяснила.

Кирилл подождал продолжения и, не дождавшись, переспросил:

— Ну и что, что побило? Почему ребятам нужно на дороге оставаться?

— Ну как — «почему», — вздохнула Лара. — Урожай побило — еды мало. А тут мы припремся — восемь рыл, и всех корми! А им самим не хватает. У них зимой боец под завалами погиб, да недавно еще одного Дикие подранили — без ноги теперь. Тоже, считай, балласт… Сидите в своем Бункере, ни хрена не знаете.

Лара недовольно замолчала, и Кириллу пришлось самому догадываться, что «завалами» адапты, вероятно, называют разрушенные здания, из которых извлекают разные полезные вещи. «С риском для жизни», — подчеркивал Сергей Евгеньевич, рассказывая об этом, но Кирилл никогда не связывал слова наставника с реальной гибелью людей. Почему-то считал, что такого рода опасности — давно в прошлом.

— А у вас… — осторожно спросил он. — Вы ведь тоже ходите… в завалы. У вас… ну, все нормально?

— Нас больше, — просто объяснила Лара. — Нас шестьдесят четыре, а в Пекше всего было тридцать семь. А теперь — тридцать пять.

А она ведь права, с горечью подумал Кирилл. И Рэд прав. Насчет «сидите и ни хрена не знаете».

Всего этого он, сидя в Бункере, не знал. Ни про ожоги адаптов, ни про их сиплые голоса. Не знал, каким опасным ремеслом его ровесники еженощно занимаются и сколько сил кладут на то, чтобы попросту выжить.

Самого Кирилла заботливые воспитатели регулярно кормили, поили и укладывали спать, в чистую удобную постель. В распоряжении «малышей» всегда были горячая вода и свежее белье, Кирилл никогда не задумывался, откуда все это берется. А Олег с Дашей, понял вдруг он, до сих пор не задумываются. Было стыдно за себя, и очень хотелось адаптам помочь. Хотя бы какой-нибудь умной мыслью, коль уж от действий его — одни насмешки.

Кирилла осенило.

— А разве нельзя в эту Пекшу со своей едой прийти? — предложил он. — Вы же везете, с собой… Ну, чтобы и не объедать никого, и поспать в человеческих условиях?

Однако на это предложение, самому ему показавшееся простым и логичным, Лара разозлилась не хуже Рэда. У девушки даже голос изменился: игривость из него пропала, зато прорезались присущие командиру жесткие интонации.

— Совсем ты, по ходу, придурок, — процедила Лара. — Да где это видано, чтобы гости свою еду жрали? Это, может, у вас в Бункере так, или у Диких, — адаптка, не задумываясь, поставила их на одну доску, — а тетя Аня — нормальная женщина. Да она с ума сойдет, если гостей не накормит! Это ж — позор на всю Цепь. Я бы сквозь землю провалилась, и кто угодно тоже… Короче, пошел ты в баню, надоел. — С этими словами Лара отпустила борт телеги и скрылась в темноте.

Кирилл еще размышлял об установившихся здесь странных законах, согласно которым не накормить гостей — позор, а оставить два десятка малышей в руках религиозного маньяка — нормальное дело, когда над ухом раздалось то, чего так не хотелось слышать:

— Слезай, пошли.

Выбора не было. Кирилл тяжело вздохнул.

— Ты чего такое Ларке брякнул, что как ошпаренная дунула?

Кирилл, как мог, пересказал. Рэдрик хмыкнул.

— Реально, чудной вы народ.

Спорить о том, кто из них чуднее, Кирилл, после вчерашнего, не стал. Во-первых, по всему получалось, что они говорят и думают на языках настолько разных, что Рэд его попросту не поймет, а во-вторых, послушно «берег дыхалку».

— Слышь, я тебя предупредить хотел.

Кирилл уже запомнил, что слово «слышь» используется адаптами в качестве обращения. В том, что со слухом у собеседника все в порядке, никто из них не сомневался.

— Скажи Ларке, что у тебя в Бункере девушка есть. Что, там, любовь до гроба, ты ей обещал верность хранить, и все такое… Поверит, девчонки на сопли легко ведутся. И отвянет, она гордая. Меня-то ваш Евгеньич предупредил, что вы между собой не чпокаетесь, — продолжил Рэд. — Я ни хрена не догнал, почему, ну да ладно, дело хозяйское. А наши-то не знают! И Ларка не уймется, пока в штаны к тебе не залезет, точняк. Она на тебя крепко клюнула. А Евгеньич сказал, что у тебя от этого самого моральная травма будет. И хрен ли, вот, делать? — сам с собой рассудил он. — Не пристегивать же, в натуре, к себе. Да и пристегнуть — че толку? Владимир впереди, я хоть оторваться думал, напоследок… Короче, спросит — чеши, как я сказал. О’кей?

Кирилл обалдело молчал. Настолько впечатлился объемом произнесенной речи, что суть малознакомых слов не уловил.

— Чего застыл? — дернул за рукав Рэд. — О’кей, спрашиваю?

— Да, — выдавил Кирилл. — То есть, о’кей. Только… Объясни, пожалуйста, еще раз. Я ничего не понял.

Час прошел незаметно. Для Кирилла он оказался полным открытий, для Рэда — ругательного шипения.

Смысл обретенных знаний сводился к тому, что сексуальные отношения между полами, от которых обитатели Бункера в свое время добровольно отказались, ибо к деторождению они — после того, как все случилось — не вели, среди адаптов вполне имели место.

— Очень странно, — после глубокой задумчивости, решил Кирилл.

— Да что, блин, еще тебе странно?

У Рэда ушло немало времени на разъяснение неизвестных спутнику терминов. А терпением, чтобы подбирать понятные слова, адапт не отличался. Кажется, сильно жалел, что вообще завел этот разговор. Чтобы не злить его еще больше, Кирилл, как советовал Вадим Александрович, постарался формулировать мысли предельно просто, задавая в конце каждой фразы уточняющие вопросы.

— Ведь вы — так же, как и мы, и как любой человек на планете — детей иметь не в состоянии. Верно?

— Ну.

— Тем не менее, вы, при наличии подходящего партнера, в сексуальные отношения вступаете. Верно?

— Ну!

— Так… Объясни, пожалуйста — зачем?

Рэд озадаченно молчал. Кирилл уточнил:

— Для чего это нужно, если в итоге ни к чему не ведет?

Рэд молчал.

Кирилл, решив, что его не поняли, размышлял, как бы спросить еще доходчивее. Но адапт, оказывается, не отвечал по другой причине.

— Ты кока-колу пробовал?

— Нет, — удивился Кирилл.

Память мгновенно подсказала, что до того, как все случилось, существовал такой прохладительный напиток — вредный для желудка, но приятный на вкус.

— Вот. А я пробовал. Но как я тебе объясню, на что это похоже, если ты не пробовал? И как я тебе объясню, что значит хотеть девчонку — если ты ни разу не хотел?

Теперь озадаченно замолчал Кирилл. Похоже было, что беседа свелась к неразрешимому философскому вопросу «как объяснить слепому цвет заката». Причем слепым в данном случае выступал он. А ведь, готовясь к миссии, думал, что все будет совершенно иначе! Представлял себя кем-то вроде Сергея Евгеньевича — мудрым хранителем знаний, который понесет свет в темные адаптские массы. Пока же все выходило ровно наоборот — спутники в его знаниях не нуждались. А он без их разъяснений — хотя бы тех косноязычных и убогих, что могли дать Лара или Рэд — чувствовал себя заблудившимся ребенком.

— Час прошел, — объявил Рэд. И зачирикал.

Уже забравшись в телегу, Кирилл сообразил, что так и не выяснил, что же нужно отвечать Ларе на вопрос о девушке. Но было поздно — Рэд ушел в голову колонны.

* * *

Анна Владимировна — глава следующего на пути поселка — оказалась крупной, средних лет женщиной с добрым лицом и уютным голосом. И свою молодежь, и гостей, включая брутального Рэда, и даже лошадей с коровами она называла «детка».

Обстановка в Пекше была под стать хозяйке — вроде бы неторопливая, но без лености, без «раздолбайства» — это слово Кирилл подслушал у адаптов. Никто не суетился и никуда не спешил, однако все вокруг происходило без задержек и будто само по себе.

На столе сама появилась еда — поджаренная картошка, свежая зелень и странное блюдо, которое называлось «холодец». Когда все было съедено, тарелки сами собой исчезли, и появился чай — с пирогами и вареньем в прозрачных вазочках.

Все это было потрясающе вкусно, Кирилл никогда раньше не пробовал таких пирогов, и варенья такого не пробовал! А Анна Владимировна подкладывала и с удовольствием наблюдала, как гости едят. Поэтому, когда Кирилла толкнули под столом ногой, и он наткнулся на сердитый взгляд Лары, не сразу понял, в чем дело. Потом вспомнил невеселый рассказ и покраснел. С сожалением посмотрел на надкушенный пирог в руке и заметил, что никто из отряда уже, кажется, давно не ест.

— Ты чего, детка? — тут же заметила изменившееся лицо Анна Владимировна. — Невкусно?

— Очень вкусно. Спасибо. Только я, по-моему, объелся.

— Ну, так и объедайся на здоровье! От этого еще никто не умер. А уж такому, как ты, тощему — вовсе на пользу будет.

— Если не лопнет, — проворчала Лара.

— Ничего, не лопнет! Ты кушай, кушай, — успокоила Анна Владимировна, — не слушай болтушку эту. А ты, Ларка, не оговаривай человека. Сама не хочешь, так другим не мешай.

— У него, теть Ань, мышцы болят, — наябедничала Лара. — Я говорю, давай массаж сделаю — а он не дается! Боится, небось, что приставать начну.

Местные ребята и девушки, сидящие с противоположной стороны стола, зафыркали. Тетя Аня нахмурила брови.

— С тебя, хулиганки, станется. Распустила вас Иннушка, а надо было бы крапивой драть — как вот я своих.

На противоположной стороне расхохотались.

— Нас-то тетя Аня в ежовых рукавицах держит, — с преувеличенной серьезностью протянул кто-то. — Аж вздохнуть лишний раз боимся. Как начнет крапивой махать — коровы и те со страху кирпичами гадят!

Тут уж все кругом засмеялись, и Кирилл, представивший себе тетю Аню с крапивой, смеялся вместе со всеми.

И совершенно не верилось, что среди этих людей есть калеки — парень без ноги и мужчина с обожженным лицом, одних примерно лет с Анной Владимировной. Не верилось, что у них недавно погиб товарищ, и град побил урожай — а это, если верить Ларе, было для жителей поселков настоящей катастрофой. И показались странными слова Лары о том, что жители Пекши едва ли не голодают — такого чудесного угощения Кирилл никогда не пробовал.

Танцев после ужина здесь не устраивали — тетя Аня напомнила, что завтра надо рано вставать, поэтому как-нибудь в другой раз, и никто с ней не спорил.

— А ты, детка, пойдем со мной, — позвала она Кирилла.

Осматривала его в небольшой, очень чистой комнатке, которую гордо назвала медкабинетом.

— Все с тобой в порядке. Просто мышц вовсе нет, оттого что всю жизнь под землей просидел. А этот поганец, — имелся в виду, очевидно, Рэд, — тебя наравне со своими идти заставляет! Конечно, будет болеть, тут уж тебе потерпеть придется. А так — все неплохо. Даже худоба твоя — не дистрофическая, а природная. Пока за столом в монитор глядел, тебе и в этом весе было комфортно. А сейчас — будешь больше работать физически, больше двигаться — быстро мясом обрастешь… Если, конечно, кормить как следует.

В этих словах тети Ани просквозила грусть, и Кирилл решил перевести разговор на другое.

— Вы — врач?

Анна Владимировна рассмеялась.

— Нет, детка. Я бухгалтер. Была когда-то. А сейчас — на все руки от скуки. И врач, и ткач; и астроном, и агроном. Все мы такие, иначе ведь не выжить. А до того, как все случилось…

Но она не договорила.

С улицы донесся отчаянный крик:

— Дикие! На помощь!!!

— Скоты! — ахнула тетя Аня. — Опять! Сиди тут, — бросила она Кириллу.

И с удивительной для своей комплекции резвостью ринулась в коридор.

Кирилл рванул было вдогонку, но вспомнил, что раздет. Торопливо натянул майку и штаны, выскочил за дверь — однако в коридоре уже никого не было. С улицы доносились вопли, во дворе явно происходило нехорошее.

Он пометался от окна к окну, но, разумеется, ничего сквозь ставни не увидел. Раздался вдруг долгий, наполненный болью крик — кричала женщина или девушка.

Кирилл опрометью выскочил на крыльцо, не очень пока понимая, что собирается делать, однако ни сделать что-либо, ни даже понять, что происходит, не успел. Его сбил с ног толчок в грудь, а плечо обожгло резкой болью.

Едва успев это осознать, Кирилл почувствовал рывок за шиворот. А в следующий момент от приданного пинком ускорения полетел в неведомую даль. Ударился раненым плечом о стену, от чего взвыл уже в полный голос, и услышал стук закрываемой двери.

И увидел, что лежит на полу — в том самом коридоре, из которого минуту назад так решительно выскочил. Болели ушибленные копчик и затылок, а сильнее всего — плечо.

Кирилл, кривясь от боли, уселся и скосил глаза. Приподнял рукав футболки — руку рассекал кровоточащий порез. Он с содроганием отвернулся: никогда раньше не видел столько крови.

Так… Нужно собраться.

Шевелить конечностью больно, но можно — следовательно, кость не задета. Нож — или что это было — прошел неглубоко. Получается, опасностей две: само кровотечение, которое следует как можно быстрее остановить, и потенциальное заражение крови, которого можно избежать, если правильно обработать рану.

В рюкзаке были и бинты, и мазь. И накладывать повязки Григорий Алексеевич учил… Но куда подевался рюкзак? В которую из комнат их с Рэдом поселили?

Кирилл, поднявшись на ноги, озирался по сторонам, когда вдруг снова распахнулась дверь.

В проеме появилась Лара. Входила она странно, согнувшись в три погибели и спиной вперед. Кирилл не сразу разглядел, что тащит за собой человека.

Поняв, охнул и бросился на помощь. Вдвоем они перевалили тяжелое тело через порог — это оказался незнакомый парень, должно быть, местный. За телом тянулся кровавый след.

— Уйди ты! — цыкнула на Кирилла Лара. — Я сама! Ты, блин, уже выступил. — Она осторожно задрала на парне рубашку.

Тот был ранен в живот, и не нужно было быть специалистом, чтобы понять — ранен тяжело.

— Твою мать, — напряженно проговорила Лара.

Адапты повторяли это словосочетание при Кирилле не раз, и тот запомнил, что ни к чьей матери оно отношения не имеет, просто эмоциональное высказывание.

— Давай его в медкабинет отнесем. Не держать же в коридоре, — говорил Кирилл сдавленно: от вида кровоточащей раны подташнивало.

Лара посмотрела на помощника с сомнением.

— Одна я не допру, тут осторожно надо. А ты, небось, и котенка не поднимешь.

— Я постараюсь.

— Ну, о’кей… Я за плечи, ты под колени — аккуратно только! Взяли?

Кириллу было очень тяжело. И плечо болело и кровоточило нещадно. Но он знал, что скорее умрет, чем скажет об этом Ларе. Они втащили раненого на ту самую кушетку, где пять минут назад добрейшая Анна Владимировна осматривала самого Кирилла.

Лара быстро мыла руки в раковине в углу.

— Сейчас, сперва его обработаю, потом тебя. Рукав задери, а то присохнет.

— У меня — ничего опасного.

— Вижу… Придурок, блин. Возись с тобой теперь. — Это было сказано тем же тоном, что и все предыдущее — просто констатация факта, без злости или раздражения.

— Почему — придурок? — обиделся Кирилл.

— А хрен ли ты на улицу полез? Все равно ж слепой, как крот, не видишь ни фига! Хорошо, Сталкер тебя из-под звездочки выпихнул. А если б не успел?… Рукав задери, кому сказала.

Лара говорила, а руки жили, словно сами по себе, деловито занимаясь пострадавшим. Смачивали тампоны в антисептике и обрабатывали края раны.

Кирилл с содроганием отвернулся.

— Хоть бы не печень, — услышал за спиной он. — Ну, пожалуйста, хоть бы не печень… Сигарету хочешь?

Кирилл не сразу понял, что это ему.

— Что ты сказала?

— Я говорю, покури иди. А то ты, похоже, блевать собрался.

— Я не курю. И я… — Кирилл глубоко вдохнул, борясь с тошнотой. — я хорошо себя чувствую.

— Угу, — фыркнула Лара. — Вали в коридор! Позову, как закончу.

Пожалуй, она была права.

Кирилл встал, удивившись, что дверь качнулась навстречу. Наклонился вперед, пытаясь поймать ручку — но та отчего-то ускользала.

— Что-то… кажется, не то, — произнес он.

И рухнул на пороге, потеряв сознание.