Одержимость мажора

Мила Александровна Реброва, 2022

Мне пришлось пойти на сделку с мажором, которого я всегда избегала, ведь взамен он обещал оплатить лечение моего брата. Но, соглашаясь на его условия, я даже не представляла, что лишусь не только своей чести, но и сердца, которое безжалостный мажор решит растоптать новостью о своей скорой женитьбе… Содержит нецензурную брань.

Глава 3

Ника

— Черт! — рычит где-то мажор, пока я лежу на животе, боясь шевельнуться. Страшно представить, что я что-то сломала. — Эй, ты чего застыла? — раздается рядом, а потом бесцеремонные руки берут и переворачивают меня под мой громкий стон. В ноге простреливает боль, и я с ужасом жду, что она сломана. Мне просто не может повезти. — Что болит?

— Нога, — сквозь навернувшиеся слезы говорю ему, и он тут же принимается исследовать мою ногу на удивление нежными касаниями пальцев. Мирзоев начинает с колена и доходит до щиколотки, когда я вскрикиваю, чувствуя боль.

— Всего лишь вывих, — констатирует он.

— Откуда ты знаешь? — вытираю я предательские слезы и внимательно наблюдаю за его действиями.

— Я спортсмен, так что прекрасно разбираюсь в травмах. На счет три поставлю на место, считай, — как всегда пугая меня своей хладнокровностью, говорит он.

— Поставишь… Что?! — дергаюсь я, наклоняюсь вперед и пытаюсь оттолкнуть его руки. — Не надо ничего делать!

— Раз… Два! — И раздается щелчок под мой очередной испуганный писк.

— Ты не сказал «три»! — отдышавшись, обвиняю я его.

— Ожидание хуже всего, не хотел тебя мучить, — ухмыляется гад, продолжая держать мою лодыжку.

— Не знала, что ты такой сострадательный, — язвлю я, пытаясь выдернуть ногу.

— Не дергайся! Ей нужен покой.

— Вот и оставь ее в покое! Нечего ее лапать! — возмущаюсь я, донельзя смущенная и обескураженная такой близостью этого психа. Да по одному взгляду его было видно, что ничего хорошо от него ждать не стоит!

— Какая же ты все-таки неблагодарная. Смотрю, у тебя не только с извинениями проблемы, — язвит он.

— Лучше оставь мои проблемы мне и подумай, как нам выбраться! Я что-то не вижу выхода отсюда.

— Давай только без истерик, — морщится он, начиная оглядываться по сторонам в поисках выхода. — Терпеть этого не могу.

— Кто еще истерит? И знаешь, мне неинтересно, что ты там любишь, а что — нет.

Смерив меня презрительным взглядом, который ощутимо проникает сквозь кожу, мажор игнорирует мой выпад и протягивает мне ладонь. Не хочу брать его за руку и верчу головой в отрицании.

— Я сама, как-то обойдусь.

— Как хочешь, было бы предложено, — встав и отряхнувшись, он устремляется вперед.

— Эй, погоди! Куда ты погнал?

— Ты же сказала, что сама справишься, в чем дело? — останавливается он и закатывает глаза, убрав руки в карманы джинсов.

— Думаю, тебе повредит, если уйдешь и оставишь за собой мой несчастный труп.

— Надо же, ты стала заботиться обо мне и моей репутации.

— Не дождешься, — шиплю сквозь зубы.

— Надо было просто попросить, малахольная, сказать, что ты боишься оставаться одна в темноте, — откровенно глумится он надо мной, вызывая негодование и ненависть. Какой он гадкий, смотреть противно, так и хочется дать по роже!

— Если бы не обстоятельства, я бы с радостью осталась одна! Тебе не говорили, что ты не образец вежливости и такта? — язвлю, решая задеть его побольнее.

Знаю, что ему пофиг, но всё же не могу остановиться.

— А кто мне что-то должен говорить? Думаешь, меня интересует чье-то мнение? Уж твое точно нет.

— Кто бы сомневался, — заканчиваю бесполезный разговор, шагнув вперед.

Черт, больно. Но ничего. Главное — не показывать ему, что мне тяжело идти, а то как начнет насмехаться. Видимо, это природой заложено в мерзопакостного мажора!

***

— Ни за что бы не подумал, что отсюда так сложно выбраться, — бормочет он спустя полчаса бесполезных попыток выбраться и криков в дыру в потолке. Мы пытались разными путями найти выход из пещеры, но в итоге ничего не вышло.

— Черт, — пинаю ни в чем не повинный камень, вымещая на нем свою злость.

И телефон, найденный мной, кажется, сломался, трещинами пошел. От этого слезы наворачиваются. Я не хочу плакать, точно не в присутствии заносчивого мажора, но мне так горько оттого, что совершенно глупо провалились сюда и я потеряла единственное средство связи. Я так долго копила на этот телефон, в нем столько памятного. Снимки, заметки, да даже телефонные номера. Как я всё это восстановлю?

— Что ты там бормочешь? — оборачивается ко мне Мирзоев, который пытался протиснуться сквозь ущелье в стене, хотя даже я бы туда не пролезла.

— Ничего, — огрызаюсь я, садясь и вытирая навернувшиеся слезы краем рукава толстовки. — Нашел выход? Или нам так и придется сидеть тут?

— Ты что там, плачешь? — приближается он ко мне, что совсем не радует. — Нога, что ли, болит?

— Ничего у меня не болит! Отстань, — отворачиваюсь от него, подбирая ноги, но гадкий мажор оказывается проворнее и успевает схватить меня за лодыжку. — Я же просила отстать! Хватит пытаться меня облапать! Думаешь, если я не из ваших девушек, меня можно беспрепятственно трогать?! — возмущаюсь я, прекрасно зная, что со своими эти кавказские парни совершенно другие. Благовоспитанные и вежливые.

— Значит, я тебя лапаю? — недобро спрашивает он, а я леденею от страха. — Раз ты так считаешь, надо подкрепить слова действиями, — поднимается он руками выше по моей ноге, достигая колена. — Кто надевает шорты в лес? Или ты хотела, чтобы тебя облапали? Наши девушки, как ты их назвала, не позволяют себе выставлять свое тело напоказ, уважение еще надо заслужить, зубрила.

— Убери руки! — дрожу я, чувствуя, как его шершавые пальцы начинают интимно поглаживать кожу под моим коленом. — Я не давала тебе повода…

— Ты сама повод! — неожиданно зло рычит он, что само по себе странно, ведь Халид — пример безэмоциональности. — Признайся, специально ведь провоцируешь?

— Что за бред! Пусти меня сейчас же! — пытаюсь оттолкнуть его, поняв, как он близко, я даже чувствую, как его мятное дыхание овевает мое лицо!

— Снова вызов?

— Никакой это не вызов! Просто соблюдай дистанцию, раз уж мы вынужденно тут застряли! Не-ет! — подпрыгиваю на месте, поняв, что он совершенно меня не слушает, поднимая руку выше по моему бедру. — Не трогай…

— Я даже не начинал тебя трогать, — вернув себе хладнокровность, извещает меня он. — Смени тон и не смей больше так со мной говорить.

Вот ведь гад! Мерзкий шовинист! Мадина предупреждала меня о таком типе мужчин среди своих земляков, считающих женщин ниже них!

— Ты, наверное, что-то попутал, раз смеешь мне приказывать! — делаю ударение на слове «смеешь», четко показывая ему, что прогибаться не намерена.

Обойдется! Как же невыносимо он бесит! И как меня угораздило попасться вместе с ним в ловушку?

— Я ничего не попутал, а прекрасно вижу, что ты пытаешься со мной играть, кто-то выбирает казаться недотрогой, а ты — наоборот, ведешь себя как дикарка, чтобы привлечь мое внимание, — нагло и развязно шарит глазами по моему телу, я прямо-таки кожей чувствую его взгляд, и от него тело покрывается колючими мурашками, становится страшно, ведь мы наедине, никто меня не защитит в случае чего, но я и сама себя смогу защитить!

Поставлю его на место.

Двигаю корпус вперед намеренно близко, даже запах его чувствую. Пахнет дорогим парфюмом, лесом, чем-то таинственно-запретным, истинно мужским. Стараюсь не думать, как это на меня действует. В приоритете другая задача.

— Значит, думаешь, я играю? И зачем же?

— Выбрала меня в качестве своего спонсора? — выгибает бровь, не двигаясь с места. — Тебе не помешают деньги.

— Интересная версия, — говорю спокойно, пытаясь держаться и не показывать, как меня задевают его слова, — долго над ней думал?

— Да вы все одинаковые, — ухмыляется с гаденькой улыбкой, — падкие на бабло. Не откажетесь поторговать собой ради красивых шмоток и айфона.

— Бедный-бедный Халид, — ерничаю я, состроив гримасу насмешки, — ни разу в жизни не встречал нормальную девчонку, которая посмотрела бы на тебя кроме как на мешок с деньгами!

— Не торопись меня жалеть, — резко хватает за локоть, вцепляясь в него жесткими пальцами, притискивает меня к себе, пронизывая взглядом, — меня устраивают товарно-денежные отношения. Что не устраивает, так это когда человек пытается стоить из себя того, кем не является.

— Изъясняйся яснее! — дергаюсь и высвобождаюсь, кипя от возмущения. — А вообще, я не понимаю, к чему ты завел этот разговор. Меня нисколько не интересует, какие отношения у тебя с девушками и что тебя в них не устраивает. Нужен психолог, найми его! Бабла у тебя точно хватает.

— А мне нравится, что ты дерзкая. Не меняйся, — заявляет он вдруг, сощурив глаза.

— Я и не думала тебе нравиться! — возмущаюсь, не веря, что он говорит мне всё это. — Ты просто больной! Сиди молча и жди помощи!

Гаденыш чертов!

— Ну вот и успокоилась, — выпрямляется он, убирая руки с моего бедра и шокируя меня вернувшейся холодностью. — Не хватало мне только истерящей девчонки в закрытом пространстве, где все выходы перекрыты.

И только тут до меня доходит, что он специально провоцировал меня! Я ведь и впрямь забыла о слезах! Но то, как он это сделал…

— Ну ты и га-а-ад… — в неверии качаю я головой. — Мне и так плохо, а тут еще и ты со своими штучками…

— Оттого, что ты впадаешь в истерику, лучше не станет. Сеть тут не ловит, так что остается только ждать. В лагере нас наверняка хватились и пошли искать. Не найдут сами, позвонят отцу, а его спецы вмиг вычислят, где мы находимся.

— Как у тебя всё просто, — вздыхаю я, не испытывая к нему особого доверия. Только что лапал меня и нес гадости, а теперь само спокойствие.

— А зачем усложнять? — жмет он плечами, садясь напротив меня и вытягивая свои длинные ноги, на которых я зачем-то залипла.

Вообще, он вызывал смешанные чувства. Я привыкла к тому, что он молчаливый наблюдатель, и даже уговорила себя, что выдумала его внимание. Но сейчас, когда он перестал просто наблюдать… Черт! Ничего я не выдумала! И что бы он там ни говорил про то, что хотел меня отвлечь, я прекрасно видела, как он реагирует на меня! Мое бедро до сих пор горело от жара его пальцев. Да и то, как сканировали меня его глаза в данный момент, говорило само за себя.

Я не была наивной дурочкой и прекрасно осознавала, как выгляжу, и в большинстве случаев моя яркая внешность, доставшаяся мне от мамы, приносила мне одни неприятности. Люди редко воспринимали меня всерьез, ведь образ кукольной девочки мало кому внушал доверие. Меня считали ветреной фитоняшкой, коей я совершенно не являлась, и даже то, что я практически не красилась, не считая блеска для губ, так как они вечно сохли и трескались, не спасало ситуацию.

Даже мои яркие блондинистые волосы люди принимали за ненатуральные, хотя мне бы и в жизни не пришло в голову красить их в восемнадцать. В общем, все мои попытки выглядеть проще ничего не давали. Так что да — я знала, какое впечатление произвожу на окружающих. Также я знала, что найти спонсора, как изъяснился Мирзоев, с моей внешностью не проблема, только вот я никогда не паду так низко. Руки-ноги, слава богу, есть, и заработать денег для своей семьи я смогу, не продавая свою честь и достоинство.

— Чего ты насупилась? — продолжая нервировать меня своим темным взглядом, спрашивает Халид. — Хочешь есть? Или в туалет?

— Закажешь доставку из ресторана, если хочу? — язвлю я, пытаясь скрыть смущение. Что делать, если я действительно захочу писать? Тут же одно небольшое пространство! А если он захочет? Фи! Даже думать об этом не хочу!

— Чего ты задергалась? Я просто спросил, — осекает меня этот грубиян, глядя с неприязненным выражением и этим вечным превосходством, которое меня бесит.

— Задергаешься тут, — недовольно бурчу под нос, потирая лодыжку.

— Болит? — сразу обращает внимание на этот жест Халид.

— Не твое дело!

— Хватит грубить! — пугая меня, вцепляется он в мой локоть, подтягивая к себе и буравя своими чернющими глазами. — Нормально разговаривать не можешь? Неизвестно, сколько нам тут еще сидеть. Я не собираюсь терпеть твои выходки.

— Так и не терпи, — выдергиваю я руку из его крепко стиснутых пальцев, потирая уже ее. — Можешь отойти на расстояние и сидеть в другом месте, — предлагаю, в самом деле желая, чтобы он отошел. Его присутствие нервирует, давит. Лучше мне остаться одной.

— Перестань, — практически по слогам проговаривает Мирзоев, — не усложняй всё. На лучше поешь, может, чуть подобреешь, — достав из рюкзака злаковый батончик, протягивает его мне.

И я бы отказалась, фыркнула и отвернулась от предложенного лакомства, но мой желудок слишком громко дает о себе знать, выдавая меня с головой. Утробное урчание проносится по пещере.

— А ты сам? У тебя есть еще? — интересуюсь из вежливости. Не хочу оставлять его голодным, съедать последние припасы. Кто знает, насколько мы тут застряли. Да и вдруг попрекать будет, я прекрасно знаю, как ревностно он относится к своим вещам.

— У меня их несколько, еще вода, — достает он второй батончик, а также бутылку минеральной воды.

Начинаем тихо пережевывать пищу, шелестя фантиками, в тишине пещеры отчетливо слышен каждый звук. Где-то капает вода. И я понимаю, что, если захочу в туалет и пойду в укромное местечко, точно так же будет всё слышно. Засада. Нарочно не придумаешь. Может, не пить? Так я продержусь дольше.

Как назло, Мирзоев, выпив порцию воды, протягивает мне бутылку.

Так странно. Он преследовал меня своими взглядами, я всячески его избегала, дурацкие споры из-за его драгоценной рубашки, и вот мы сидим вместе на каменном полу, делим еду и питье. То, что должно объединять, наоборот, увеличивает между нами пропасть. Почему? Да потому что я отчаянно хочу избавиться от его присутствия рядом. Физически не хочу с ним находиться в одном помещении. Он странный. Непохожий на других. Обращает внимание на такие вещи, до которых другим нет дела.

Он богатый, считающий, что ему всё дозволено, живущий по собственным принципам. Прикрываю глаза и мысленно веду отсчет минутам наедине с ним.

Поскорее бы нас нашли, божечки, пусть нас поскорее вытащат отсюда.