Будь моей Брейшо

Меган Брэнди, 2020

Бестселлер Amazon! «Будь моей Брейшо» – четвертая книга в серии о братьях Брейшо. История Мэддока и Рэйвен закончена, но приключения братьев продолжаются! Героями новой части станут Кэптен и Виктория, которым придется проделать долгий путь навстречу друг другу. «НЕВОЗМОЖНОВЫПУСТИТЬИЗРУК». – Биби Истон «Вкусная. Сексуальная. Волнительная. Всепоглощающая книга. Приготовьтесь к самому сильному книжному похмелью в своей жизни». – Maple Book Lover Reviews «Брейшо продолжают удивлять, и на этот раз эстафета переходит к следующим героям. Они борются с собственными демонами, но их влечение друг к другу сильнее. Получат ли они собственный счастливый финал?» – Анастасия Долгая, книжный блогер

Глава 3

Кэптен

Она отпускает руку моего отца, ее глаза прикованы к моим.

Само ее существование приводит в бешенство.

Опьяняет…

Чертовски тревожит…

Я не знаю, что это такое и почему так, но между нами есть сумасшедшее притяжение, которое назревало с самого начала, и теперь, когда она живет с нами под одной крышей, я могу подозревать, что накал будет еще больше.

Мои глаза сужаются, и она наклоняет голову, не желая отводить взгляд первой.

Ненавижу, как мое тело реагирует на нее, но, что еще хуже, я ненавижу следующую мысль:

Она сводит меня с ума, черт возьми, но, боже, как мне свести с ума ее…

— На что ты смотришь, Пакман? — голос Рэйвен врывается в мои мысли. Она называет меня именем героя компьютерной игры, который жрет все подряд.

— Да так, на одну девушку в нашем дворе. Вроде она тебе сестра, но совсем не похожа на тебя, то есть полная противоположность.

И правда, у Рэйвен длинные, гладкие, черные как смоль волосы, которые она недавно подкрасила фиолетовым, и каменно-серые глаза. Даже тон кожи у нее другой — светло-кремовый, контрастирующий с ее изогнутыми розовыми губами.

А у Виктории безупречный летний загар, который держится круглый год, глаза темные, а губы пухлые, и она постоянно держит их поджатыми.

Красятся они похоже: толстая черная подводка и много туши на ресницах — такой образ крутой рокерши, но на этом сходство заканчивается.

В Рэйвен все кричит о безрассудстве, а Виктория — воплощение цинизма.

Рэйвен не думает — она действует, а Виктория вечно прокручивает все в голове.

Рэйвен смеется по поводу своего внешнего вида: «Это потому, что я была обречена выглядеть как моя мать, пусть дьявол вечно жарит ее душу в аду».

Я поворачиваясь к ней.

Чуть больше месяца назад она вытряхнула прах своей матери в ручей около нашего дома, предоставив мерзкой женщине упокоиться в знакомом месте, хотя сама Рэйвен не считает, что ее мать заслужила это.

— Ты думала о ней? — спрашиваю я, и мой взгляд падает на ее живот.

Она пожимает плечами, слегка хмурясь.

— Если беспокоиться о том, что я буду так же плоха, как она, во всей этой истории с ребенком, тогда да. — Она тяжело вздыхает и признается: — Каждую секунду, Кэптен.

— А что говорит Мэддок?

— Что я не она и никогда не позволю себе быть такой.

— Он прав, — соглашаюсь я.

Рэйвен хмурится еще сильнее.

— Она была наркоманкой, Кэп. Я курю травку, по крайней мере, курила до того, как залетела. Она продавала свое тело ради быстрых денег, а я позволяла бить себя за то же самое.

— Да ладно. Ты никому не позволяла бить себя, — усмехаюсь я. — Ты просто нашла способ позаботиться о себе, вышла на ринг и заработала немного денег своими кулаками, победив. Это далеко не одно и то же.

Ее губы сжимаются, и она отрывисто кивает.

— Поверь мне, Рэйвен Брейшо, ты будешь большим, чем твоя мать когда-либо могла быть. — Я хочу вселить в нее уверенность.

Она смотрит на меня с легкой улыбкой.

— Или умру, пытаясь.

Не сомневаюсь, что она поступит именно так.

Мы смотрим друг на друга, и с каждой секундой черты ее лица смягчаются. Она наклоняет голову, зная, что мне есть что сказать, но сама спрашивать не будет. Ее интересует Виктория.

Я помогаю ей:

— Как ты думаешь, почему наш отец сделал это для нее? Зачем позволил жить тут.

Она кивает, как будто ожидала этого вопроса, так что я угадал.

— Я столько раз прокручивала это дерьмо в голове, Кэп. Я была уверена, что все это ради того, чтобы присматривать за ней, отслеживать возможные неприятности, и только, понимаешь? — Она делает глубокий вдох. — Но теперь, когда я знаю, что он не полный придурок, — на этих словах я усмехаюсь, — я думаю, что он хотел дать ей шанс.

— На жизнь в аду, да?

Она сердито смотрит на меня.

— Перестань, Кэптен. Кто, черт возьми, знает, каково ей было на самом деле. Ты же видел шрамы у нее на животе, как и я. Мы даже не можем предположить, откуда они у нее.

Мои губы сжимаются при упоминании шрамов. Все вышло случайно. Несколько месяцев назад ее рубашка порвалась, что дало моим братьям, мне и Рэйвен увидеть то, что мы не должны были видеть. Виктория никогда не давала объяснений, а мы никогда и не просили объяснить. Я перебрал в уме все возможные варианты, но в нашем мире это может быть результатом чего угодно. Мои догадки могут быть просто смешными по сравнению с реальностью, и не то чтобы у меня был какой-то способ узнать.

— Я думаю, ей есть что рассказать, — говорит Рэйвен.

— Тогда почему, черт возьми, она этого не сделала?

Рэй тихо смеется:

— Спрашивает парень, который неохотно делится с нами своей обычной жизнью, а самыми сокровенными мыслями — только с бумагой.

Я хмурюсь и встаю перед ней.

— Почему она этого не сделала? — дразнит она, похлопывая меня по груди, и ее серые глаза встречаются с моими. — А как насчет того, с чего бы ей это делать? Может, она и живет теперь в большом шикарном особняке, но таким девушкам, как мы, роскошь не приносит комфорта.

— Что это значит?

— Это значит, что мы с ней отбросы, и мы это знаем. На случай, если мы когда-нибудь начнем забывать, общество всегда готово напомнить нам об этом. Мы хорошо понимаем, какие опасности несет надежда, так что… у нас ее нет.

С этими словами Рэй направляется к двери, и я провожаю ее взглядом, зная, что она остановится, чтобы добавить еще что-то, прежде чем уйти.

Она так и делает.

Ее рука ложится на дверной косяк, она стоит вполоборота и смотрит на меня.

— Доверие, Кэптен, — это, как правило, улица с двусторонним движением, но в нашем случае это четырехполосное шоссе с односторонним. Представь, что ты находишься за его пределами.

— Рэйвен, но ведь ты сумела перебраться на другую сторону.

— И я совершала ошибки.

— Но в конце концов ты сделала бескорыстный выбор.

— Может быть, но я часто принимала опрометчивые решения.

— Ради нас, — подчеркиваю я.

Рэйвен пожимает плечами.

— А кто сказал, что она не сделала то же самое? Твой отец привез ее сюда, поместил в безопасное место. Она живет на вашей территории, в вашем городе. Может быть, она испытывает чувство преданности, сама того не сознавая. Или, может быть, она осознает, но признать это — вот это самое трудное. Все, что она знала о Брейшо, связано с человеком, который ее долгие годы воспитывал. Нелегко причинить боль одному Брейшо, когда не так давно ты хотела причинить боль другому.

Беспокойство сжимает мне горло, эта мысль никогда не приходила мне в голову.

А ведь правда, Виктория понятия не имела, что значит быть Брейшо. Все, что она знала, — это то, что Меро сказал ей, чему научил ее. Да уж, это чертовски меняет мышление.

— Если она серьезно относится к изменениям в своей жизни, она в конце концов поговорит с нами, и она знает, что за этим последует. Мы ничего не скрываем друг от друга. — Уголок ее рта при этих моих словах приподнимается в усмешке. — Кроме некоторых пикантных вещей.

Я смеюсь, и она тоже.

Когда за ней закрывается дверь, я падаю на кровать Зоуи, зная, что будет дальше. Если Виктория хочет остаться, ей нужно быть храброй.

Ей нужно прийти ко мне.

Она…

— Папа! — зовет меня Зоуи. — Иди уже сюда!

— Да, папочка, давай, или я нажму кнопку воспроизведения без твоего разрешения! — раздается следом крик Ройса.

Я хихикаю, хватаю одеяло Зоуи, за которым и пришел сюда, и иду смотреть фильм в компании моей маленькой девочки и шалопутного брата.

* * *

Как только я выхожу из комнаты Зоуи, Ройс оказывается наверху лестницы.

Я вопросительно смотрю на него, и он мотает головой, веля мне следовать за ним.

В гостиной Рэйвен сидит на диване, Мэддок рядом с ней, положив руку ей на бедро.

И никаких признаков Виктории.

Она могла пойти в свою комнату, пока я укладывал Зоуи спать, — все что угодно, лишь бы не столкнуться со мной в коридоре.

— Что происходит?

Ройс ставит на кофейный столик игрушку «Хот Вилл», маленькую синюю спортивную машинку.

— У Зоуи такой нет, — говорю я, хотя они и сами знают это. — Где ты ее нашел?

— После фильма я пошел немного прошвырнуться. Она была у меня на капоте, когда я выходил из бассейна. — Он шевелит бровями. — Не волнуйся, я ничего не сказал ей, даже когда она набросилась на меня с одной определенной целью.

Рэйвен хихикает, и Мэддок бросает в сторону жены свирепый взгляд.

— Это просто игрушка? — спрашиваю я, зная, что Ройс уже ввел всех в курс дела, пока я был занят с Зоуи.

Ройс кивает.

— Стояла на клочке чистой бумаги. — Он бросает машинку на пол. — Так что я не стану выслеживать этого ублюдка за то, что он поцарапал мою машину.

Рэйвен наклоняется вперед, поднимает машинку и осматривает ее.

— Вот как тебе сообщают, что кто-то облажался и дерьмо нужно исправить? Подбрасывают кусочки головоломки и заставляют разгадывать ее?

— Просто нам доверяют читать между строк. И, — добавляет Ройс, поднимая палец вверх, — мы полагаем, это потому, что никто не хочет быть крысой.

Губы Рэйвен дергаются.

— А, ну да, теперь это имеет смысл.

Мэддок хмурится.

— Мы ни хрена не слышали. Ничего, кроме мелкого хулиганства в кампусе, с которым Мак сам справлялся, пока нас не было, — говорит он.

Мак — один из немногих, на кого мы можем положиться. Он работает на нас уже хренову кучу лет, но только недавно стал нашим доверенным лицом. Однако и до этого он был надежным другом.

— Именно в тот день, когда Ройс уезжает, внезапно происходит какое-то дерьмо? — продолжает Мэддок.

— Не похоже, что сюда толпами пускают людей, — говорит Рэйвен, глядя на него. — Так что, может быть, это был их первый шанс.

Я смотрю на Мэддока, но он ничего не говорит, глядя на машинку в руке Рэйвен.

Она передает ее мужу, и его взгляд встречается с моим.

— Я могу вспомнить только одну синюю спортивную машину, брат.

— Джейсон Роу.

Он кивает и переводит взгляд на Ройса.

— Кто это, черт возьми? — Рэйвен, прищурившись, смотрит на Мэддока, и на его губах появляется намек на ухмылку.

Ройс смеется.

— Вау, ты не помнишь? Вы с ним пересеклись через несколько недель после того, как ты попала в нашу школу. Этот парень попросил разрешения прийти на нашу стоп-лайт вечеринку, и ты появилась в зеленом, когда тебе велено было надеть красное. — Рэйвен, слушая его, широко улыбается. — В ту ночь Мэддок вышел из себя и предъявил права на твою задницу… ну и на прочее, да?

Она смеется, закидывая ноги на валик дивана.

— Все было немного по-другому, но да, я помню.

— Так вот. Это был Джейсон мудак Роу из нашей баскетбольной команды.

— Он что, тебе не нравится?

— Да ладно, Рэй-Рэй, — дразнит Ройс. — Нам никто не нравится.

— Верно, — ухмыляется она. — Итак, что теперь?

— Сезон закончился несколько месяцев назад, — говорю я, бросая взгляд на Ройса.

Телефон уже у него в руке.

— Я звоню Маку.

Мэддок с ухмылкой поворачивается к Рэйвен.

— Пора нам собрать мальчиков для игры.

— Да… — Я обрываю себя, потому что слышу голос:

— Зоуи это понравится.

Наши головы поворачиваются.

Виктория…

Ройс вскакивает на ноги, но ее это не останавливает. Она выходит из бильярдной и направляется прямо к нам.

Рэйвен берет машинку из рук Мэддока и кладет ее в карман худи, не сводя глаз с Виктории, которая даже не вздрагивает при приближении Ройса.

— Ты либо чертовски умна, либо чертовски тупа, детка, и я должен сказать, что склоняюсь ко второму. — Он встает перед ней. — Может быть, Мейбл притворялась, что не видит, как ты прячешься по углам и шпионишь за всеми, но это не то место. Ты вылетишь отсюда так же быстро, как и пришла, и я еще не говорю о твоих шаловливых мыслях о Кэпе.

Виктория лениво моргает, она уже привыкла к манере Ройса «нападай первым».

Ее глаза скользят к моим.

— Зоуи с удовольствием посмотрела бы, как ты играешь.

Моя кровь закипает, и я двигаюсь вперед.

— Ну, это было чертовски храбро, Вик-Ви. — Ройс называет Викторию тупым прозвищем, которое он придумал для нее, и отступает, прекрасно зная, что ему сейчас лучше держаться подальше.

Она наклоняет голову, но карие глаза ждут ответа.

— Я не уверен, что ты понимаешь ситуацию, — говорю я. — Ты в этом доме не потому, что заслужила. Ты здесь, потому что мы не можем доверять тебе вне его. Мы не можем позволить тебе болтать о вещах, о которых город еще не знает, но если ты попытаешься указывать мне, что делать с моей дочерью, как будто ты знаешь лучше меня, я вышвырну тебя так быстро, что у тебя закружится голова. — Я подхожу вплотную, и она втягивает губы. — И я говорю не о том, что ты покинешь этот дом, а о том, что тебе придется убраться из нашего города.

— Можешь попробовать, — отвечает она.

Боковым зрением я замечаю, как Мэддок поднимается на ноги.

Толкаю Викторию, но она не двигается с места, ее подбородок приподнят, она смотрит мне в глаза.

— И что ты будешь делать, а? Как ты меня остановишь, Кэптен Брейшо?

Ее рука опускается на мое предплечье, такое чувство, что она пытается успокоить меня своим прикосновением, своим взглядом… как будто у нее есть на это право.

Моя челюсть напрягается.

— Я не веду себя злобно, нагло или как-то еще, в чем ты пытаешься убедить себя, — говорит она так, чтобы слышал только я.

Черт возьми, если это не хуже, чем если бы она выкрикнула свои слова мне в лицо.

Я говорю так же тихо:

— Ты ничему не научилась, Виктория? — Когда ее глаза напрягаются, я продолжаю: — Ты хочешь вести себя так, как будто знаешь нас, но что же тогда ты шепчешь? Разве ты еще не поняла, что у нас это не работает? У нас нет запретных тем для разговоров, мы ссоримся, мы трахаемся там, где нам нужно и когда нам нужно. Мы не прячемся друг от друга. — Мои глаза начинают дергаться. — Ты солгала, что знаешь мою дочь, и ты смеешь говорить мне, что, черт возьми, с ней делать, как будто твое гребаное мнение, высказанное шепотом, имеет значение. — Я сбрасываю ее руку и делаю шаг назад. — Так вот, никакого значения оно не имеет.

Она облизывает губы, а когда я отхожу, мне в спину летит:

— Будет иметь.

Мои глаза выпучиваются, и будь я проклят, если меня не поразили ее слова.

Да она просто сумасшедшая.

Мэддок, открыв рот, садится на диван, Ройс застыл, а Рэйвен наклоняется вперед, наблюдая.

Если Виктория и замечает наше удивление, она этого не показывает.

Она подходит ко мне, и ее рука взлетает, чтобы схватить меня за подбородок и притянуть к себе. Ей хочется видеть мои глаза.

Сердце тяжело колотится в горле, когда я смотрю сверху вниз на эту девушку… которая все испортила.

Меня бесит, что я хочу тебя, красавица…

— Я никуда не собираюсь, но у меня такое чувство, что если бы я попыталась исчезнуть… ты бы остановил меня.

Сильное напряжение сковывает мои лопатки.

— Если ты думаешь, что я буду преследовать тебя, ты ошибаешься. Я сказал, что хочу трахнуть тебя, Виктория. Я ни черта не говорил о том, что хочу тебя. Разница большая.

— О, но ты хотел, Кэп. — Ее щеки краснеют от гнева. — За несколько минут до того, как твоя дочь подбежала к тебе в саду, ты ясно дал понять, чего хочешь.

Я заглушаю ее слова смешком, стараясь не замечать легкого прищура в уголках карих глаз.

— Хочу? — Моя усмешка далека от игривой. — Я сказал, что хочу тебя, красавица? — Я заставляю себя небрежно скользнуть по ней взглядом. — Хочу, но не твое сердце, не твою душу, не тебя. Мое желание — это где-то глубоко в паху, подстегиваемое теплым телом, с которым я могу поиграть.

— Ну и кто теперь лжец? — не сдается она.

Я ухмыляюсь сквозь гнев.

— Держись за эту частичку уверенности, и тебе будет хорошо, когда я разорву ее на куски.

Что-то тускнеет в ее взгляде, но она быстро справляется.

— Я и не знала, что ты такой мудак.

— О да, ты совсем меня не знаешь. — Мое дыхание опаляет ее лицо. — Не прикасайся ко мне. Не разговаривай со мной. Но главное — не смотри на нее.

Это ее заводит, напряжение мгновенно искажает ее черты, и впервые за сегодняшний вечер я вижу беспокойство.

— Ты хочешь, чтобы я бегала от трехлетнего ребенка? Отказать ей? Игнорировать ее, если она позовет меня?

— Ей два года. И — да.

— Через три месяца ей исполнится три, и твое «да» — это несправедливо, — парирует она.

Я тесню ее, и она, споткнувшись, отступает на шаг назад.

— Справедливо — это мнение, а твое мнение здесь так же бесполезно, как и твое слово.

Она плотно сжимает губы, прежде чем сказать:

— Что случилось с самым логичным из Брейшо, который умеет управлять своим гневом?

— Видимо, я был ослеплен блондинкой, — вылетает у меня.

Она проводит языком по зубам и отводит взгляд.

— Верно…

Я смотрю на нее, думая об одном: я не могу допустить, чтобы она бродила по коридорам дома, где может столкнуться с моей маленькой девочкой. В пятницу в нашей школе начались каникулы, так что в течение следующих семи дней, пока мы впятером не вернемся в школу, ей негде перекантоваться.

Меня это не устраивает.

Поэтому, когда она проходит мимо меня, я пропускаю ее, позволяя ей думать, что наш разговор окончен, но тут же добавляю:

— Не выходи из своей комнаты на этой неделе, если только не захочешь вылететь со скоростью света. Не должно быть никаких признаков твоего существования.

Она колеблется секунду, прежде чем подняться по лестнице и исчезнуть из виду.

Убедившись, что она ушла, я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к остальным.

Рэйвен ухмыляется, а мои братья еле сдерживают смех.

Они знают, что я нагло, черт возьми, солгал насчет природы «хочу», но ей нужно попотеть, а мне нужен знак, что ей не наплевать. Реальный шаг, а не замаскированный под повестку дня или совершенный из страха.

Проблема в том, что в нашем мире трудно отличить одно от другого.

Правда всегда приходит в самый неподходящий момент… как три года назад, когда я заставил себя забыть о предательстве девушки, которую слишком близко подпустил к себе.

Мэллори здорово меня запутала.

Это полное дерьмо, но предательства Виктории вполне следует ожидать.

Мои братья и я, мы знаем правила игры.

С правдой приходят неприятности.

А неприятности — это то, во что мы ввязываемся с самого рождения.

Мы — лидеры, это наша судьба. Нас вырастил человек, возложивший на себя заботу о нас вместо наших родителей, которым не посчастливилось выжить и посмотреть, кем мы стали.

Неудержимые, несокрушимые.

Брейшо.

— Э-м-м, кому-нибудь интересно посмотреть фотку, на которой Трейси Паркс демонстрирует сиськи? Я достал ее сегодня вечером, — спрашивает Ройс, снимая напряжение и вызывая у нас смех.

Двадцать минут спустя я принимаю душ, захожу в комнату моей малышки, поднимаю ее с кровати, несу через коридор в свою комнату и укладываю рядом с собой на постели.

Она крепко спит, обнимая свой маленький игрушечный поезд.

Я укутываю ее одеялом и смотрю на совершенное личико.

Я буду любить тебя всегда и защищать тебя изо всех сил, моя маленькая Зоуи.

Несмотря ни на что.