Моника

Мария Эрдман

Роман-автобиография одной загадочной девушки Моники. Это первое произведение Марии Эрдман, написанное в стиле «потока сознания».

ГЛАВА 2. МON AMOUR

В юности, многие мальчики оказывали мне знаки внимания, хотели узнать меня поближе и возможно, некоторые из них даже искренне хотели понравиться мне. Но мне нравился только один. Его звали Феликс и он был моей первой, слепой любовью. Черные, блестящие волосы и миндалевидные карие глаза создали ему славу настоящего мачо среди женского пола. Высокий, белокожий, страстный, с надменной, играющей на его лице улыбкой, он купался в лучах внимания, нежности и томных вздохов всех девочек, когда проходил мимо них. Феликс любил литературу, писал стихи и был совершенно не похож на остальных мальчишек детского дома, так как имел манеры денди и навыки расчетливой обходительности, которую многие принимали за воспитание. Несмотря на его юность, он уже познал многих женщин и его аура, такая темная и мужская, очень привлекала меня. Мы встречались с ним пару раз на занятиях по английскому языку, и он всегда садился рядом со мной. Обходясь только общими фразами по заданиям или короткими просьбами, Феликс давал мне понять, что я совершенно его не интересую. А я была безумно влюблена в него и сходила с ума от этого первого чувства. Свою любовь я держала в тайне, но многие догадывались об этом, и пошли сплетни. Безусловно, Феликс узнал эту новость одним из первых и его поведение очень резко изменилось. Он стал более детально рассматривать меня, здороваться и даже иногда подходил ко мне и обнимая за плечи расспрашивал о каких — то пустяках в духе светской беседы. Я была смущена, говорила какую — то чушь и никогда не смотрела ему прямо в глаза. Однажды вечером, я ушла на прогулку в одиночестве. У меня было тайное место, небольшая зеленая аллея в парке, где я была совершенно одна в своей огромной вселенной. Была осень, золото листьев укрывало уже замерзшую землю своей золотой, природной вуалью и я сидела на старой французской скамейке, смотря на серое пасмурное небо.

— Здравствуй, Моника — голос Феликса разрезал это осеннее пространство и мое сердце вместе с ним — Ты одна здесь? — он присел рядом со мной и закурил сигарету.

— Привет, Феликс. Я всегда одна. Тем более такой красотой лучше наслаждаться в одиночестве, чтобы никто не мешал — не подумав, сказала я и осеклась.

Феликс понял мой намек и хотел уже уходить, но я взяла его холодную руку и произнесла:

— Прости, я не хотела так грубо, можешь остаться, если хочешь. Здесь очень красивый закат по вечерам, будем наслаждаться им вместе.

Он затянулся угасающей сигаретой, выдохнул тяжелый дым в осенний воздух и произнес:

— Я тоже люблю природные пейзажи, в стиле Ван Гога например, когда знаешь, все небо стихийно — красное или наоборот такое черное и мрачное, как перед страшным долгим ливнем — он замолчал и внимательно посмотрел на меня.

Его голос проникал в мою суть, как и дым его сигарет, в самые сокровенные места моей женской души, сводил с ума, и я понимала, что навечно принадлежу Феликсу. Он заметил мое замешательство и улыбнулся.

— Да, я тоже люблю природный импрессионизм. Вообще, немного странно рассуждать об этом с тобой, я так привыкла к книгам, а не к живым людям, что совершенно разучилась себя вежливо вести — рассмеялась я.

— Ты красивая, Моника и очень странная. Но твоя странность привлекает меня. Есть в ней какой — то индивидуальный и живой смысл, женская тайна как в Моне Лизе — Феликс сказал это очень задумчиво, подбирая каждое слово, и неожиданно взял меня за руку.

Мне стало совершенно не по себе от такого неожиданного мужского прикосновения. Вся моя женская природа, только начавшая свое развитие, загорелась сотнями живых костров, и ее тепло стало растекаться по моему телу, вибрируя и наполняя меня нежным возбуждением к этому юному мужчине. Он наклонился ко мне, и я почувствовала тонкий аромат его парфюма на бледной коже, смешанный с дымом сигарет и прохладным осенним воздухом.

— Я могу поцеловать тебя? — прошептал он чуть слышно и посмотрел на меня своими черными, пылающими глазами.

Я не стала отвечать ему, а только потянулась к Феликсу всем своим женским естеством и мои губы встретились с его губами. Он был очень нежен со мной, даже деликатен, свою звериную страсть он старался не показывать, чтобы не пугать меня, но я сразу поняла, что мы будем любовниками. Он погладил меня по щеке, наслаждаясь моей теплой кожей, а потом сказал:

— Ты меня любишь, Моника?

— Да — тихо прошептала я — люблю.

Он внимательно посмотрел в мои глаза, и тут я заметила тень сомнения, скользнувшую по его лицу, как будто он передумал делать то на что решился, но эта тень быстро сошла с него, обнажив его истинную, мрачную природу. Привычка — вторая натура, но я не догадывалась об этом. Почему я вдруг вспомнила Феликса? Не знаю, мне кажется, я никогда не забывала его. Мы начали встречаться тайком от всех и никто не догадывался о нашей связи. С ним я познала тайны любви, наслаждения и страсти. У его друга была квартира, недалеко от детского дома, и по выходным мы постоянно бывали там. Он обожал мое стройное, гибкое тело больше чем мою душу. Покрывая меня поцелуями, он не мог остановиться, и даже мой кошачий взгляд постоянно приводил его в возбуждение, рисуя картины его личного Содома. Он хотел меня постоянно и не мог насытиться этим. Если вначале нашего знакомства это пугало меня от наивности и незнания мужской природы, то сейчас я играла с ним, дразнила, пытаясь приручить этого дикого зверя. Я скользила губами по его шее, рисуя влажным языком слова страсти, которые понимал только он. Касалась его горячей кожи в самых нежных и чувственных местах и любила его так, как он не смог бы никогда. Мне нравилась его непокорная гордость, тщеславие и любовь к женщинам. Я принимала его природу, уважала его и никогда не требовала верности и вечных клятв в любви. Феликсу было хорошо со мной, и наша связь продолжалась достаточно долго. Мы расставались, потом он находил меня снова и мы опять погружались в этой безумие страсти и одержимости друг — другом.

— Только ты вызываешь у меня такие противоречивые чувства, Моника — сказал он однажды.

— Что ты имеешь ввиду, дорогой? — я подошла к нему сзади и обняла его, водя руками по его голому торсу.

— Я люблю и ненавижу тебя. Люблю потому, что ты видишь меня настоящего, уважаешь мою свободу и никогда мне не врешь. В тебе нет жеманства и неправды, как в тех пустых девках, которые готовы отдаться за бутылку дешевого красного и пару красивых фраз из интернета. Ты другая, такая таинственная и глубокая, как темные воды в океане, ты никогда меня не слушаешь, ведь у тебя есть своя истина и своя позиция в этой жизни. Мне иногда кажется, что если я буду возвращаться к тебе, как сейчас, то погибну — он замолчал и повернулся ко мне — Ты вся как на ладони, но я ничего не знаю о тебе, ты ложь и правда, ночные сумерки, и солнечные блики на воде, святость и грешная тьма, одетая в черный женственный силуэт. Я тебя вообще не знаю, Моника, и это пугает меня больше, чем адские муки от наших ссор и расставаний. Он посмотрел на меня как тогда, в нашу первую встречу в осеннем парке и заплакал. Я взяла его дрожащие руки и поцеловала влажное от слез лицо.

— Феликс, зачем вся эта драма? Ведь в женской природе заложено мучить и заставлять страдать мужчину. Тем более, если эта женщина красива и неглупа. Ты же знаешь это, дорогой, я принадлежу тебе, а ты мне, но не в рамках вечности, а только сейчас, в это мгновение. Зачем углубляться в меня и пытаться понять? Я же этого не делаю.

— Поэтому я и хочу уйти от тебя, но не могу! — закричал он — Ты видишь меня насквозь, все червоточины и тьму моей души но ты все равно здесь, рядом. Меня тошнит от такого благородства, я не хочу, чтобы ты снисходила до меня, не хочу терпеть твое равнодушие ко мне.

Я решила ничего не говорить и молча уйти, подождав пока он успокоится и придет в себя. Убрала руки с его плеч и хотела встать, но Феликс мне не позволил. Он, как дикий зверь набросился на меня, срывая мое кружевное белье и впился в меня своими солеными от слез губами. Он совершенно обезумел и овладел мной здесь же, на полу, крича проклятия и говоря, что я ведьма. Он был напряжен, его страсть кипела в нем и он не мог остановиться.

Феликс держал мои руки в своих, он безумствовал, владея мной и наслаждался тем, что я получаю такое же удовольствие от его ласк. Когда все закончилось, мы лежали на холодном полу и улыбались.

— Моника, ты сводишь меня с ума — прошептал Феликс и поцеловал меня в изгиб бедра.

Я смотрела на этого поверженного зверя и не понимала что чувствую. Раньше, в детстве, я очень любила его, даже боготворила. А сейчас, когда он лежал передо мной такой обнаженный и естественный в своей мужской природе, мне стало не по себе. Он хотел приручить меня, сделать своей, лишить меня моей кошачьей свободы и независимости. Этого я ему не могла позволить и не позволила.

— Мне пора, милый — произнесла я и стала одеваться.

Феликс остался лежать на этом полу с огромными черными дырами вместо глаз, но не произнес ни слова, потому что и так все понял. После этой встречи мы не виделись два года. Он не искал меня и я начала постепенно его забывать. Странная вещь, женская память. Она помнит только те жизненные факты, где чувство неразрывно связано со временем, даже пропитано им. Нам не интересны спокойные и размеренные будни, мы стираем их также быстро, как они пролетают мимо нас, со скоростью света и нашего равнодушия к ним. Драмы, скандалы, разрывы отношений, боль утраты и крики счастья, когда ты с ним постели — вот что мы помним и не забудем никогда. Феликс стал просто очередным воспоминанием, бесплотной дымкой в этом хаосе жизни и мне казалось, что я совершенно равнодушна к нему.

— Ты не устал слушать о моих любовных трагедиях, Адриан? — спросила меня Моника и рассмеялась.

Я был совершенно измучен ее рассказом, во мне смешались злость, боль и ревность к этому черноглазому брюнету, которого так любила моя женщина, и я старался подбирать слова очень тщательно, чтобы не обидеть ее:

— Я понимаю, почему ты так поступила. Для тебя свобода это сама жизнь, ты не можешь дышать, когда понимаешь, что привязана к одному человеку или месту на карте. Для тебя любая неизвестность намного значительнее тех душных объятий, которые мог тебе предоставить Феликс. Зачем тебе верность одного человека, если ты можешь подчинить себе весь мир? Я прав, Моника?

— Да, ты прав. Я не люблю такую слепую преданность, потому что мне она известна, и я чуть не погибла от нее. Поэтому я никому не отдам свое сердце — она шепотом, чуть слышно, сказала последние слова и замолчала.

— А что было дальше? — спросил я, и развалившись в кожаном кресле затянулся сигаретой.

Думаю, что я разбила ему сердце. Он привык уходить первый и мне этого не простил. Я знала, что он связался с какой — то немолодой, обеспеченной женщиной и жил с ней, пока ему не надоело. Он стал дорого одеваться, бросил курить и даже написал пару книг, которые выпустил небольшим тиражом. Романы были совершенно посредственные, но его дама боготворила его и делала все, что он пожелает. Он получил то, чего всегда хотел. Деньги и право выбирать лучшее. Я не винила его в этом, даже позвонила один раз и поздравила его с помолвкой. Он долго молчал вначале, потом очень сухо поблагодарил за звонок и бросил трубку. Больше я ничего о нем не слышала.

Конец ознакомительного фрагмента.