Против Сентября

Мария Фомальгаут

Ничего времени. Совиная сень по розе: в гостиную плоть большой мор. Прямо плачут часы, лабиринтом еще жизн часы, это они могут – идти… Королева гневается. Я продал мало два шахматного тира…Не то…Холодный, холодный оконный ветер… узорчатый час занавески Казнил окно, только потом признался, что у него жуткая фобия на котов, и выйдет он иногда весь прекрасный…Не то…Часы короновали полночь, призрачная площадь велик бежал круглым хвостом. Сто королевств и кровей шёлковая связьЕще нетее…

Против Сентября

— Какого цвета были шторы в доме ваших родителей?

Апрель недоуменно смотрит на меня.

— Простите?

Терпеливо повторяю:

— Какого. Цвета. Были. Шторы. В доме. Ваших. Родителей.

— Где именно?

— Ну… допустим… в спальне.

— Желтые. С фиолетовыми лилиями.

— Вы так уверены?

— Да, это я помню хорошо.

Снова оглядываю сидящих, выбираю очередную жертву, наконец, показываю пальцем на Января:

— Какая у вас была обложка… на тетради по математике?

Январь фыркает:

— Да вы издеваетесь.

— Вспомните хотя бы одну.

— Э-э-э… лошади там были. Белые. На синем фоне. А вот, еще вспомнил, одна обложка была как деревянная доска…

Смотрю на собравшихся, говорю себе, что делаю что-то не так. Какого черта я вообще позвал их сюда, какого черта я спрашиваю, надо было хотя бы поговорить с каждым наедине, чтобы никто не догадывался, а теперь каждый из сидящих уже заранее придумывает, что ответить, они уже разгадали мой план…

…или нет?

Сентябрь старается владеть собой, но я вижу, что у него это получается плохо. Очень плохо.

— Мы найдем того, кто это сделал, — киваю, смотрю на Сентября, — найдем… обязательно.

Сентябрь молчит, смотрит на растерзанное тело на полу.

— Уже второй раз… — добавляю я, — кто-то хочет подставить вас… очень хочет подставить…

Сентябрь молчит. Кажется, хочет что-то сказать… нет, только кажется.

Распахиваю дверь.

Не верю своим глазам.

Оторопело смотрю на то, что творится в комнате, нет, нет, этого не может быть, я сплю и вижу сны…

— Сентябрь? Вы?

Сентябрь поднимает голову, смотрю на его окровавленное лицо, на труп девушки у ног Сентября, все еще не понимаю, вижу острые клыки Сентября, черт возьми, готов присягнуть, что еще вечером у него не было никаких клыков…

…бросаюсь вниз по лестнице, прочь, прочь, в никуда…

–…вы этого не делали.

Сентябрь оторопело смотрит на меня.

Повторяю:

— Вы этого не делали.

— Но… слушайте, Июнь, я четко помню, как сделал это… я… я не хотел… но…

–…вы этого не делали.

— Я вас не понимаю… Июнь.

Разливаю по бокалам остатки времени.

— Я буду говорить странные вещи… Сентябрь… вы же понимаете, что кроме сторонников у вас есть и недоброжелатели…

— Разумеется… и их немало.

— Ну и вот… Как вы думаете, много ли о вас напишут книг после вашей смерти?

Сентябрь удивленно вздрагивает.

— Гхм… никогда не задумывался…

— А их будет немало, поверьте мне. Те, кто работал с вами… сочтут за честь написать воспоминания…

— Никогда не…

–…но будет и немало тех, кто захочет очернить вас… кто напишет про вас неправду…

— Да… несомненно.

–…и вот представьте себе, в отдаленном будущем кто-то напишет про вас вот такую лживую книгу, книгу ложных воспоминаний… более того, этот человек… или люди… они выдумают вам несуществующего сообщника… и от его имени напишут немало клеветы…

— Но откуда… откуда вы знаете?

— Очень просто… кто-то написал эту клевету… и теперь наравне с нашей, настоящей реальностью живет реальность, в которой вы пьете кровь невинных жертв…

— Вы полагаете…

–…я уверен. Но и это еще не все… в этой параллельной реальности и правда существует тот вымышленный автор, который написал про вас все это…

Оглядываю сидящих в гостиной. Сжимаю зубы. Найти. Найти любой ценой, вытащить из сидящих всю подноготную, мельчайшие детали биографии, о которых не упомянули авторы лживой книги, — цвет занавесок в кухне в родительском доме, обложка тетради, а когда первый раз поцеловался, и где, и с кем, а пробовал курить, или нет, а…

Сжимаю зубы.

Искать.

Искать…

— А у вас какие были шторы в доме? — ехидно спрашивает Февраль.

Хочу ответить — тут же спотыкаюсь о собственные мысли. Понимаю, что я не помню. Нет, не помню не только шторы, но и вообще родительский дом, каким он был, какими были мои отец и мать…

Мне становится не по себе, очень сильно не по себе. Отшучиваюсь какими-то дежурными фразами, что хотел разрядить обстановку, поближе узнать присутствующих — выжидаю удачный момент, чтобы откланяться и пойти к себе спать.

Вспоминаю. Отчаянно. Безнадежно. Приказываю себе вспоминать — хоть что-нибудь, шторы в доме родителей, чайник на столе, да вообще хотя бы где я жил, в квартире, в доме, в каком доме, сколько этажей, как солнце падало утром на стены, какие обои были…

Ничего.

Ни-че-го.

Спрашиваю себя, куда я ухожу, когда не ночую у Сентября — понимаю, что не знаю. Просто. Не знаю. Потому что я никогда отсюда не ухожу, потому что я всегда здесь, рядом с Сентябрем, помогаю Сентябрю принимать гостей, давать интервью и выступать перед публикой…

Но… но где, черт возьми, мой дом…

Неужели…

…некогда, некогда, говорю себе, открываю ноут, пишу…

…все, кто встречался с Сентябрем, все, кто видел его безупречные манеры, сталкивался с его обаянием — просто не могли представить себе, каким на самом деле является их кумир. Честно признаюсь, я и сам первый раз не поверил в то, что мой вдохновитель способен на такое, уж слишком он казался правильным, слишком идеальным. Я искренне думал, что Сентябрь просто нашел труп обескровленной девушки, мы вместе возмущались, кто это мог сделать. И даже когда чуть погодя мы нашли еще двух убитых, у меня не возникло подозрений. И только в тот роковой вечер…

…одергиваю себя, не писать, не писать, — нет, что-то сильнее меня тянет мои руки к клавишам…

Снова отстраняюсь.

Выдерживаю полминуты, после чего снова —

…когда я вошел в комнату Сентября и увидел, как он вонзает свои клыки в горло очередной жертвы…

…полминуты, говорю я себе, полминуты.

Продержался.

Дальше будет легче.

Мне так кажется.

…позже я сам не раз помогал ему искать новые жертвы и заманивать в дом — о чем теперь глубоко сожалею…