Чья-то…
…шепотом-шепотом-шепотом пятиться назад, может, не заметит, нет, уже заметила, смотрит на меня, да как она может смотреть, у неё же глаз нет, а ведь смотрит, делает шаг ко мне — еще думаю, есть смысл бежать, или от неё не убежишь… Вспоминаю какие-то древние легенды, ничего не вспоминается как назло, черт…
— Добрый вечер…
Вздрагиваю от этого голоса, жуткого, глухого, как шелестящий ветер.
— Э-э-э… здрассьте…
— Вы… узнали меня?
— Да как тут не узнать… Вы за мной?
— Да нет, что вы, что вы, ой… напугала я вас… извините… Я… видите ли, я не знаю, чья я…
— То есть… вы забрать кого-то пришли?
— Да нет… — неопределённо машет костистой рукой, — я, видите ли… Я здесь хожу, потому что забрала кого-то… Только не помню, кого…
— Вот как…
— Да… а вы… из-звините… можно вас попросить? Или вы человек занятой, все люди занятые…
— Да что вы, мне не сложно… я поищу, может, найду чего про вас… кто тут погиб.
— Я больше всего волнуюсь, что здесь кто-то не погиб, а убили кого-то… — задумывается, теребит костяной подбородок костяной рукой, — а что если преступник все еще на свободе ходит?
Киваю:
— Я постараюсь разобраться…
–…и… как? — она с надеждой смотрит на меня, как у неё получается смотреть…
–…к сожалению, никаких данных.
— Ну, может быть, еще…
–…да я все перелопатил, ничего нет… А вы точно человеческая? Может, тут животное какое скончалось…
–…человеческая, точно совершенно.
М-м-м… тогда даже не знаю, чем помочь… — спохватываюсь, — а хотите, вы моей будете?
— Это… это как? Послушайте, я не хочу никого убивать…
–…и не надо. Просто вы пока меня подождете, лет пятьдесят-шестьдесят…
–…могу и восемьдесят, — оживляется она, скалится безгубым ртом, — для хорошего человека не жалко… Спасибо вам…
— Это вам спасибо… за восемьдесят…
— Нет, это вам спасибо… — снова неумело улыбается, — а то я все ничья да ничья…
Расходимся, перевожу дух, еще не верю, что все так легко обошлось, никто не узнает про Хельгу, лежащую на дне обрыва, если не знает даже сама…
