Воспоминание о Вальсе

Мария Фомальгаут

Орлой приходит в себя, Орлой думает, кто он, что он, вспоминает, что он – Орлой, и время показывает. Ну, конечно, не только Орлой, еще и кнедлики, еще Совиная Мельница, еще две башни, еще Вепрево Колено, еще фигуры из стекла, еще три черта со скрипками, еще дефенестрация, еще много еще чего…

Кусочек Лондона

Еще целый час Жила и Лондон будут вместе — то есть, не Лондон, конечно, только мечты о Лондоне. Все уже разошлись, дома сидят, чай пьют. Ничего, Жила еще часок поработает, еще сто единиц получит. Целых сто единиц, а за месяц будет три тысячи единиц, а за полгода… три на шесть… это… целых восемнадцать тысяч. Эдак и на Лондон хватит.

У Жилы еще целый час на Лондон.

Мечутся руки Жилы, расплетают реальности и миры.

Жила несет реальности на мельницу. Восемнадцать тысяч несет.

Жила протягивает восемнадцать тысяч, руки Жилы дрожат. Повар смотрит недовольно, хмурится, сейчас скажет — мало.

Повар не говорит — мало, нехотя отрезает кусок Лондона, хороший кусок, лакомый, маленький, правда, ну да что поделать, на восемнадцать-то не поешь…

Жила ест, осторожно, бережно, тут, главное, не наброситься сразу на кусок, Лондон все-таки, уважение иметь надо.

Люди смотрят, как повар разливает по тарелкам время, ссорятся, ругаются, аа-а-а, ему больше, а мне меньше, повар тоже ругается, будете ругаться, вообще ничего не получите.

Жила протягивает двадцать тысяч.

Ждет.

Вертится мельница.

Повар подсчитывает, недовольно фыркает, наконец, отрезает тонюсенький кусочек Лондона.

А как Жила хотела, Лондон-то подорожал.

Жила хмурится, Жиле не нравится, а чего Лондона так мало, не наешься даже, им вообще никогда не наешься, а так особенно. Повар плечами пожимает, а вы как хотели, ну возьмите подешевле чего, Париж, например.

Жила смотрит на повара, повар худой, как щепка, всех кормит, сам не ест, самому ему не положено, самому ему что останется.

Жила просит Париж, кусок пожирнее. Повар отрезает Париж, хороший Париж, с сальцем даже. Жила режет Париж пополам, половину себе, половину повару.

Первый раз на хмуром лице повара какое-то подобие улыбки.

Повар и Жила лежат в темноте, обнявшись, повар вспоминает, погасил время или не погасил, а то ведь сбежит время, выкипит все.

Снаружи на улице люди шумят. Повар спрашивает, а чего шумят.

А восстание у них, говорит Жила, требуют время себе. И Париж весь. Чтобы с салом.

Повар прислушивается через стены мельницы, кивает, ничего, пошумят и перебесятся, мы тоже такие по молодости были. Смеется, это ж сколько намолоть надо на целый Париж, и чтоб с салом.

Жила засыпает. Жиле снится Лондон.