Воспоминание о Вальсе

Мария Фомальгаут

Орлой приходит в себя, Орлой думает, кто он, что он, вспоминает, что он – Орлой, и время показывает. Ну, конечно, не только Орлой, еще и кнедлики, еще Совиная Мельница, еще две башни, еще Вепрево Колено, еще фигуры из стекла, еще три черта со скрипками, еще дефенестрация, еще много еще чего…

Четвертая луна

4

Это уже четвертая луна.

До этого три было.

А вот четвертая.

Он смотрит на людей вокруг, думает, кто из них такой, а кто другой. Вроде сейчас все уже другие, это плохо, если все другие, это если что-то случится, один Он останется…

Он выверяет координаты, а чего тут выверять, конфедераты уже по всей траектории Луны расставили пушки, не прорваться.

Ничего. Ему не привыкать. Он ведет луну, как всегда вел, как вел первую луну, и вторую луну, и третью — по четко выверенным траектория, которые не заденет, не затронет меткий выстрел.

Стреляют. Откуда-то оттуда, из темноты, из тени Земли, ловко за тенью спрятались, знают свое дело. Он смотрит тепловизором, тепловизор ничего не видит, вот ведь чер-р-р-рт…

Стреляют. Снова. Снова. Откуда они вообще взялись, перебили же всех, да кто их перебил, никто не перебил, вон, лезут изо всех щелей, поднимаются откуда-то с Земли, вернее, с того, что когда-то было Землей до погибших трех лун, до Противостояния. Биннори орет, что нужно было еще на Земле их бить, да какое на Земле бить, сам-то подумай, что несешь, где их там на Земле выищешь…

Он ищет цель, наводит пушку, сжимает зубы.

Пли.

Капают секунды.

Он кусает кулаки.

Яркая вспышка там, в темноте ночи. Сбил, сбил, да что толку, сбил, там еще таких же штук двести, они по-одному не летают, нет…

Так и есть. Ураганный огонь со всех сторон, ближе, ближе, не видно всполохов, ничего не видно, Он только догадывается, что снаряды терзают ноздреватое лиуцо Луны…

Была первая Луна.

Была вторая Луна.

И третья Луна была.

И четвертая.

А четвертой луны уже нет.

Почти нет.

Была две секунды назад до того как — тревога, до того, как дрогнула лунная поверхность там, внизу, до того, как…

Он хочет связаться с Биннори.

Не связывается.

Уже понимает, Биннори не ответит, Биннори больше нет. И никого нет, кто отправился туда, где был заложен снаряд, не успели обезвредить, не успели…

Он командует рулевому:

Полный вперед.

Рулевой не слышит, рулевой лежит мертвый у пульта управления, они все лежат мертвые, они все были другие. Он встает к штурвалу, сам себе говорит — полный вперед. Значит, умерла Луна, раз все они умерли, говорит себе он. Если бы Аглая жива была, она бы плакала. Только Аглаи нет, вон она лежит мертвая, а когда оживет, уже Луна будет, будет Луна, снова соберут её, по крупицам, по крохам, по песчинкам, не век же радоваться этим, которые простые, которые взорвали Луну, заложили снаряд…

Луны больше нет.

Это четвертая луна была.

Ничего.

Ему не привыкать.

Будет и пятая луна. И шестая. И какая угодно.

1

Аглая боится.

Эйкин видит — Аглая боится. Ничем не покажет своего волнения, все так же вежливо разливает гостям чай, прислуге это дело ответственное не доверит, все так же вежливо улыбается — и боится.

Боится.

А завтра полнолуние, думает Эйкин. А завтра полнолуние, думает Аглая. Эйкин знает, что Аглая так думает. Смотрит на большие часы с календарем на стене, и так думает.

Тетя Фрог спрашивает Эйкина, как ему тут, в Кимберли. Эйкин говорит, что хорошо. Эйкин всегда так говорит, где бы он ни был. Тетя Фрог говорит, что это Эйкин еще весной тут не был, когда все цветет. Эйкин вежливо обещает, что как-нибудь весной сюда непременно наведается, когда все цветет.

Вечереет, гости расходятся, тетя Фрог жалеет Аглаю, бедное дитя, совсем одна осталась. Аглая вымученно улыбается, Эйкин ждет — сейчас заплачет, нет, не плачет. Тетя Фрог садится в карету, дядя Мэджик садится в экипаж вместе с викарием, у викария своей повозки сегодня нет. А тетя Фрог с тетей Мэг едет, так-то она её на дух не переносит, только сегодня одной ехать сильно страшно, полнолуние все-таки близится.

Завтра полнолуние, думает Эйкин.

Завтра полнолуние, думает Аглая.

Аглая показывает Эйкину семейные портреты, это вот батюшка покойный, он месяц назад умер, это вот матушка покойная, два месяца назад умерла, это вот Марти, он хотел в Оксфорд поступать, умер полгода назад, а это вот младшенький, Дэнни, он… Эйкин хочет спросить, когда Дэнни умер, не спрашивает, видит, что Аглая всхлипывает.

Темнеет.

А завтра полнолуние.

Аглая предлагает Эйкину какую-то замысловатую карточную игру, перемешивает карты, роняет подсвечник, свеча гаснет. Аглая хочет все поправить, не может, трясется в беззвучных рыданиях.

На ночь закрывают окна, на каждую раму вешают оберег, и еще один оберег на дверь, Аглая теребит крестик на шее.

Ночью Эйкину слышится завывание там, на улице, на опушке леса. Дом-то на самом краю леса стоит, слышно, как кричат совы, как шумят сосны, как… а это непонятно что такое, таких звуков Эйкин не слышал раньше. Эйкину не по себе, Эйкин уже сам жалеет, что приехал сюда, — вспоминает про Аглаю, перестает жалеть.

Утром Эйкин пьет кофе, читает про хищников, что нашел в библиотеке. Жуткие легенды, мрачные легенды, кровь стынет в жилах, когда читаешь. И что земля эта изначально принадлежала лесу, вернее, не лесу, а каким-то… каким-то… которые в лесу жили. А потом люди пришли, лес вырубили, а эти какие-то людей прокляли, и существо какое-то послали, которое каждое полнолуние выходит на охоту. И вроде не на всех охотится, а на древнейший род, на Фергюссонов, с которых этот городок начался.

Аглае нездоровится, Аглая к завтраку не выходит. Кухарка подает на стол, приговаривает, дом-то большой, а хозяина нет, вот бы в дом да хозяина, и Аглая вон какая, загляденье, девушка на выданье. Эйкин соглашается, загляденье.

Солнца нет, то есть, где-то оно есть, но там, там, за туманом, его и не видно, не верится, что оно есть. Черные деревья на фоне осеннего неба. Корр, корр, корр где-то вдалеке. Эйкин ни в какие темные силы не верит, Эйкин седлает черного Дьябло, едет в Норич. Болтает с лавочниками, кокетничает с торговками, пытается что-то выведать, не может. Мимо едет мистер Бейнс, одергивает пару вороных, окликает Эйкина, приглашает на чашечку кофе, а Эйкин и рад-радехонек, вот сейчас все и разведает. У мистера Бейнса дом большой, и сараюшка, а в сараюшке рычит кто-то. Эйкин осторожно спрашивает, а вот если вдруг не дай-то Боже с Аглаей случится что-то, кому Фергюссон-холл отойдет. Мистер Бейнс думает, хмурится, наконец, кивает — а-а-а, так тете Фрог все отойдет, она же фергюссонова родственница получается. Гость пробует пирог, обжигает горло, мда-а-а, что-то переборщили с перцем…

Эйкин думает наведаться к тете Фрог, заодно осторожно спрашивает, можно ли посмотреть, кто там рычит в сараюшке. А, да конечно, это Сатан рычит. Эйкин смотрит, здоровенный Сатан, ростом с теленка, с цепи рвется, рычит басом. А цепочка р-раз — и треснула, была, и нету, вот уже Сатан на Эйкина несется, на землю валит, вылизывает, и мистер Бейнс хлопочет, фу, Сатан, фу, вы извините, он у нас первый день, вот, сегодня на ярмарке купил, я уж и не знаю, чего с ним делать… Мистер Бейнс бросает Сатану целого курчонка, Сатан за курчонком бежит, вот так, уже пятого за утро слопал. Хозяин провожает гостя, осторожно спрашивает, а вы, Эйкин, откуда такой будете, из столицы? С луны, отвечает Эйкин. А если серьезно? А серьезно с луны. Так говорит Эйкин. И идет дальше, к дому тети Фрог, насвистывает — жил человечек на Луне, на Луне, на Луне, жил человечек на Луне, его звали Эйкин Драм…

А у дома тети Фрог полиция стоит, а тетю Фрог сегодня ночью зверюга какая-то насмерть загрызла. Вот так вот вышла тетя Фрог ночью во двор, а зверюга на неё и набросилась. Не-ет, что вы, Сатан-то тут при чем, его утром уже в городок на ярмарку привезли… Эйкин спохватывается, спрашивает, а чего это тетя Фрог во двор ночью выходила. Так ей же молодой викарий свидание назначил, вы что, не знаете? Эйкин хочет поговорить с викарием, его тут же одергивают, так викарию тоже досталось, в госпитале лежит, бредит, говорит, сам дьявол ворвался во двор…

Вечереет. Эйкин спешит домой, надо спешить, надо успеть до темноты, нельзя оставлять Аглаю одну. Аглае страшно, Эйкин это знает — Аглае страшно, даром, что она виду не подает, сидит за чайным столиком, спрашивает Эйкина, а он откуда, Эйкин, такой будет? С Луны, отвечает Эйкин. А если серьезно, спрашивает Аглая. И я серьезно, отвечает Эйкин, и берет себе еще булочек с шоколадом, вот такой Эйкин, кожа да кости, а берет себе еще булочек с шоколадом. Это вчера было, а сегодня Эйкин спешит домой сквозь длинные тени от деревьев, тени все длиннее и тусклее, солнце уходит, вот уже луна выплыла из пустоты, большая, круглая, смотрит единственным глазом.

Эйкин подгоняет Дьябло, Дьябло фыркает, грызет уздечку, боится. Что-то завывает там, в темноте, ближе, ближе, ближе, вот черт… нет, черта лучше не поминать. Вот так, сколько жил Эйкин, столько во всякую чертовщину не верил, а тут нате вам, уже и черта поминать боится. Эйкин спешит, Эйкин торопится, нахлестывает коня, конь не слушается, конь встает на дыбы, визжит — отчаянно, жалобно. Что-то темное вырывается из кустов, валится на Эйкина, впивается клыками в горло коня, кольт, кольт, где он, этот кольт, нет его, потерял, бежать, бежать, бежать, огни Фергюссон-холла совсем рядом, видна лампа в окне, что-то огромное, горячее, смрадное наваливается из темноты, Эйкин отбивается…

Выстрел.

Еще.

Еще.

Бежит дворецкий, прихрамывает, кричит что-то, как вы там, сэр. Эйкин с трудом выбирается из-под мертвого тела, смотрит на убитое чудовище, нет, это не собака, это другое что-то, у собаки рогов не бывает, и копыт не бывает, и раздвоенного языка. Дворецкий ведет Эйкина в дом, усаживает на диван у камина, наливает бренди, Эйкин делает глоток, кашляет, потихоньку приходит в себя.

А где Аглая, спрашивает Эйкин. А пропала Аглая, говорит дворецкий. Это уже утром Эйкин спрашивает, он ночью у камина задремал, так автор хочет, автору жалко Эйкина, автор думает, пусть Эйкин поспит. Эйкин не соглашается с автором, ничего, ничего, я сдюжу, я крепкий, что мне ночь не поспать, Эйкин бежит за дворецким в темноту ночи искать Аглаю.

Светает. Эйкин и дворецкий возвращаются ни с чем, на дороге у дома все еще лежат тела убитого коня и этого… не пойми, чего. Первый луч солнца падает на чудовище, Эйкин смотрит, не верит себе. Дворецкий смотрит, тоже не верит себе. Надо бы полицию позвать, говорит дворецкий. Надо, соглашается Эйкин. Идет в комнату Аглаи, сам не знает, зачем…

2

Эйкин ставит на стол свечи.

И два бокала.

Смотрит на календарь — сегодня будет Аглая.

Сегодня.

И еще, может быть, немножечко завтра.

А потом нет.

Кухарка готовит ужин, дворецкий собирает на стол, Эйкин задергивает шторы, чтобы никто не видел, что делается в доме.

Темнеет.

Всходит луна.

Сегодня полнолуние.

Аглая выходит из своей комнаты, поправляет волосы, видит Эйкина, кидается к нему, обнимает, целует. Эйкин наливает себе вино, колет руку, нацеживает кровь в аглаин бокал.

Сегодня полнолуние.

Сегодня Аглая.

Эйкин говорит Аглае, как они поженятся и заживут вместе долго и счастливо. Аглая делает вид, что верит.

Аглая спрашивает Эйкина, где он работает. Эйкин говорит, на Луне. А если серьезно, спрашивает Аглая. И я серьезно, говорит Эйкин. А где ты живешь, спрашивает Аглая. А на Луне, говорит Эйкин. И поет, как жил человечек на Луне. Аглая смеется. Не верит.

А сегодня полнолуния уже нет.

И Аглаи нет.

Эйкин надеялся, что Аглая еще хотя бы пару дней будет, пока уже не полнолуние, но почти-почти. А вот нет, сегодня уже без Аглаи.

Эйкин идет в покои Аглаи, видит, вот она лежит на постели, Эйкин целует девушку в холодный лоб. Оставляет белые розы в вазе на тумбочке. Уходит. Наказывает дворецкому хорошенько за Аглаей следить, в который раз говорит дворецкому, не виноваты вы, не виноват, кто ж знал…

Эйкин спешит, у Эйкина дела. Уходит прочь от дома, прочь от городка, улетает на Луну.

Эйкин живет на Луне.

И работает на Луне.

Начальник смотрит на Эйкина, хмурится, да что вы за моду взяли, раз в месяц отпрашиваться, кто работать-то будет.

Эйкин тоже хмурится. Хотел начальника попросить, теперь не попросит.

А начальник русским по белому спрашивает Эйкина, куда Эйкин раз в месяц ходит.

И Эйкин понимает, что не может молчать…

Сегодня полнолуние.

Аглая поднимается с постели, сонно потягивается, идет к окну, смотрит на полную луну, чуть подернутую туманом. Спускается в холл, там уже стол накрыт к ужину, и бокал с кровью, и дворецкий, а второго бокала нет. Аглая бледнеет, как так, почему нет, дворецкий руками разводит. Кухарка Аглаю утешает, ну что же вы хотели, моя госпожа, у него своя жизнь, у него работа, он сам говорил, весь в трудах… Аглая кивает, желает Эйкину найти хорошую жену, чтобы пекла ему булочки с шоколадом, и носки чтобы теплые покупала, у Эйкина по ночам ноги мерзнут.

Эйкин еще раз перепроверяет данные. Вроде бы все сходится, ох, уж это проклятущее вроде бы, сколько жизней загубило…

Включает ускорители.

Ничего не происходит, но это так и надо, чтобы ничего н происходило, если бы произошло, никого бы уже в живых не было.

Начальник шипит под руку, если чего случится, тебе головы не сносить.

Эйкин смотрит на экран, как будто за пять минут там что-то может измениться. Выжидает.

Показатели отклоняются. Сильнее. Сильнее.

Эйкин сжимает зубы.

…фазы Луны меняются из-за изменения освещения Солнцем… (устар. сведения).

Аглая просыпается.

Смотрит на календарь, не понимает.

Думает.

Спохватывается, что не хочет ни думать, ни понимать.

Спускается в холл, где уже накрыто к ужину. Вздрагивает, когда видит на столе два бокала. А вот и Эйкин сидит, бледный, осунувшийся, видно, совсем его заморили на работе.

Жил человечек на луне,

На луне, на луне,

Жил человечек на луне,

Его звали Эйкин Драм…

Эйкин рассказывает, как они поженятся, и будут жить вместе. И спрашивает, как они будут, в церкви венчаться, или как, а то может Аглае в церковь нельзя. А еще Эйкин спрашивает, полетит Аглая с ним на Луну или нет, а то, может, Аглае тоже на Луну нельзя.

Аглая просыпается.

Смотрит на календарь.

Не понимает.

Думает.

Спохватывается, что не хочет думать.

Хочет спросить у Эйкина, когда кончится полнолуние.

Не спрашивает.

3

Воскресенье, 17 октября. Полнолуние.

Добраться до замка (примечание — проверять крылья, прежде чем взять кэб)

Постараться узнать у Эйкина о смертях в городке.

Понедельник, 18 октября. Полнолуние.

Наведаться в городок, поговорить с местными жителями.

Разобраться, что за темную тень я видел в окне в три часа ночи.

Прикупить хорошего табаку.

Вторник, 19 октября. Полнолуние.

Не забыть: в 19:00 леди Мэнсуик придет на чай. Постараться узнать что-нибудь о смерти Баррета. Примечание: не потерять голову от любви.

Не забыть закрыть на ночь ставни.

Разобраться, что за статуэтку купил у старьевщика.

Среда, 20 октября. Полнолуние.

Разобраться, что за две красные точки на шее.

Послать за лекарем в связи с недомоганием Эйкина.

Разобраться, куда девалась статуэтка.

Четверг, 21 октября, Полнолуние.

Проследить за леди Мэнсуик.

Закрыть ставни во всем замке.

Сжечь статуэтку.

Пятница, 22 октября, Полнолуние.

Не могу писать… мысли путаются, рука не слушается меня….

Спрятать тело леди Мэнсуик. Примечание: не забыть: осиновый кол. Чеснок. Эйкин еще посоветовал повесить на труп серебряный крестик.

Послать за лекарем (зачеркнуто) Эйкин говорит, что лишние свидетели не нужны.

Остаться на ночь подле Эйкина.

Суббота, 23 октября. Полнолуние.

Переждать пару дней, когда закончится полнолуние.

Или попробовать выбраться из окна?

Забаррикадировать дверь. Или понадеяться на легенду, что вампиры не могут войти без приглашение. Или не надеяться. Или вспомнить, приглашал я Эйкина или нет.

Нет, все-таки выбраться из комнаты до кухни, восстановить силы, слишком много крови потерял…

Предупредить лекаря.

Воскресенье, 24 октября. Полнолуние.

Разобраться, почему уже целую неделю тянется полнолуние.

Спрятать лекаря, пока его не убил Эткин.

Понедельник, 25 октября. Полнолуние.

Убрать тело лекаря.

Поговорить с Эткином, что делать после перерождения.

Рассчитать, когда орбита луны менялась или изменится настолько, что фазы луны перестанут меняться.

Вторник, 26 октября. Полнолуние.

Наведаться в городок за продуктами. Спросить у Эйкина, нужен ли мне теперь табак.

Спросить у Эйкина, почему мы оказались в трехтысячном веке.

Еще раз просчитать орбиту Луны. Нет, все-таки трехтысячный век.

Среда, 27 октября. Полнолуние.

Пригласить заезжего детектива в гости.

Разузнать у Эйкина про другую расу.

Позже.

Спросить у Эйкина, почему он ничего не знает.

Спросить у себя, почему я не помню, что мы живем в трехтысячном веке.

Поискать что-нибудь в городском архиве…

5

— А тепло будет?

Это Аглая спрашивает. Эйкин не видит в темноте, но знает — Аглая спрашивает.

Эйкин поворачивается на другой бок:

— Будет, будет.

— А когда?

Это снова Аглая спрашивает. Аглае холодно. Всем холодно.

Эйкин задумывается.

— Ну… через неделю где-то.

— Да ты с ума сошел, мы тут замерзнем все через неделю…

Эйкин сжимает зубы.

— Раньше никак.

Эйкин не знает, как объяснить Аглае, что если он, Эйкин, пойдет за теплом, то мжет и не вернуться. Предпочитает никак не объяснять. Считает, сколько их осталось, кажется, около пятисот. И еще Эйкин с Аглаей и Китти.

Вечером проверяют вентиляцию. Добавляют чуть-чуть тепла. Именно чуть-чуть. Тепло экономить надо, тепла мало осталось. Ничего, Эйкин обещал тепло принести.

Китти спрашивает у Аглаи, а как это, когда много тепла, а как это так раньше было, когда еще зимы не было. Аглая рассказывает, берет лампочку, поднимает над головой, вот это солнышко такое было, яркое-яркое. Явкое, повторяет Китти.

Эйкин уходит — от света уютных комнат вдоль по коридорам, вниз в тесной клетушке лифта подземелье. Эйкин садится в кресло, выходит из тела, это у Эйкина хорошо получается, выходить из тела, сигналами-сигналами поднимается в небо, в небо, в заснеженный холод, и дальше, в черный космос, там «Эйкин», тысячи тонн металла, вот к «Эйкину» — то и подключается Эйкин. Потихоньку привыкает к новому телу, потом приказывает «Эйкину» — вперед. Вперед — к звездам. И тут же командует — назад, только не по звездам назад, а по-другому назад, когда вселенная была еще совсем юной, а земли не было вовсе.

Эйкин ищет звезду.

Не какую попало, конечно, нарочно ищет звезду подальше от того места, где появится Солнце. Вт, вроде бы, подходит, да не вроде бы, а подходит. «Эйкин» вертится вокруг звезды, наматывает свет на себя, как нитку на веретено, сжимает свет звезды в тесный клубок.

Прядет звездную пряжу.

Из этой звезды Эйкин не первый год прядет пряжу, не первый год носит тепло в остывающий дом посреди зимы.

Сегодня Эйкин хочет размотать звезду до конца.

Совсем.

Дочиста.

Эйкин осторожно заглядывает в будущее звезды — на всякий случай.

Вздрагивает.

Так и есть, почему, почему, почему, не везет Эйкину, не везет, не везет, вот пожалуйста, не пройдет и нескольких миллиардов лет, как на одной из планет вокруг молодой звезды проклюнется жизнь…

Эйкин наматывает звезду. Говорит себе — он не видел этого. Не видел. не видел.

Эйкин идет вперед по времени. Потом назад домой. Домой. В дом, окруденный зимой. Несет тепло для очага, на радость Аглае, на радость Китти, на радость всем. Эйкин идет домой — а дома нет, что это, как это, почему дома нет, и Аглаи нет, и Китти нет, и Эйкина нет, то есть, еще немножко есть, но датчики показывают — сейчас не будет.

Эйкин не понимает, смотрит назад, не просто назад, а — Назад, смотит на звезду, которую только что навертел на веретено, смотрит траекторию звезды, куда она полетит дальше, вернее, уже не полетит — понимает всё…