Подснежник. Все впервые с тобой

Мария Суббота, 2023

Передо мной лежит розовый обклеенный какими-то гусиными перьями дневник. Личная собственность той, которую ненавижу. Ненавижу – слабо сказано. Слишком слабо. Я убить ее готов, разорвать на мелкие кусочки, сложить как бумажную куклу и спрятать внутрь. Всосал бы в легкие как кислород. Согласился и углекислым газом травануться, если б помогло. Вернул бы Еву в ребро, из которого когда-то вылезла.Ломает всего, горю у дьявола в аду, но как мазохист беру это розовое дерьмо в руки и открываю.На первой странице крупными разноцветными буквами написано: «Дневник Евы. Личная собственность. Если прочитаешь, сгоришь в муках».Уже, малиновый пирожок. Уже горю. Только и остается – вдыхать запах обгорелой плоти, танцевать на пепелище воспоминаний. Хиросима и Нагасаки внутри.*Обложка создана нейросетью MidJourney

Глава 6

Все впервые с тобой, подснежник. Все в первый раз

Наклоняюсь и выдыхаю:

— Ты меня или я тебя?

Губы, дьявол, вибрируют. Дыхание ее ловят. Атомами мурашек покрываются. Дрожью по всему телу растекаются. Эпицентр внутреннего землетрясения.

— Отпусти! — кричит красный бархат. Вот только никто ее не слышит. Ботаники-натуралисты диско-шар врубили. Лесных хищников отпугивают.

— Замри, зефирка. Больно не будет, — не слушает, продолжает бесполезные попытки вырваться.

Обвожу носом по контуру лица, карамелька замирает. Прижимаюсь к волосам, проглатываю знакомый аромат — ванильный, дьявол, коктейль с терпкими нотками ликера. И закусываю все горчинкой грейпфрута. О нос ее трусь, как конченый наркоман. Проводка трещит, по всему телу зарядами электронов стреляет.

Ослабляю захват рук, не дергается пирожное, опускаю ладонь к заднице, сжимаю. Качается сахарная вата в мою сторону, притягиваю к возбужденному члену. Улетаю, дьявол, на саму Луну, ловлю губами ее выдох. Напряжение зашкаливает. Лампочки внутри лопаются. Все защитные барьеры как петарды взрываются.

Медленно тяну руку к радужному свитеру, молюсь, кто услышит, чтоб под ним была одежда. Да! Издаю гортанный вздох облегчения и медленно скольжу по спортивной гладкой ткани к вершине мира. Добираюсь до груди, сжимаю и в унисон выдыхаем. Ловлю губами каждую выпущенную частичку, будто недостаточно трясет.

Рисую по телу Джоконду, узоры кончиками пальцев вывожу, скульптуру из глины леплю. Экстаз ловлю, где-то между небом и землей горю, плавлюсь от ее жара. Звоните пожарным!

Веду ладонью вниз живота, вздрагивает карамелька, а у меня внутри фейерверки лопаются, шипит, стреляет десерт. Медленно. Я, дьявол, все вынужден делать медленно. Провожу по спрятанной за лосиными промежности, спускаюсь к внутренней поверхности бедер, и снова вверх. Глажу, надавливаю, шлепаю. Выгибается красный бархат как кобра. Хватаю двумя руками за ягодицы и прижимаю к возбужденному члену. Качаюсь на ее волнах, рябью покрываюсь, Нептун играет, русалка внутри поет.

Жадно хватаю ее стон, шепчу на ухо, а сам в двух шагах от Олимпа — волосы губы щекочут, второй раз ловлю ими контакт за десять лет:

— Замри, зефирка. Не двигайся.

Перехожу все пределы дозволенного. Все впервые с тобой, подснежник. Все в первый раз. Расстегиваю ширинку и беру за руку.

Я ошибся. Проводка взрывается только сейчас. Электрическим зарядом прошибает. Оголенный провод по сердцу бьет. Медленно вдыхаю запах кондитерской, на месте шоколадная фабрика.

Кладу ее ладонь на член, ахает, вырваться пытается. Крепко держу. Сгорю, если отпущу. Взорвусь.

— Нет, — выдыхает жалобно. — Пожалуйста, — не отпускаю.

Носом щекочу ухо, дую на шею, утыкаюсь лбом в переносицу и шепчу губам:

— Не смогу, зефирка. Горю от тебя.

Сжимаю запястье и вожу по всей поверхности члена, направляю, ритм задаю. Сам дыхание ее ловлю, каждый химический элемент чувствую. Внутри сердце литаврами грохочет, отправляя звенящие вибрации по всему телу. Кровь бурлит раскаленной лавой, концентрируя электрические потоки у единственной цели.

Прошибает током, сотрясаюсь всем телом и с хриплым стоном кончаю ей в руку. Карамелька приподнимает подбородок и задевает легким, практически неуловим, но не для моих обугленных губ, прикосновением.

Резко отстраняюсь, хватаю ртом воздух. После пекла, в котором расплавила, обрушила в ледяной прорубь. Чувствую, как змея подкрадывается, запах кондитерской пропадает.

— Свободна, птичка. Лети отсюда! — дыши, дыши, только дыши.

Извращенец!

Чтобы я еще раз оказалась с ним наедине. Никогда. Ни за что. Я не знаю, как ему в глаза теперь смотреть. Не знаю, как я на себя в зеркало взгляну.

Как вулкан изверг мне на ладонь горячую сперму и говорит: — Свободна, птичка. Проваливай. Мудак! Извращенец!

А ты, Ева? Сама не лучше. Прекрасно осознавала, чем все закончится. Но что делала? Все, что приказывал или просил (фиг его разберешь). Как спичка горела в его руках, дрожала как в лихорадке, весь разум потеряла. Расплавилась. Тряпка!

Дышать в этом мешке не могу, будто бетонная плита на грудь давит. Буравлю взглядом пустоту, думать способен только о ней. Запачкал белую скатерть, нарушил непорочную святыню. Невинность. Мадонна.

Больше и близко не подойду. Погружаюсь рядом с ней в раскаленную лаву, разрывает на атомы, задыхаюсь от ванили. Со дна царства Аида все чувства поднимает, от которых бегу.

Все. Выбираюсь из мешка и ползу на свободу. Свежего воздуха глотнуть. Мир почувствовать. Убедится, что небо все еще на месте, а Земля по орбите вращается.

Дьявол.

Первое, что вижу — она.

Только рассвет забрезжил, а одуванчик уже на ногах. Летит в сторону леса. Натурально летит. Не шагает — подпрыгивает, так как только дети умеют. Крылья еще не потеряли, в грешную землю корнями не вросли.

Делаю шаг за ней. Торможу себя. Не пойду. Пусть летит синичка. Внутри сердце что ли трепещет. Давай, говорит, еще раз вдохнем аромат капкейка, закусим горчинкой грейпфрута. Губы вторят — напоследок к волосам прикоснемся. Ладони тлеющими углями соглашаются. Только разум сопротивляется какое-то время, пока и он под натиском трескающих искрами нервных окончаний не сдается.

Последний раз подойду. Попрощаюсь. Нуждаюсь в прощание. И все. Больше ни шагу в ее сторону. Отключу весь ток, высеку все рубильники, свежим бетоном все трещины затоплю. Все в первые с тобой, красный бархат. И прощание в первый раз.

Держу дистанцию. Вдруг синичке уединение необходимо, нужду вышла справить. А тут я. Далеко в чащу не заходит, останавливается у кромки леса возле сломанного дерева. Рубины сажает, ноги под себя подбирает в позу йога. Будда. Ладошки на колени кладет внутренней стороной вверх, глаза закрывает.

И сидит — дзен ловит. Вся спокойная как удав, умиротворенная, в нирване парит, Шамбалу нашла. А я после внутреннего землетрясения восстановиться не могу, до сих пор магнитудами долбит.

Даже мысль извиниться проскользнула. Не за то, что разложила на химические элементы и вознесла к богам на Олимп. Не за космический кайф Урана от одного только прикосновения к обнаженной коже рук. Не за крылья, которыми щекотала душу. Не за минуту умиротворения, которое так отчаянно ищу. За грубость хотел извиниться. Передумал.