Аид

Мария Летова, 2020

Аид Джафаров – правая рука хозяина города. Мужчина, облеченный богатством и властью, а ещё отвратительным характером и цинизмом. В нем меня раздражает абсолютно все, но с каждой новой встречей сопротивляться его притяжению становится невыносимее, особенно потому, что этот мужчина обожает сопротивление. Как бороться с тем, кто всегда берёт то, что ему хочется? Попытаться взять у него не меньше.Содержит нецензурную брань.

Глава 8

Год спустя

Аид

— Сюда, — говорит боец в балаклаве, отходя в сторону и открывая дверь, — вниз и направо.

Заходим вчетвером. Я, Марат и два наших парня. Я был здесь полчаса назад и сам все проверил.

Молча спускаемся по темной бетонной лестнице, которая узка настолько, что четверым мужчинам приходится дышать друг другу на темечко.

В коридоре осматриваюсь, подняв глаза на потрескивающую тусклую лампочку.

Это место нам предоставили. У нас такого дерьма не водится. Нам оно ни к чему.

Звук шагов отлетает от стен, в воздухе вонь плесени.

Оборачиваюсь и смотрю на своего брата. Его рубашка в этой помойке маячит, как белый флаг, а в глазах отражение моих собственных мыслей: «Давай просто покончим с этим».

«Согласен», — молча киваю ему.

Иду первым. За последние годы привычка прикрывать его везде доведена до автоматизма, хотя сейчас это уже не острая необходимость.

Времена изменились.

У города новый хозяин. И это мой брат.

Горд ли я? Да. Но не во власти дело, а в том, что наша семья выжила, когда ей наступили на глотку!

Выжила, потому что у нас есть Марат. Наш бриллиант, мать его, наш лидер. Однажды я уже чуть не отдал за него жизнь, это был урок из тех, которые отлично откладываются в голове. Так я познал цену ошибки и стараюсь больше их не допускать.

За поворотом ещё одна дверь, у которой я притормаживаю и разворачиваюсь к нему. Просовываю руку под свою кожаную куртку и достаю пистолет. Молча отдаю ему, сняв с предохранителя.

Отхожу в сторону, опустив руки и сложив их перед собой.

Он заходит внутрь, а я смотрю на тусклую мерцающую лампочку.

Почти четыре года.

Приглушенный толстыми стенами выстрел ставит точку в этой главе наших жизней.

Это последний выстрел. Четвёртый.

Мы не мясники. И мы не убийцы.

Но у нас есть право мстить по всем законам, какие только существуют.

Я не задаю себе вопросов вроде «что такое хорошо?» и «что такое плохо?». Думаю, Марат тоже не задаёт. Чем сложнее устроен человек, тем меньше подобных вопросов он себе задаёт, потому что точно знает — правильного ответа нет. И мне на хрен не нужны психотерапевтические беседы, чтобы спать спокойно. Спокойно спать мне позволяет уверенность в том, что моя семья жива и здорова. Тридцать два человека, от мала до велика. Так вышло, что именно нам с Маратом выпала честь о них позаботиться.

Это грёбаная шутка природы, но в нашей семье подросшее поколение одни сплошные женщины. Они рожают детей для других семей. У моей сестры, к примеру, трое!

Трое!

Трое мальчиков, которые станут опорой какой-то другой семьи!

Тянет криво усмехнуться, но время и место неподходящие.

Марат выходит из комнаты и возвращает мне пистолет. Его лицо ничего не выражает, как и моё. Внутри тоже пустота. Этот выстрел не вернёт нам близких, как и три предыдущих. Они не вернут нам нас. Тех прежних, которыми мы когда-то были.

Возвращаю оружие в нагрудную кобуру, мотнув головой в сторону выхода. Сырая ночь потонула в тумане, таком густом, какого я раньше не видел. Рассевшись по машинам, покидаем склад.

Час спустя мы сидим на крыше тридцатидвухэтажного небоскрёба, развалившись на диване. Здесь зубодробильная холодина, несмотря на середину лета. Даже у меня сжимаются яйца, хотя я уже два года моюсь под холодной водой. От тепла мозги мякнут.

— Классная вещь, сколько ты за неё отвалил? — спрашиваю Марата, глядя на город, который зажёг вечерние огни.

— Две штуки, — отвечает он, забирая у меня бутылку бурбона.

Глотаем прямо из горлышка, как тупые дилетанты.

Смаковать бухло, даже коллекционное, не наша традиция. Но когда еб*чая сила, давившая на плечи долгих три с половиной года, превращается в лягушку под твоим ботинком, можно и давануться.

Делаю глубокий вдох и откидываю голову на спинку дивана.

У Марата скоро родится сын.

Просто поразительно. Где и когда он успел обрюхатить Миру, хренов стратег?! С учётом того, что после развода они оставались наедине от силы три сраных раза?!

Хрипло смеюсь, прикрывая глаза.

Задачка, конечно, не самая мудрёная, согласен.

Скоро он пойдёт за ней. За своей семьёй.

Теперь нам можно всё.

А я?

Я давно перешагнул такие нежности, как компромиссность в общении. Моё положение даёт возможность с лёгкостью на него забить. Очень многим приходится с этим мириться, но что поделать, мне как бы насрать.

Осоловело смотрю на свои ботинки, делая глоток.

Ни один отец в своём уме не отдаст мне дочь.

Слава меня опережает.

В узких кругах я что-то вроде бешеного пса, хоть и очень богатого.

Видимо, воспроизводить родовитое потомство не моя судьба.

— Я спать, — говорю, вставая и разминая плечи.

Марат принимает вертикальное положение, протирая лицо. Тяну ему руку, и он её принимает, сцепив свою ладонь с моей. Молча спускаемся по лестнице. Моя квартира на том же этаже, что и его. И в моей квартире на постели лежит голая девушка, перевязанная красным бантом.

Всплеск возбуждения быстро гаснет, когда понимаю, что обознался в темноте…

Твою… мать…

Она… брюнетка…

На секунду я вообразил, будто сама Тинатин пожаловала, решив принять моё предложение.

Смотрю на девушку, испытывая прилив раздражения.

От того, что она не та, которая мне нужна.

Та мне тоже не особо нужна, но это было бы весело. Это сделало бы день ещё более незабываемым, мать его.

Голая Тинатин в моей постели…

О нет. Она наверняка трахается с этим интеллигентным Самиром.

Дурочка.

— Одевайся и уходи, — велю грубо, проходя в комнату.

У меня пушка под курткой. Я не знаю, где Булат откопал девицу, но она выглядит полной болтливой идиоткой.

— Мне… нужны деньги, я… девственница…

Открываю ящик и достаю щуплую стопку банкнот. Пишу на бумажке адрес, просовываю его под резинку и бросаю на кровать со словами:

— Если девственница, то и начинать не стоит. Вот адрес, там тебе помогут.

— Там не принимают таких, как я, — шелестит она спустя минуту.

— Там всех принимают, — усмехаюсь, садясь на кровать и начиная расшнуровывать ботинки.

Хочу избавиться от одежды, пропахшей этим днём и этим подвалом.

— Спасибо…

Ага, пожалуйста.

— Слушай… мы могли бы… не за деньги, знаешь… — робко бормочет девица за моей спиной.

Знаю. Как ни странно, трахнуться со мной все завсегда рады. Даже те пресловутые дочери, которых отцы от меня берегут.

Швыряю второй ботинок на пол, призадумавшись на минутку.

Снова смотрю на девицу, почёсывая зубы.

Ну, раз так.

Встаю и сбрасываю куртку. Её глаза округляются. Сбрасываю кобуру и гостеприимно указываю рукой на свою ширинку.

— У меня сложный день, — предупреждаю её, — побольше ласки.

Она кусает губу и ползёт по кровати. Становится на колени и расстёгивает мои штаны.

Глубоко вдыхаю, откидывая голову. Сгребаю в кулак мягкие тёмные волосы и вздрагиваю, когда тёплый гостеприимный рот принимается за дело.