Поговорим? О том… о сём… – 1

Марита Мовина-Майорова

Лирико-юмористический сборник рассказов от создателей «О, эта проза Жизни!» и «Армейские небылицы – 1». Это новый взгляд на человеческие взаимоотношения и забавные истории из армейской жизни.«О, эта проза Жизни!» была представлена на Московской международной книжной выставке – 2018 и на Международной выставке non-fictio№20.«Армейские небылицы – 1» сразу завоевали симпатии широкого круга читателей лёгким, ненавязчивым юмором авторов и самоиронией героев на фоне зарисовок из жизни армии 80-х и 90-х.

Часть вторая

«ВОТ БЫЛИ МУЖИКИ!»

Мужчинам, ровесникам моим, посвящается.

Поехали мы как-то с мужем на рыбалку.

Зима в тот год пришлась как будто на раннюю весну — за все три зимние месяца мы не видали ни порядочного снега, ни обычных для Дальневосточного Приморья морозов градусов под тридцать. Они то приходили и давили крепко, не давая даже яркому, словно в июне, и такому же жаркому солнцу примирить людей и природу с ними, то внезапно уходили. И тогда солнце наводило «порядок»: жиденький снежок быстренько куда-то исчезал, обнажая твёрдую, кочковатую землю, и природа, как будто желая обмануться, начинала петь свою «типа» — весеннюю песню.

Вот в один из таких «жарких» дней муж и решил отправиться на подлёдный лов.

— Хорошая погодка сегодня! — потирая от удовольствия руки, всё утро гундел он. — Самая лучшая для рыбалки!

— А может, поостережемся? — робко пыталась возразить я. — Смотри, уже неделю солнце жарит. А вдруг лёд начал подтаивать? Всё-таки уже почти весна — конец февраля.

— Что ты, Любочка! Как будто не знаешь, что это всё обманка — солнце жаркое! Вспомни, в тени, вон под северной стеной дома — до июня земля, бывает, не прогревается!

— Так то — земля, — всё-таки пыталась настоять я на своём. — А то — лёд! Зимы-то совсем практически не было. — И, тронув мужа за локоть, протянула: — Ва-а-ась, может, не поедем?

— Трусишка ты моя! Поедем, поедем — я с мужиками уже договорился — Иваныч, Сашка и его брат — Толян, тоже с нами.

Я замолчала и принялась собирать рюкзак. Как всегда, муж не предупредил, что с нами целая компания мужичков едет. Значит, увеличить количество провизии придётся. Но мне было не привыкать. Муж никогда не ездил на рыбалку один. Да и мне нравилось, когда компания мужская собиралась. Те своих жён на ловлю не брали — говорили, мол, отдыхать едут, а не поднадзорно время проводить. Кое-что с собой приносили из еды, но больше — порожняком приходили. Опять же объяснялось это тем, что наловят рыбы и ухой удовольствие заедят. Но я-то знала, что на природе, с устатку, так сказать, подморозившись на льду сидя, от домашних заготовок, да ещё под водочку, ни один русский мужчинка никогда не откажется. А уж после домашненького — и ушица хорошо идёт!

К тому же Вася мой поесть — ох! как любил.

И вот только закончила я съестные сборы, а Вася — рыбальные, ребятки подошли. У них у каждого своя машина, но любили они больше на нашей старенькой вместительной Тойоте, и когда Вася за рулём, — в такие путешествия отправляться.

Погалдели они солидно между собой, впечатлениями — кого как жена проводила — обменялись, (а всех по-разному проводила!) — и вышли мы наконец из дома.

Солнце светит, птицы гомонят, кошки на припёке растянулись, голуби-мужики хвосты пушат, к самочкам клеятся и курлычат, курлычат, а те, словно не о них речь, ножками в сторонку семенят. И чуть ли ни капель с крыш звенит.

Я пытливо и со значением посмотрела на мужа, мол, видишь, права я — опасно на лёд выходить. Вася мой вид сделал задумчивый, как будто соглашается со мной, посмотрел вокруг, на солнце прищурился, головой помотал сокрушённо и беззвучно, как только он один и умел смеяться — рассмеялся.

А мужички уже деловито подходят к машине.

Конечно, я и не рассчитывала, что со мной кто-то согласится. Но всё же! А с другой стороны, раз в компанию меня мужскую приняли — никто никогда не возражал, чтобы я ездила с ними на рыбалку или ещё куда, например, за папоротником, по грибы, или просто — на мужские посиделки, — значит, и фасон держать надо!

И поехали мы. Знать бы только заранее моему Василию, чем вся эта поездка для него обернётся!

А я ведь говорила!

***

Рыбалка на льду была не очень дальняя — речка огибала наш посёлок и уходила тихими, (если не тайфун или не наводнение), водами вдаль.

Мы ездили всегда на одно и то же место. Было оно присмотрено давно и обустроено даже нехитро на первый случай, если что. Потому я и соглашалась ездить — там мне и приготовить, и покормить мужскую компанию удобно, и обогреться есть где, и всякое такое прочее — по надобности.

В машине, за закрытыми стёклами, было жарко. Особенно припекало с той стороны, где солнце сквозь них светило. Казалось, что снаружи — июль в разгаре. Но мы-то знали, что там всё ещё минус десять. Такой вот обманчивый этот Приморский край, хотя и на широте Сочи!

Стали мы подъезжать к реке. Муж пытался найти удобный съезд на берег. А надо сказать, берега на той нашей речке были не высокие, но крутыми могли быть — мама не горюй! Однако туда, куда мы направлялись, берег был хотя и высокий, но зато пологий. Зимой всегда, если ещё и снега нет, совсем просто по нему к реке съехать, даже без шипованой резины, которой муж тогда ещё не обзавёлся.

Ну вот.

Нашёл Вася съезд и стал потихоньку, притормаживая, спускаться. А я гляжу вперёд, на реку, на лёд, и вдруг вижу, что метрах в пяти от берега — полынья! Я-то на переднем месте сижу, вот мне и видно лучше всех. А муж спуском занят.

И тут давай я орать:

— Тормози, тормози, полынья!

А он на меня не смотрит, улыбается, видно, думает, что я в своём репертуаре — стращаю его. Мужики на заднем сидении захихикали.

А машина всё ближе к наледи на берегу, всё ближе!

Тут я как начну ручку дверцы дёргать, а она, гадина, как нарочно, как в америкоских фильмах ужасов — я-то всегда думала, что это специально они так придумывают и снимают, чтобы обстановку сильнее нагнетать и страх на зрителя нагонять, — не поддаётся. И здесь, наконец, обратил Вася внимание и на меня, и на речку. Полынью увидал. Никогда не слышала, чтобы матом ругался, а тут такое выдал! — и по тормозам! Мужики сзади нам на плечи навалились и через лобовое стекло увидать силятся, отчего я ору, и Вася матюгается. А он давит на тормоз, а машина уже на заледенелый берег выехала и катит себе вперёд, и катит.

Конечно, всё это я описываю медленно, как будто так медленно всё и происходило. А на самом деле — секунды!

Смогла я дверцу открыть и вывалилась на берег, а машина с моим Васей и мужиками как катилась к проруби, так и покатилась!

Я глаза закрыла…

…Слышу, крики ко мне приближаются. Глаза открыла, а увидать от пелены в глазах ничего не могу, только силуэты размытые, бликами тёмными мерцают. И голос:

— Любочка, Любочка, всё в порядке.

И руки, с земли меня поднимающие.

— Любочка, всё в порядке. Ничего страшного не случилось. Живы мы все.

И только тут зрение ко мне вернулось. Смотрю, а Вася мой рядышком стоит и меня обнимает, а мужички — Иваныч, Сашка и брат его Толян — бледнющие, как из могилы вынутые! Но смеются, гады! Вот сволочи! А меня ноги не держат. Вот что значит, не женское это дело в мужские компании лезть!

Вокруг я глазами обвела, а машины-то нашей нигде не видно.

— Вася, а машина?..

— Машина?.. Да чёрт с ней, с машиной — вон под лёд уходит.

Я как глянула, так и обомлела вся! Машинка наша любимая, Тойоточка старенькая — только багажник из полыньи торчит! И только я багажник взглядом зацепить успела, а он — нырк — и нет его. Полынья, точно так и родилась ровненькая — плещется себе.

— Вася-я-я!

— Ну что — Вася. Завтра пригоню трактор, и вытянем её.

— Да при чём тут она!!! Живы-то как остались? Господи!

И тут меня замутило, а потом, сразу же — злость такая налетела!

— Говорила же я! Говорила! Придурок несчастный! Зачем поехали?! Я же говорила…

Слезам моим не было конца. А мужики и Вася мой только молча стояли передо мной и пыхтели, пряча глаза…

Вот такая история. Но это не конец её, а начало, и это будет то самое главное, о чём я и хотела рассказать, а именно: «Вот были мужики!»

***

На следующий день Вася мой к полынье трактор погнал — хорошо не так далеко, как я раньше уже сказала, было ехать. Но ничего с трактором не получилось — слишком глубоко села машинка-то наша под лёд. Пришлось ему идти кран в ПМК просить. Но дали, дали — ничего нельзя плохого сказать. Да и как не дать? Не по пьяному же делу всё случилось! Все знали, что Вася мой непьющий, за руль, даже с рыбалки едет — только трезвым сядет. Потому и мужики любили с ним ездить — сам не пьёт, а они — сколько хочешь себе! А он потом их по домам развозит.

Все спецы, правда, на ПМК (передвижная механизированная колонна), Васе сказали, что, мол, можешь уже больше, Михалыч, не беспокоиться о Тойоте своей — как вытащишь, так сразу на свалку вези. Мало того, что старенькая уже (лет десять к тому моменту уже пробег у неё был — из Японии, правда, только три года как пригнали), так после такого ледяного душа и пребывания больше суток под водой, только на запчасти продавать её можно будет, да и за запчасти лишь мизерную цену взять получится, потому как старые уже, а теперь и поржавевшие станут к тому же.

Но муж слушать никого не стал. Вот упрямый он был! А может — упорный. Кто его знает, где упрямство у русского мужика в упорство переходит?

Настоял он, значит, дали ему на ПМК кран, и поехал он с мужичками из плена водяного-ледяного красавицу нашу белоснежную вызволять. Думали все, и я в том числе — бывшую красавицу.

Уж не знаю, сразу ли вытащили, или помучились. Вася мой, после того как не послушался меня и машину в полынье угробил, старался меньше меня волновать и обо всём, что связано с той поездкой и, конечно, машиной — не распространялся.

А почему? Потому что Тойоту ту я ему на сорокалетие, можно сказать, подарила.

…Девяностые. Лихие. Теперь одного из этих слов достаточно, чтобы русский человек понял, о чём речь.

И как раз незадолго до этого приехали мы с Васей в Приморье. Вася мой всю жизнь мечтал в деревне жить, хозяйство держать. Уговорил он меня — поехали. Сын в столичном городе остался. В институт поступил и с бабушкой, мамой моей, остался жить. И мне спокойнее: маме — помощь, а за сыном — пригляд… Знала бы я тогда, что всё там у них не так будет.…Длинная это и… печальная история. Да ладно. Чего уж теперь… Дело прошлое…

Стали мы с Васей хозяйством обзаводиться. Корову купили, поросят парочку за полцены — чуть живых, выходили, курочек, уточек. Огород я завела. Ничего этого раньше ни я, ни Вася не имели в жизни и не знали поначалу, как с этим всем управляться. Но потихоньку стало получаться. Доить корову и я, и Вася научились. В общем — оказалось, что хозяйство держать дело нехитрое. Главное, трудиться, рук не покладая, и кормами вовремя запастись. А в Приморье тогда сою повсеместно выращивали (может, и теперь — не знаю), и потому с кормами трудностей не возникало.

Ну, вот. И здесь девяностые пришли. В магазинах — шаром покати. Хорошо, что хозяйство своё. Но тоже — не долго оно помогало. Корма подорожали, посевной картофель стало не купить. Электричество отключать начали. И пошло-поехало.

И тогда решили мы, что надо мужу делом каким-то прибыльным заняться. У него, как обычно, по советским временам, права были с училища. И посоветовавшись, порешили мы, что продадим, к шуту гороховому, всё хозяйство, я работать в заготконтору пойду, а он — водилой частным по Уссурийску сделается.

Хочу ещё сказать, что муж мой, Василий, с полным умопомрачением с самой свадьбы нашей о машине мечтал. В стране тогда это самое заветное и невыполнимое для большинства мужчин желание было. И вот когда в Приморье приехали мы, сразу по уценке мотоцикл ему с коляской купили. Очень выручил он нас, тот мотоцикл «Урал». Особенно, когда за хозяйство взялись. Но теперь, когда с хозяйством решили проститься, и с «Уралом» нашим начали прощаться, поскольку выяснил Вася, что за Тойоту, даже с большим пробегом, всего нашего хозяйства не хватит. Хватит, если только «Урал» продать.

А что делать? Выбор разве был?…Хотя, выбор, наверно, всегда есть… Мы решили рискнуть. Короче, продали всё и Тойоту купили. Красавица! Изящная, белоснежная, просторная внутри. И пошёл Василий мой «бомбить» в Уссурийск. Я тоже на работу устроилась. Но основной статьёй дохода был всё-таки извоз. «Тойота-кормилица». Так мы её и звали. Супруг только что пылинки с неё не сдувал! Особенно первое время — разве только что в гараже с ней не спал! Я смеялась потихоньку и не препятствовала ему ребячиться. А что? Пообещала же я ему когда-то, в начале жизни нашей супружеской, что к сорокалетию машину ему куплю, и купила. А как же? Если бы не было моего согласия все деньги в неё вложить, разве же бы он её купил? Да и почему же такому хорошему, заботливому и работящему мужу, каким был мой Вася, такой подарок заслуженный не сделать? Вот и сделала. И радовалась на его радость, глядя.

А тут такое! Утопил! И без возможности отремонтировать…

Но я не злилась на него. Как говорится — «деньги — дело наживное». Главное, чтобы мир и лад в доме были. Ни матери, ни сыну этого ничего мы не сообщили. Пусть своими заботами живут, нечего наши ещё на голову брать. И потому, как посылали мы денюшку матери к её пенсии и сыну — к его стипендии, так посылать и продолжили.

Так вот. Вытащили они машину. Привезли. Во двор сгрузили. Больше всё это действо похоже было на похоронную процессию.

Муж с мужиками её в гараж закатил. Я в окно смотрела и удивлялась: почему на запчасти, с виду совсем новенькая. Только не едет сама. Потом оказалось, что в этом всё дело и было. И ещё в чём-то — сейчас не вспомню… Может, позже.

Так вот, значит. Да…

…Закрыл, значит, Вася тогда ворота эти гаражные, мужики возле него потоптались-потоптались виновато, как будто это они его машину утопили, и пошли себе по домам к своим целеньким и невредимым машинам. А Вася остался стоять возле гаража и глядеть себе под ноги. Я его трогать не стала.

Сколько-то времени прошло.

Потом он в дом заходит, посередине комнаты за стол усаживается и заявляет:

— Сделаю я её. И побежит она у меня как миленькая.

Я подсела с боку и удивилась:

— Механики же из ПМК твёрдо побожились, что ничего с ней сделать уже невозможно — больше суток в воде ледяной просидела. Даже, говорили, на запчасти вряд ли пойдёт, только если за бесценок совсем.

— Ага! А что мы с тобой делать будем без хозяйства, мотоцикла и без машины вот теперь? Где я денег таких заработаю, чтобы и нам не тяжко жить было, и матери с Лёшкой помощь посылать. Твои-то девяносто пять рублей к какому месту приложить можно, чтобы их хватило?

Он помолчал, потом обнял меня и голову мою на плечо себе положил.

— Ничего, Любочка, прорвёмся! Сделаю я её, вот увидишь! Ты вспомни, когда мы сюда приехали и дали нам квартирку с выломанным унитазом. Помнишь, что сантехники жэковские мне сказали? Помнишь? «Брось, мужик, забудь об унитазе! Ничего здесь сделать уже невозможно. Придётся вам, городским, без унитаза теперь жить». Ещё и посмеялись надо мной, когда я сказал, если они не берутся, то я сам его сделаю. И ведь сделал же! Помнишь, ещё приходили они своими глазами убедиться, что стоит унитаз и ещё и фурычит. Помнишь, их лица? Так и с машиной нашей будет.

Что мне оставалось? Только поверить его словам. Я и поверила. А он с того дня переселился жить в гараж. Я ему туда и покушать носила. Знакомые все наши и незнакомые даже — все приходили на работу его посмотреть. Механики и другие спецы из ПМК тоже заходили — и выходили, с сомнением на лицах, переглядываясь друг с другом.

Услышала я как-то их разговор.

— Умается перебирать. Ладно — движок и детали там всякие… Хотя, опять же, потом собирать же всё это надо. Не наш, всё-таки Жигулёнок, как ни крути. А вот ржа если есть начнёт?

— Да уж… почитай больше суток в воде торчала… мало разобрать, перебрать… Просушить, мать твою, всё надо. Не приведи господь — где под обшивкой влага останется! Сожрёт ржа, правда твоя, Степаныч, как есть сожрёт машину-то…

— Как есть сожрёт! Вывез бы Василий её на свалку сразу, чем мудохаться с ней зазря.

Вот так вот.

А Вася… Вася из гаража почти месяц не выходил.

К концу этого срока никто уже к нему не заходил. В посёлке посмеиваться начали — рехнулся мужик. И я, честно сказать, веру терять начала. Но история с унитазом поддерживала ещё во мне её остатки. Хотя машина импортная — это тебе не унитаз.

***

Вовсю звенел апрель! На солнечной стороне днём можно было, раздевшись до купальника, загорать и даже обгореть! Коты выли по всему посёлку ночами, кобели бесхозные стаями хороводили тощих сучек, а домашние кобели с ума сходили, норовя сорваться с привязи. Лёд на реке тронулся окончательно и разновеликими льдинами стремительно проносился между берегов. Река готовилась, как всегда по весне, выйти из этих самых берегов. В огородах кипела работа: вскрывались парники, разбрасывался навоз, возводились высокие грядки, высаживалась рассада и разбрасывались семена. Словом, жизнь по полной программе бурлила во всём, во всех и повсюду! А мы жили на одну мою зарплату в девяносто пять рублей, и Вася по-прежнему не вылазил из гаража…

Да… вот так вот… К этому времени мне уже стало казаться, что так теперь и будет всю оставшуюся нашу жизнь…

Была пятница. Рабочий день в сельской местности тогда, а может, и до сих пор, длился до четырёх часов. Во всяком случае — у женщин.

Я собиралась домой. Работницы переговаривались между собой, смеялись, шутили, а я представляла, как приду домой, увижу открытые ворота гаража, согнувшегося над какими-то деталями мужа, потом приготовлю поесть и отнесу ему в гараж… Сердце заныло от жалости.

— Смотрите, девочки! Это кто такой важный на Тойоте белоснежной к нам приехал? Слышь, Любаша, только у твоего такая была. Никак, у кого-то ещё появилась? — раздался удивлённый голос Людмилы, нашего счетовода.

Женщины замолчали и, побросав дела, сыпанули к окнам конторы. И вдруг все разом загалдели:

— Люба, Люба! Иди скорей сюда! Смотри — это же твой Василий!

— Какая Тойота, какой Василий! Девчонки, вы же знаете, что…

И тут в контору вошёл мой Вася. Он взглядом нашёл меня, и, шаркнув по полу ногой, с поклоном, торжественно произнёс

— Прошу, мадам! Извольте проехаться на машине до дома. Рад буду подвезти!

— Вася-я-я-я!

…Целый год мы ещё на нашей красавице ездили, а потом муж продал её во Владик кому-то за хоро-о-ошие деньги!

***

Я открыла глаза.

Надо же — задремала! А как будто наяву всё было и совсем недавно. Как сейчас.

О чём это я думала перед тем, как дрёма одолела?.. О нынешнем поколении… Вспомнила о зяте подруги… Да, это ему я тогда эту историю рассказала. Когда кран он починить не мог, — а всего-то — прокладку заменить надо было. С тех пор никогда не слышала от подруги жалоб на него. Говорит, с того дня, если что-то у него не ладится, сядет к компьютеру и ищет, ищет подсказку там в нём, пока не найдёт. И сам теперь за все дела мужские берётся — и просить не надо!..

Тут мысли мои снова вернулись к сегодняшнему дню и лицедейству за окном. Я поняла, что воспоминания о былом успокоили меня, и потому не осталось во мне ни раздражения, ни возмущения на происходящее вокруг. Что же делать? Какое время — такие и песни! Я бы ещё добавила: какое время — такие и певцы. Остаётся надеяться, что и эти великовозрастные дети когда-то окончательно повзрослеют, и придёт к ним понимание своей роли и места в этой жизни, как и ответственности за вокруг происходящее.

09 — 25 марта 2018Санкт-Петербург.

…с небес раздался голос ясный: — Я — Проза Жизни.

Мне подвластно всё: и жизнь, и слёзы, и любовь,

и сладость грёз… химеры снов… Поговорим? хотя б о том…