Солонго. Том 2

Марина Новицкая, 2023

Неожиданные повороты судьбы, драматические события и любовь помогают раскрыться потенциалу главной героини, ее встреча с непревзойденным буддийским Учителем Бадмажунаем, дорога, полная препятствий, которую преодолевают главные герои романа, взаимодействие со спутниками Бадмажуная, все это погрузит читателя в мир Учения Будды.

Глава 7

Через несколько дней гонец привез письма от отца. Я пошла к кузнице чтобы прочитать его Тархану. Он недовольно глянул на меня и сказал, что до вечера из мастерских не уйдет. А письмо… письмо может и подождать. Есть неотложные дела.

Разговор о незнакомке больше не заходил, я решила посмотреть, как устроились рабы и эта девушка, как же ее зовут?… такое необычное имя… Вспомнила! Айзере! Я направилась к двум раскинутым для рабов мужчин и женщин юртам. Они были тусклого коричневого цвета и больше напоминали неаккуратные навесы для укрытия скота от непогоды. По дороге я встретила Баэрту, она направлялась к раненым бойцам и рабам, она уже знала от Маши о том, Что Тархан привез чужестранку.

— Как ты, Солонго? — участливо спросила она.

— Все нормально. Я конечно была удивлена, но не расстроилась. Позволить ему привести в юрту эту женщину я не могу. По многим причинам. Но сейчас Тархан занят другим, ведь скоро ему предстоит встреча с отцом. Если он постарается избежать этого, то будет еще хуже. Я знаю своего мужа, сейчас он думает. Ищет выход.

— А если он не захочет встречаться с Оюун Хаганом?

— Тогда будет беда. Я не хочу сейчас думать об этом. Пусть он сам решит.

Баэрта вздохнула и покачала головой. Потом заговорила о том, что ее волновало:

— Солонго, я еще вот о чем хотела поговорить. Когда я была в Племени Батнасана и они отражали нападение разбойников, у них было много раненых и я поняла, что нужна специальная юрта для того чтобы всех лечить. Понимаешь?

— Нет, зачем? Разве не лучше раненым в юрте с родными и близкими?

— Конечно, когда они уже поправляются. Но сначала гораздо удобнее ухаживать за всеми. Так можно это делать сразу, не теряя времени. Например есть мужчины с ранениями, нужно промыть всем раны, нанести средство, дать выпить лекарство, перевязать, а потом оставить помощника наблюдать и, если больному плохо, позвать меня. Так проще, поверь! У Батнасана это было в гостевой юрте. Она большая, чистая и удобная. Я хочу попросить Тархана раскинуть такую же. А то сейчас рабы, и больные, и здоровые, все вместе. В юрте плохой воздух, жарко. И так мы не сможем сохранить жизнь всем.

— Скажи Тархану об этом. Возможно тебе нужны приспособления для лечения. Подумай. Все можешь записать, а потом обсудить с ним. Думаю, что идея ему понравится, — сказала я, еще раз окидывая взглядом убогие юрты для рабов.

Мы вошли в юрту к женщинам. Там было относительно чисто, был даже Алтарь, на котором горела масляная лампа и в простой глиняной вазе стояли полевые скромные цветы. Женщины, увидев нас, встали и склонили головы. Я решила познакомиться с ними. У двух женщин были маленькие дети, у одной сын подросток. Она подбежала к нам и заговорила на одном из западных наречий. Женщина боялась, что сына переведут в мужскую юрту, а ведь он еще мал, двенадцатая весна пошла. Парень сидел в углу, уставившись на войлок юрты.

— Как зовут тебя, женщина? Я — жена Главы Племени и дочь Оюун Хагана, Солонго. Я пришла познакомиться с вами и посмотреть, как вы устроились. Хочу узнать о вас побольше.

— Меня зовут Зинат, а сына моего Байыш.

— Не волнуйся. Зинат, никто не отнимет твоего сына, он еще не мужчина и может остаться здесь.

Женщина бросилась благодарить меня.

— Все ли здоровы у вас? Со мной целительница Баэрта. Она также и повитуха. Если есть беременные, она осмотрит.

Женщины указали на фигуру, сидящую в дальнем углу, закутанную несмотря на жару в темную шаль.

— Как твое имя?

— Шолпан, — тихо, бесцветным голосом произнесла женщина.

Баэрта взяла ее за руку и повела в свою юрту чтобы осмотреть, я продолжила разговаривать с женщинами. Когда я познакомилась с ними, я сказала, что должна записать их имена в летопись, а также их пожелания и потом мы решим, что с ними делать дальше. Обычно мы освобождали рабов, выдавая замуж женщин, а мужчины, обладающие навыками ремесленников, или умеющие воевать, тоже оставались в Племени. Я сожалела, что они не попали на смотр невест, ведь среди них были молодые девушки и женщины. Теперь придется ждать целый год.

Но все же, может быть мы организуем еще до отхода на осеннее кочевье такое представление и у нас образуются новые семьи. Это было важно для того, чтобы наше Племя увеличивалась. Если бы Тархан приехал вовремя, то сейчас уже можно было готовить их к свадьбам. Про себя я отметила, что Айзере среди рабынь не было, значит Тархан ей поставил отдельную юрту. Я пошла к Баэрте, решив чтобы Маша записала в летопись всех женщин, их имена и откуда они к нам попали. Я застала их, когда Баэрта расспрашивала Шолпан и та с неохотой отвечала на вопросы. Оказалось, что она была захвачена разбойниками при нападении на их Племя, находящееся на северо-западе от нас. У нее был муж, который погиб и ребенок, которого тоже не пощадили эти головорезы. А она ранила одного из главарей, он избил и изнасиловал ее, угнав в рабство только потому, что решил заработать на ее продаже в одной из восточных стран, продав ее на базаре рабов. Но в пути она поняла, что забеременела и хотела чтобы этот ребенок вышел, но он крепко держался за жизнь. Тогда она хотела умереть, но рабы были все связаны веревкой, она никак не могла убежать и так длилось до тех пор, пока Тархан не отбил их у разбойников. Женщина была сильна и здорова. Худое тело было жилистым, а твердый подбородок скуластого лица говорил о смелом и упрямом характере. Она рассказала, что хорошо владела ножом, она была женой охотника и не раз выходила в степь с ним пока не родился ребенок. Женщина была похожа на степного ястреба, у нее был такой же внимательный и хищный взгляд из-под прикрытых веками раскосых глаз. Мне понравилась ее прямота. Была в ней сила и какая-то верность. Мы с Баэртой переглянулись. Маша сидела и молча слушала, на ее лице отражались все ее переживания. Видно было, что она очень сострадает Шолпан. Баэрта дала Шолпан поддерживающие силы и улучшающие настроение порошки, наказав принимать их, я пошла и принесла ей чистый красивый халат и мы решили сделать ба-ня. Маша встретила это предложение с большой радостью и захлопала в ладоши. Предложили и Шолпан. Она заколебалась, но машин энтузиазм передался и всем нам. Удивительно легко Шолпан завоевала наше расположение, мы сразу приняли ее. Подозвав одного из мужчин, я дала распоряжение принести в ба-ня много воды и затопить очаг. Беззаботно болтая с Машей и Баэртой, я заметила, что Шолпан тоже расслабилась, она первый раз за все время улыбнулась, слушая, как щебечет о всяких глупостях Маша. Улыбка у Шолпан была открытая. Ровный ряд белых зубов на обветрившемся загорелом лице как-то по-особому подчеркнул красивый вырез ярких губ и на щеке появилась ямочка, сделав лицо беззащитно девичьим и игривым. Я подумала, что когда она помоется и наденет красивый халат, то станет настоящей красавицей. Ростом она была такая же как я, выше остальных девушек. Я немного подумала и решила спросить у нее о Айзере:

— Шолпан, среди вас была женщина, Айзере, она не говорит на языке Великой Степи. Кто она и что ты знаешь о ней?

— Многого не знаю. Она была с нами, но не говорит, поэтому рассказать ничего не могла. Красивая… У нее какое-то горе… как и у нас всех…

— Все закончилось, Шолпан, все уже позади. Тебе будет хорошо у нас, — сказала Баэрта.

Девушка кивнула головой и грустно улыбнулась.

— Спасибо вам! Мне и правда стало легче. А Айзере… ей повезло… Когда Тархан увидел ее, открыв покрывало, она закрыла лицо руками и не хотела открывать. Боялась его, но он был настойчив. Мы видели, как он убрал ее руки и ее красота поразила его. Девушку везли в подарок какому-то Хану, поэтому ее не трогали. Она ехала с нами, но потом в украденной маленькой повозке. В такой путешествует семья Хана. Ей давали больше еды и не разрешали открывать лицо чтобы его не опалила солнце, берегли ее красоту. А тут Тархан… Он отбил нас у разбойников, они в страхе бежали, а потом я слышала, как он сказал своему другу, что небо послало ему подарок — Айзере. Он потерял свой ум и мы долго стояли в степи, он раскинул лагерь и ее поселил в отдельную юрту. Ходил к ней каждый день, мог взять ее насильно в свою юрту, рабыня все же, но он не был груб. Мы все думали, какой хороший заботливый и нежный муж. Даже сейчас уже на своей Земле он ждет пока она согласится.

— Но она же не знает языка! — воскликнула Маша.

— Разве это может помешать? — усмехнулась Баэрта, — в таких делах это не преграда, вон твоя мать, разве стал любить ее Оюун Хаган меньше? Но она быстро научилась. И ты тоже. Кто теперь может сказать, что ты чужестранка?

Маша вздохнула. И правда. Она уже забыла, что когда-то ее мать и их с братом тоже освободили и Оуюн Хаган любил ее мать. Она стала настоящей хозяйкой его ума. Он советовался с ней, а Маше все позволял.

— А Айзере его не подпускает до сих пор, — продолжала рассказ Шолпан.

— Откуда ты знаешь? — спросила я

— Он вон как кружит вокруг ее юрты. Она внутрь не пускает, сама к нему выходит. Если бы пустила, значит позволила, но мы все видим. Ее юрта на самом краю кочевья у реки. Воду Тархан ей носит, юрта у нее маленькая и очень удобная, он сам ее ставил.

Все это слышать мне было очень неприятно, смешанные чувства обуяли меня, даже во рту появился какой-то противный, будто железный вкус. На меня нахлынули и ревность, и гнев, и зависть к ее красоте, и уважение, что она не побоялась не покориться, что смелая. Все эти мысли и чувства создавали и питали сильные переживания, мне стало душно в ба-ня и я выглянула, чтобы вдохнуть жаркий солнечный сухой воздух Степи.

— Скажи, Солонго, в вашем Племени дозволено иметь наложницу? Ведь ты жена Тархана. Она рабыня, он Глава Племени и победитель, но все же…

— У нас так не принято. У нас можно взять второй женой, сначала сделав ее свободной. Но на это должна быть согласна жена и мать, если она есть. А просто так ходить можно только к вдовам. Она же не вдова, верно?

— Нет. Она девушка. А ты дашь согласие? — продолжала спрашивать Шолпан.

Я промолчала, строго взглянув на Шолпан и она осеклась. Мне не хотелось обсуждать с ней это. Я перевела разговор на другую тему. Маша стала рассказывать о средствах для красоты, которыми пользовалась ее мать и она с детства, к ним прибавились средства, которые всегда были у Рахат, Маша рассказала, что Рахат, родившая за это время еще двух девочек, осталась любимой и желанной, что у Нарана нет второй жены, которая бы взяла на себя часть домашней работы, освободив от нее Рахат, но Наран сам ее выполняет, несмотря на шутки друзей. Мы поговорили о том, как это удается Рахат, ведь она ничего, казалось бы не делает для этого, она никогда не заставляла Нарана делать что-то, он сам стремился облегчить ей жизнь. Она не потеряла красоту, разве что став более дородной, но от этого не менее прекрасной. Что девочки у нее чудесные, красавицы, все в мать и что она уже сейчас потихоньку учит их всем женским премудростям и водит в ба-ня и они всегда чистые и ласковые, и послушные. Так незаметно за болтовней пролетело время и мы, неохотно простившись, разошлись по юртам.

В нашей юрте девушка, присматривающая за детьми встала при виде меня и поклонилась, я отправила ее в ба-ня мыть детей, а сама наконец-то открыла письма от отца. Первое было адресовано мне.

“ Дорогая дочь, гонец принес весть, что Тархан с отрядом, отбитым товаром и рабами вернулся в кочевье. Я хорошо все обдумал и принял решения, о которых я напишу в письме к нему. Тебе же хочу сказать, что все думал о том, что ты мне рассказала о своей жизни с Тарханом и то бремя заботы о Племени, которое ты несешь. Мне нравится то, как ты выполняешь те дела, которыми должен уделять время Тархан. Понимаю, что он занят развитием ремесел, это у него прекрасно получается, пусть он и продолжает делать это. А тебя прошу отправить мне запись по количеству и всю информацию о приведенных в кочевье рабах. Их судьбу теперь не будет решать Тархан. В помощь и защиту тебе я решил отправить Бакыта. Я накажу ему перебраться к вам в кочевье. Переедет с ним и Бадма с дочкой и их маленьким сыном. Так я буду спокоен за тебя. Меня нет рядом, моя драгоценная дочь и я доверяю твою безопасность смелому и умному человеку. Он один из тех немногих, кому я могу доверять. Доверяй ему и ты. Ты можешь обсуждать с ним любые вопросы. Он всегда поможет тебе. Он преданный и верный друг. Бакыт с Бадмой приедут на осеннее кочевье.

Твой отец Оуюн"

Я еще раз перечитала письмо и сердце мое наполнилось благодарностью к отцу, его мудрые, порой неожиданные решения всегда были правильны. Для меня он всегда был воплощением всех совершенных качеств Вождя и человека. Я открыла письмо Тархану.

“ Тархан, я получил вести о твоем возвращении. Как получилось, что ты не явился на соревнования и смотр невест? Разве ты забыл о том, что это твоя обязанность? От этого зависит здоровье и численность Племени. Я недоволен тобой. Твои решения, принятые из собственных интересов не могут быть решениями Вождя, это решения обычного человека. Все это и еще многое другое, я хочу обсудить с тобой при встрече, которую назначаю тебе на растущей луне в десятый лунный день у срединной Заставы. Там я выслушаю тебя и приму решения о твоей дальнейшей деятельности. Во время визита в ваше кочевье было и то, чем я остался доволен. Организация мастерских еще никогда не была такой слаженной. Все выпускаемые твоими мастерами товары мне очень понравились. Это делает тебе честь. Но принимать решения о продаже оружия и того, что необходимо для сражений, я по-прежнему запрещаю тебе, а также теперь и малые решения по судьбе рабов я тоже запрещаю принимать. Только с моего согласия. Помни об этом и не нарушай моих наказов.

В ваше кочевье прибудет Бакыт. Он поступит в распоряжение Солонго и будет помогать ей в тех делах Племени, которые она взяла на себя. Ее безопасность я тоже доверяю ему. Надеюсь, что ты тоже останешься доволен моим решением.

Оуюн Хаган”

Я задумалась. Значит, что отец часть рабов заберет? Но почему? Ведь засчет них наше Племя увеличивалось, а юноши и молодые мужчины становились ремесленниками и, что еще более важно, воинами, они защищали Племя. А женщины? Может быть он заберет Айзере? Слабая надежда на это воодушевила меня. Да, пусть отец заберет ее! Я попрошу его! И пусть выдаст ее замуж! Так я навсегда поставлю мужа на место, — так думала я, злорадствуя и представляя, как он будет метаться от безысходности. Я решила во что бы то ни стало добиться этого. Я расскажу все в письме отцу и попрошу его забрать Айзере! Пусть она в числе всех рабов, а не в отдельной повозке уедет отсюда! Я представила рабов, связанных веревкой, бредущих по пыльной, жаркой степи. Хотя мы никогда не делали так. Женщины и мужчины ехали в больших арбах, но мне хотелось чтобы было именно так. Да! Под палящим солнцем. Оно выжжет всю ее красоту! Волосы станут ломкими и покроются пылью, а лицо сморщится и кожа огрубеет! А потом пусть ее выдаст отец за раба. Воображение нарисовало беззубого хромого раба, почти старца. Я представила ее несчастное лицо и капающие по щекам слезы, грязными струйками стекающие по пыльному лицу. Я вздохнула. Воображаемые картины почему-то не принесли радости. Мне хотелось прогуляться на реку, я вышла из юрты, день клонился к вечеру, но прохлады не было, горизонт затянуло тучами, они покрыли небо свинцовой тягучей массой и душный липкий воздух обволакивал степь. Дождь был редким явлением летом и обычно выпадал вместе с песком из пустыни, но сейчас тучи надвигались со стороны гор, это значило, что дождь принесет прохладу и свежий ветер. Вдали сверкнула молния и в воздухе прокатились раскаты грома. Легкий ветерок донес запах степной пыли. Я увидела Тархана куда-то торопящегося. Он шел в сторону юрт рабов и я поняла, что он спешит к Айзере. Я вернулась в юрту, где уже засыпали вымытые в ба-ня дети. Тумэн сосал большой палец. Я отучала его от груди и он старался заместить ее. Мэргэн уже спал, обняв Хоргонзул. Я решила дождаться мужа и все же прочесть ему письмо, но его все не было, меня тоже клонило ко сну и я, не дождавшись его, уснула. Мне что-то снилось, Тархан что-то говорил мне, я старалась схватить его за руку, рукав халата оторвался, Тархан уходил, обернувшись еще что-то прокричал мне, я побежала за ним, стала звать, но его не было, он будто растворился в воздухе, я была в степи, вокруг никого не было, только черная птица кружила надо мной, чувство тревоги во сне охватило меня, я стала опять звать его, но мой голос был неслышен, я открывала рот, но звука не было, мне стало страшно, я старалась проснуться, но сон затягивал меня, мне стало душно. Наконец мне удалось проснуться, капли дождя барабанили по юрте, в проеме на очаг капала вода, было абсолютно темно. Был ли Тархан дома? Я долго лежала без сна. Сначала вглядывалась в темноту, стараясь разглядеть спит ли муж на своей половине. Ничего не увидев, я закрыла глаза и задремала под звуки дождя. Муж домой не вернулся. Я поняла это по покрывал, нетронутому с вечера. Проснувшись, мне стало ясно, что наверное все же Айзере пустила его… Меня с новой силой охватила ревность. Я ненавидела Тархана и Айзере. Как он мог?! Я заметалась по юрте. Полог приоткрылся и заглянула Маша:

— Можно?, — входя спросила она, я готова, сообщила девушка.

— Что? — не поняв сказала я.

— Готова идти и записывать.Ты же вчера в ба-ня сказала прийти утром чтобы пойти и переписать всех рабов, что мы вместе пойдем. Дождь закончился, на улице красота! Прохладно так, небо красивое и степь даже зазеленела, — щебетала Маша.

Я растерянно потерла лоб. Дети проснулись и Тумэн потянул меня за халат, опять прося грудь.

— Маша, я покормлю детей. Может выпьем чаю? — предложила я ей не готовая сразу идти и заниматься делами.

— У тебя все в порядке? — поинтересовалась она, заметив мой растерянный вид.

— Да, Маша. Все хорошо. Конечно хорошо… Просто сон плохой приснился…

— А Тархан уже ушел? — присаживаясь на край топчана и беря Мэргэна на руки, продолжала разговор она.

— Тархан? Да, уже ушел… — болью внутри отозвался ее вопрос. На меня опять накатила волна ревности. Но я подумала, что я не могу прилюдно пойти и поставить Тархана на место. Зная его нрав и то, что он может затеять скандал прямо при рабах, я с трудом удержалась и решила успокоиться и заняться с Машей записью. Девушке не терпелось начать такое важное дело, как запись рабов. Ведь она первый раз должна была это делать сама.

Занявшись делами, саднящая боль отпустила, к полудня мы переписали только дюжину женщин. Многие из них рассказывая о себе, начинали плакать, вспоминая пережитые ужасы. Мы узнали о далеких Племенах и кочевьях, о смерти близких, о разлуке, о тяготах пути. Все были благодарны Тархану. Он был отчаянно смел и умело руководил отрядом вместе со своим другом военачальником Самданом. Я услышала о своем муже много хорошего, он внушал восхищение женщинам и заставлял их мечтать о таком мужчине. Он и Самдан были самыми смелыми и красивыми, а еще женщины завидовали Айзере, они были уверены, что она в конце концов войдет в нашу юртой второй женой. Ведь он спас ее и сейчас она живет отдельно. Они дни напролет судачили об этом. Я внешне старалась соблюдать спокойствие, не комментируя их разговоры и игнорируя вопросы. Как я делала в таких случаях, пришлось принять высокомерно-отстраненный вид и закончить обсуждение. Самдан не был женат, но никем из рабынь не увлекся, хотя они старались и мечтали о нем не меньше, ведь стать первой женой, это еще лучше. Об этом грезила любая.

Злая мысль мелькнула у меня, что если отец не заберет Айзере, то я выдам ее за Самдана, ведь подбором невест для рабов и созданием семей занималась я, тряхнув головой, словно избавляясь от этих мыслей. Я сказала Маше, что ближе к вечеру мы продолжим, а на следующий день займемся мужчинами. Выйдя на свежий прозрачный после дождя воздух, мы увидели Баэрту, беседующую с Тарханом неподалеку. Баэрта что-то объясняла, чертя палочкой на земле, Тархан внимательно слушал ее. Они были увлечены и не заметили нас. Маша хотела подойти, но я сдержала ее. Баэрта наверняка рассказывала, как нужно оборудовать отдельную юрту для раненых. Я предложила Маше прогуляться и решила с ней поговорить о ее поведении, порой заносчивым и высокомерным. Мне хотелось как-то объяснить девушке не обижая ее и я спросила ее:

— Маша, скажи, по-твоему чем ты отличаешься от других девушек?

— Нууу, я с одной стороны такая же, но не совсем. Они просто девушки, а я еще и дочь Оуюн Хагана, великого Вождя. И это все должны знать и относиться ко мне по-другому.

— Это как, по-другому?

— Ну я же его дочь, значит часть его семьи. Вот.

— И что они должны делать?

— Кланяться мне и во всем слушать меня. Что я скажу, то и должны делать.

— Вот я тоже его дочь. Но он никогда мне не говорил, что я какая-то особенная. Разве тебе он велел вести себя как-то по-другому?

— Да. Он сказал, что я должна себя вести достойно его.

— Конечно. Но это значит, что ты пример для многих. Он учил нас с Алтенцецег вести себя всегда сдержанно и красиво, мы присутствовали и помогали ему на всех приемах. Вот, что значит быть достойной называться его дочерью. Отец должен быть спокоен, что мы не подведем его. Это значит соблюдать обычаи Предков, понимать, что он главный, слушать его и всегда помогать. Вот он отправил тебя сюда, потому что хочет чтобы ты жила в безопасности, а также это возможность помочь ему.

— Как я могу помочь? Он не просил меня.

— Ты будешь вместе со мной вести записи. Кстати все то, что ты запишешь в эти дни, ты должна переписать и мы отошлем отцу, так он еще и увидит, как ты справляешься. Одна запись останется у нас, а вторая отцу. И теперь все записи ты будешь писать в двух экземплярах и посылать отцу чтобы он все знал. Понятно, Маша? А в свободное время ты будешь помогать мне с детьми и по хозяйству, так хотел отец. Когда приезжает караван, или гости, займешься организацией их приема и будешь присутствовать. Ты уже взрослая, нужно учиться вести себя правильно.

— Я и так все знаю, вместе с матерью всегда это делала.

— Хорошо. И продолжишь здесь делать то же самое, а вести себя нужно скромно и не заноситься. Отец всегда нам так говорил. Поэтому и одежда твоя не должна выделяться в обычные дни. Только на праздники нужно надевать украшения и самую дорогую одежду. Так надо, Маша.

Девушка надулась и закусила губу. Ей нравилось всегда носить украшения, даже сейчас, идя к рабыням она надела драгоценное ожерелье и серьги.

— Не надо подчеркивать свое происхождение бедным несчастным рабыням. Они должны не бояться тебя, а доверять. Понятно тебе?

— Понятно… — вяло сказала она.

— А вообще ты большая молодец, Маша! — решила я разрядить атмосферу, — ты очень красиво пишешь! Знаешь, есть такое искусство, называется каллиграфия. Это умение так красиво писать, что потом от написанного глаз не отвести! Мне нравится этим заниматься. Я научу тебя. Есть еще драгоценная красная краска, которая делает письмо еще более красивым. Еще я хотела спросить тебя. Я поинтересовалась у отца почему он не дал тебе имя, как дал Тодтолгою, ведь теперь ты его дочь, а отец всегда дает имя своим детям. Он сказал, что нарек тебя прекрасным именем, но ни ты, ни Маланья не хотели этого. Разве нужно осуждать решение отца? Я буду называть тебя этим именем. Именно потому, что считаю тебя его дочерью. Мне непонятно, как вы могли отвергнуть его выбор?

— Ну, нам не понравилось это имя. Оно странное и некрасиво звучит. Мать просила отца и плакала, хотела называть меня по-прежнему. Разве мое имя не красиво?

— Красиво. Но он должен был дать имя, чтобы все знали, что ты его дочь и он выбрал его. Его решения не обсуждаются, поэтому я буду называть тебя Маха. Обычно имя, данное отцом ребенку, является еще и пожеланием приобретения таких качеств, о которых говорит значение имени. Отец пожелал тебе быть Всеобъемлющей, Великой и Грандиозной, потому что любит тебя и твою мать, давшую тебе жизнь.

— Я поняла теперь, Солонго! На нашем языке оно звучит странно, но это потому, что мы не знаем его значения! Да, называй меня этим именем, я привыкну потом! Вот Тодтолгой же привык!

— Конечно, Маха, ты быстро привыкнешь. Я скажу чтобы Баэрта и все остальные называли тебя только так.

— Но почему отец не сказал, что это такое важное имя?

— Потому что он не должен объяснять свое решение и вы должны просто слушать его. Это важно. Значит вы верите ему.

— Мы верим, конечно… просто мы не знали… — виновато сказала девушка.

— Хорошо, Маха, теперь иди и продолжим записывать сегодня позже.

В юрту пришел Тархан. Я холодно сказала ему, что письмо отца готова прочитать ему и написать ответ. Он нетерпеливо заерзал на топчане не глядя мне в глаза, потом молча прошел в мою юрту и развалился там с равнодушно-вызывающим видом. Я развернула письмо и прочла ему. Воцарилось молчание. Я видела, что Тархан стал бледен, в глазах метался страх. Он знал, что нарушил все, что можно было нарушить и хуже уже быть не может. Он не готов был ответить и встал, сказав, что сделает это потом. До встречи с отцом оставалось меньше одной луны. Вскоре мы должны перейти на осеннее кочевье и нужно еще много подготовить. Долго тянуть он не мог, ведь дел предстояло очень много.

Прошло несколько дней, время шло, а Тархан все не отвечал отцу. Он уходил рано утром и не появляясь в юрте до позднего вечера, проводил в мастерских. На этот раз он был увлечен совершенствованием древнего китайского лука, который он купил у одного из купцов. Он был необычный, его держали горизонтально и он уже использовал его в битвах с разбойниками, на этот раз он думал, как еще улучшить его. Иногда я видела Тархана, гуляющего по берегу с Айзере. Об этой девушке нам было ничего не известно, никто из наших жителей не знал персидский язык. Некогда я так хотела изучить его, но сейчас одно воспоминание об этом мне было неприятно. А как же Хасан? Ведь он тоже перс, иногда приходило мне в голову, но я гнала от себя эти мысли, ведь с ним я была знакома гораздо раньше.

Я взялась писать ответ отцу не ожидая больше Тархана. Мне было необходимо также отправить отцу список и информацию о рабах, который должна была переписать Маха. Я пошла к ней. Девушка почти закончила писать, я решила подождать и расположилась на топчане. Маха старательно выводила слоги, высунув кончик языка. Я наблюдала за ней. Волосы золотыми шелковыми прядями выбились из толстой косы, разноцветные ленты развязались, но она не обращала на это внимание, полностью погрузившись в письмо. Сейчас она казалась мне совсем юной, почти девочкой, весь налет важности сошел, выражение лица было милым и непосредственным. Она не была похожа на мать ни лицом, ни фигурой. Только цвет волос и глаз были одинаковы, ярко-голубые. Но брови у Махи были темнее и ресницы, длинные, коричневые делали глаза ярче. У Маланьи ресницы и брови были светлее и лицо более круглым. У Махи нос был слегка вздернут и она была выше матери. Я подумала, что она даже красивее матери. Мне захотелось узнать, каким был ее отец. Помнит ли она его? Ведь ей было лет семь, когда они с матерью попали к нам. Маха, наконец закончив писать, улыбнулась. Щеки ее порозовели, сейчас без маски надменности, она была еще более красивой.

— Маха, а помнишь ли ты своего отца? — обратилась я к ней, — родного отца?

Девушка погрустнела.

— Да, помню, конечно… Мама говорит, что я на него похожа… А я хочу быть похожа на Оуюн Хагана. Как ты.

— Почему? Разве он был плохим человеком? Или некрасивым?

— Нет, он был самым красивым в нашем селе. Он был очень большой, у него была шелковая мягкая густая борода. Здесь у мужчин такой не бывает. И руки большие такие. Когда брал руку мамы, она казалась маленькой-маленькой. Я помню, что Вася…ой, Тодтолгой, доставал ему до колена. Настоящий богатырь. И все умел делать, как Тархан. И очень смелый был… Поэтому один боролся против многих напавших на нас врагов, а потом погиб… А нас забрали… А потом хотели убить, чтобы мы не достались Оуюн Хагану. Но он спас нас, закрыл собой. Было очень страшно… А сейчас он мой отец и я хочу быть похожа на него, чтобы все знали, что я его дочь.

— Ты закончила, дай мне рукопись, теперь красиво завяжем, я поставлю печать и отошлем. Но прежде напиши письмо отцу, ты обещала.

— Я устала… — откинувшись на подушки сказала девушка. — я потом… Да и что писать? Ничего не произошло ведь…

— Знаешь, чтобы писать быстро, нужно писать много. Когда я была такая, как ты, отец наказывал мне писать почти целый день. Я вела летопись, записывала его переговоры с купцами и гонцами, а еще копировала для него рукописи. Поэтому я пишу очень быстро и хорошо, ты будешь тоже писать также, если научишься этому. Напиши ему. Давай мы закажем тебе печать, так он сразу будет знать, что письмо от тебя.

— Как у тебя? — показала она на висящую на шнурке у меня на шее печать.

— Да, только пусть там будет написано Маха.

— Да! Да! Я хочу такую печать! Пойдем сейчас же закажем!

— Нет, милая. Сначала напиши письмо, потом закажем печать, — остудила я пыл девушки.

Вскоре она закончила писать и мы пошли к кузнецам, чтобы они сделали маленькую красивую печать для Махи. Недалеко от мастерских Тархан что-то обсуждал с мастерами. Увидев меня, он отвернулся, сделав вид, что не видит. Договорив, явно избегая встречи со мной, ушел, на ходу что-то сказав мастеру. Вид у него был хмурый, глаза красные. Я поняла, что он не спал всю ночь, что он думает, но решения не находит. Мне вдруг стало жаль мужа и я решила поговорить с ним, постараться хоть немного исправить ситуацию. Я оставила Маху и пошла за ним.

— Тархан, Тархан, подожди!

— Чего тебе, жена? Я тороплюсь!

— Давай поговорим! Я написала ответ отцу и вскоре его отправлю. Ты будешь отвечать ему?

Тархан замедлил шаг и повернувшись, первый раз посмотрел мне в глаза.

— Что я должен ответить ему? Что я согласен на полный контроль? Что я даже не могу теперь решать судьбу моих рабов?

— Это не твои рабы, Тархан. У нас нет рабов. Это освобожденные люди.

— Да? А разве мы не решаем освободить их? Это значит, что можем и не освобождать!

— Нет, не можем! Это значит только, что они были отбиты у врага и были их рабами. А мы даем им свободу и говорим об этом! Тархан, ты же сам принял решение задержаться и не вернуться к соревнованиям. Глава Племени, став им, берет на себя обязанности.

— Учить меня вздумала?! А я хочу свои устои сделать в Племени! А не те, которым следует твой отец! Хочу сам принимать решения! Прошло уже пять лет, а я все как послушный баран, слушаю своего пастуха! И не буду ничего писать ему! И слушать больше не буду! Пусть попробует со мной потягаться! У меня самое лучшее оружие! И бойцы самые смелые! У нас вон, какой отряд! А с рабами их еще больше!

— Тархан! Не делай этого! Ты совершаешь ошибку!

— Молчи, жена, скажи спасибо, что не лишил тебя жизни. Только из-за детей! — он быстро ушел в сторону юрты Айзере.

Я стояла глядя ему вслед и думала о том, что отец не простит ему это. А также в сказанном Тарханом сквозило не только то, что он отказывается слушать Оуюн Хагана, но и то, что он готов противостоять ему! Никто из Племен Великой Степи не отважился бы на это! Меня не страшили угрозы мужа, я только опасалась за его жизнь и не хотела чтобы он втянул в борьбу наших мужчин, ведь все они были нашими одноплеменниками. Мне стало страшно. Ведь это было нарушение всех Устоев Предков, всего порядка и Законов Степи! Я не могла позволить этому случиться и решила написать отцу. Разговор с Тарханом сильно взволновал меня и я никак не могла сосредоточиться, наконец я описала все события и, запечатав письмо, пошла искать гонцов и Маху, которая ждала у кузницы, когда ей отольют печать.