Исправленному верить

Марина Махортова

Книга Марины Махортовой «Исправленному верить» написана в жанре исторических приключений. Она является продолжением повести «В поисках Хармса».В новой книге Махортовой Марины главная героиня, путешествуя во времени, разыскивает реальные доказательства спасения Даниила Хармса из тюремной больницы зимой 1942 года. Читатели смогут перенестись в эпоху Екатерины Великой, побывать в Петербурге времен декаданса и станут свидетелями невероятных событий в блокадном Ленинграде.

13. «Всё страньше и страньше!»

Ну, казалось бы, что такого особенного сходить на рынок? Ничего особенного. Только рынок в блокадном Ленинграде место очень странное. К тому же я и в хорошие времена не любила рынки. А все потому, что совсем не умею торговаться. Вот нет у меня никакого азарта в выгадывании денег. Какое-то дурацкое соревнование, кто кого переговорит. А уж когда вижу, что меня хотят обмануть, совсем плохо. Я чувствую неловкость за все эти хитрости, шитые белыми нитками. Очень неприятное чувство. Правда сейчас я иду вместе с Елизаветой, которая на рынке чувствует себя, как рыба в воде. Она велит мне ни в коем случае не отходить в сторону и ничего самой не обменивать. За пазухой в тряпице у Лизы часы, из тех, что похуже, серебряные. Золотые, черненные она оставила себе. У меня завязана в носовой платок пара золотых сережек с большими рубинами, на мой вкус — купеческими, но Лизе нравятся. Значит и покупатели найдутся.

Блокадный Сытный рынок вовсе не похож на рынок, а люди не похожи на покупателей. Это барахолка, где люди перемещаются в толпе, как во сне. Бледные, как призраки, худые как тени. Лишь два молодых человека, тепло и добротно одетые, выглядят в толпе инородно. Они быстрой скороговоркой спрашивают: «Баккара, готовальни, фотоаппараты есть?»

Я показываю Лизавете на них глазами. Вот же они, наши покупатели!

— Баккара, это что? Ты знаешь? Может у нас есть. — шепчет Лизавета, крепко держа меня за локоть.

— Это такой хрусталь дорогой, французский, старинный. Там в тайнике может и был, да мы брали еду и золото. — отвечаю я.

— Ювелирные изделия имеются? Брошки, сережки, зубы. — чутко реагирует на слово «золото» один из возможных покупателей с румяным лицом. — Меняем на хлеб, масло, шпик. Мясо свежее есть.

— Давай-ка отойдем. — говорит Лизавета, отталкивая меня в сторону.

— Лиз, ты что? Может у них и лук есть, нам же надо как лекарство. И шпик тоже хорошо, без жиров какие силы? — упираюсь я

— Ты что, дура совсем? Не видишь, кто это? Знаешь какое они мясо-шпик продают? Ты на рожи их красные посмотри? — шипит Лизавета, толкая меня подальше от подозрительных парней. Я оборачиваюсь, чтобы возразить, и вижу одну из этих рож прямо за плечом Елизаветы.

— Много болтаешь, тетка! Язык-то и укоротить можно! А ну, показывай, что за пазухой! — парень с силой дергает Лизавету на себя за ватник. — Помогите! — дурным голосом кричу я и тут же получаю чем-то тяжелым по уху. В глазах моих ярко вспыхивает солнце, а в черепной коробке раздается барабанный грохот. Мне душно, мне нехорошо, больно спине, в нее втыкается что-то твердое.

— Помогите! — как собственное эхо, слышу я сквозь барабаны в голове, чей-то голос. — Тут монашка без памяти лежит! Люди добрые, помогите!

А барабаны звучат все громче и громче, так что я зажимаю уши руками.

— Водички, матушка, хлебни, полегчает. Затолкали тебя, видать. И одежи на тебе вон сколько накручено, ты и сомлела. — тычет мне под нос глиняной кружкой с водой загорелый бородатый мужик.

— Что это так шумит? Голова сейчас прямо лопнет от грохота. — глотнув воды, спрашиваю я.

— Ну что, очухалась, божья страница? Так я побег, ребяты наши на мосту у Кронверка место застолбили, чтоб, это, экзекуцию, значит, видать было. Тебе-то по твоему званию негоже на мучительства разные глядеть, а я побегу. Кружку в лавку сама возверни, слышь. А то, барабаны уже отбили и злодея, гляди, на дрогах привезли. — дыша густым луковым духом, говорит мужик, высматривая что-то поверх чужих голов.

Я сижу на земле, на грязной сырой соломе, упираясь спиной в колесо телеги. Мое ватное пальто расстегнуто, платок сполз, на черную юбку налипли мелкие листья. В глаза светит яркое солнце и не дает как следует рассмотреть все вокруг. А вокруг топчутся люди, много людей, как и положено на рынке. Я слышу их голоса, вижу ноги в изношенных сапогах и, с ума сойти, в лаптях. Я чувствую запахи свежего дерева, дегтя, сена, пива и теплого ржаного хлеба. На рукав мой садится жирная зеленая муха.

— Ну, все! Надо мной уже мухи летают! Это у меня предсмертные галлюцинации: зрительные, звуковые и обонятельные. Странно только, что руки и ноги шевелятся и барабаны в голове стихли. Значит, все не так плохо. — рассуждаю я и кряхтя, поднимаюсь на ноги.

— Это же Сытный рынок, верно? — хватаю я за руку мальчонку в синей линялой рубахе, который протискивается сквозь толпу.

— Ну да, Обжорка! Сытный! Ты чего, тетка? Пусти, там сейчас голову рубить будут. Палач уже народу показался, а здесь не видать ничего. — выдергивает рукав малец.

— Возьми меня с собой. — цепляюсь я за мальчишку и продираюсь с ним сквозь толпу. — Правда, что ли казнить будут? Это представление такое?

— Ты что, тетка, только в город пришла? Не знаешь ничего. Царица велела офицера Мировича на куски рубить за измену. Манифест объявили. Народу видала, сколько нашло. С утра собрались на казнь смотреть. Люди говорят, что царица злодея пожалела, только голову велела рубить. Всю ночь эшафот колотили, и солдат нагнали страсть сколько. Вдруг, кто захочет этого Мировича отбить. Я у служивых в Австерии слыхал, что им всем патроны настоящие, как на войну, выдали. Я патрон у них думал выпросить, не дали. — громко пыхтя и расталкивая всех локтями, рассказывает пацан.

«Обжорка», «Царица», «Мирович»? Из этих пазлов нужно сложить реальность, в которую я попала. Называется «Угадай слово по трем буквам». Может попросить подсказку?

— А какой сейчас год, мальчик? — спрашиваю я.

— Чего…? Какой год? — с недоумением смотрит на меня малец и сердито отворачивается — Отстань! Дай смотреть!

И я, вздохнув, послушно начинаю смотреть на лобное место, где раньше на моей памяти стояли театр «Балтийский Дом» и «Мюзик-холл».