Параллели вселенных: Хранители

Марина Марли

Третья часть из серии семикнижья станет логическим продолжением истории ребенка-полукровки. Дитя, рожденное на Земле, было добровольно пожертвовано своей матерью в руки Создателей. Они же передали его на воспитание наставникам и поселили их в мире Хранителей, где время для смертных текло иначе… Оставшиеся на Земле люди, будучи лишенными воспоминаний, продолжили борьбу с разбушевавшимися Тенями, пытаясь вспомнить свое прошлое.

Глава 4

— Ты здесь, — слабо улыбнулся Даниэль, увидев знакомое лицо, — Рэй? — вопросительно и с тревогой спросил он, глядя на Генри.

— Рэй тут, с нами. Все в порядке, — ответил он, — а вот вы выглядите не очень, — с сожалением сказал Генри.

— Метко подмечено, — тяжело выдохнул Даниэль, сжав губы от нестерпимой боли, ноющей под левым подреберьем. — Не жили они долго и счастливо, — печально подытожил он, посмотрев отсутствующим взглядом куда-то мимо Генри.

— Все образуется, — отпустил он руку Даниэля и поддерживающе похлопал его по плечу, — главное, что все живы, — осекся он, сделав глубокий вдох и задержав на несколько секунд дыхание.

Тот снова отвел глаза в сторону, сжал губы, опять посмотрел на Генри и как-то потерянно спросил:

— Как ты здесь оказался?

— Меня взял с собой Аарон, когда забирал с берега Стефана и других воинов, Сир, — ответил ему Генри. Даниэль нахмурился и отвел голову в сторону.

— Понятно, — ответил он, не поднимая головы, — каких воинов? — теперь пристально посмотрел он на Генри.

Тот, под его тяжелым взглядом слегка растерялся, не понимая, почему он задает этот вопрос.

«Может быть, от сильных переживаний, или воды лишка хлебнул, когда плыл к берегу», — подумал Генри, — Воинов нашего клана и клана Гор, — ответил он без обиняков.

— Понятно, — снова сказал Даниэль, пытаясь вспомнить, о каких именно воинах идет речь. Он четко видел перед собой картинку отца, но все остальное, оно куда-то исчезло, расплываясь мутными пятнами.

— Больше не обращайся ко мне «Сир», только по имени, — приказал он Генри, обходя его стороной и направляясь к лодке с цветами.

Генри сначала застыл на месте. Он не понимал, как реагировать на его «понятно». Но как только тот прошел мимо и его тяжелая поступь начала отдаляться, Генри очнулся. «Я не могу оставить его одного», — быстро пробежала мысль в его голове. Он развернулся и спешно нагнал Даниэля, который шел по помосту, погруженный в свои мысли и ничего не замечающий вокруг.

Проходя мимо главного купола, Генри заметил Маади, выходившую из него и пытавшуюся ему что-то сказать. Однако, он, ничего не поняв, лишь отрицательно покачал головой в ответ и, указав рукой в сторону Даниэля, продолжил следовать за ним. Тот шел вперед, не останавливаясь и не обращая ни на что внимание. Он видел лодку с цветами, плот, на котором покоился его отец и дыры в своей памяти.

«Цветы, отец, смерть, — перечислял он в голове слова, в такт своему шагу, — цветы, отец, смерть», — повторял он снова и снова, пока они не превратились в четкий ритм невидимого маятника, качавшегося перед его глазами из стороны в сторону.

Внезапно, перед ним возникла чья-то фигура, на которую он натолкнулся, вовремя не заметив. Белые цветы рассыпались по деревянному настилу, часть упала в воду и начала медленно расплываться в разные стороны по лазурному зеркалу, в котором отражалось небо. Это отвлекло Даниэля, сбившегося с ранее налаженного и последовательного ритма слов, стучащих по его вискам, точно маленькие молоточки.

Он потерянно посмотрел по одну сторону помоста, потом по другую, увидел бутоны, плавно расплывающихся белых лилий. Затем он перевел взгляд на человека, стоявшего перед ним. Он увидел босые стопы. Загорелую кожу ног и тело опоясывала светлая ткань. Руки, такие же загорелые — были открыты. Черные, блестящие, густые и жесткие волосы ниспадали до талии. «Точно грива моей лошади», — подумал Даниэль, по лицу которого скользнула едва заметная улыбка.

Концы тканей были перевязаны на одном плече, почти у шеи, которая была тонкая и длинная. С похожего на луну лица на него смотрели широко распахнутые и чуть раскосые черные, словно агаты, глаза.

Даниэль замешкался.

«Никогда не видел таких черных глаз. Затягивают и убаюкивают как омут», — подумал он.

— Даниэль, — легонько толкнул его локтем Генри, заметив, как тот не сводит с девушки глаз.

Неслышно подойдя, за спиной Лии показалась Маади. Слегка коснувшись рукой ее плеча, она привлекла к себе внимание Лии. Оторвав взгляд от Даниэля, она повернулась к ней лицом, а выражение ее глаз нисколько не изменилось. Они были все так же чисты и глубоки, сияя детской восторженной наивностью и бескорыстной добротой.

— Да, Маади? — отозвалась она мягким и тягучим голосом.

Та, увидев, с каким укором она на нее смотрит — опустила глаза, залившись румянцем, проступившим пунцовыми облаками на ее золотистых щеках. Под ногами были все так же разбросаны бутоны белых цветов. Лия, не имея в голове ничего дурного, присела и начала быстро собирать цветы в охапку. Даниэль и Генри спешно кинулись ей помогать. Маади хмурилась и смотрела на них задумчиво. В ее голове выстраивался определенный план.

Усердно собирая цветы, Даниэль и не заметил, как оказался у края помоста. Осознав это, он перевел глаза на отплывавшие бутоны, которые висели на воде, напоминая звезды, рассыпанные на ночном небе. Так сильно похожим на то небо, на которое они смотрели вместе с Элизабет, лежа на траве под раскидистым деревом. Он снова вернулся к воспоминаниям о ней, о них, о том, что произошло, пока не наткнулся глазами на плот, к которому прижался белоснежный цветок. Взгляд Даниэля оторвался от бутона и пополз выше, по деревянным доскам, по веревкам, скреплявшим их, по груде белых цветов, аккуратно разложенных по краям плота и плавно покачивающихся вместе с ним. Наконец, его взгляд остановился, застыв на тканях одежд багряного цвета. Даниэль сглотнул слюну и поднялся во весь рост, держа в руках те лилии, что он успел собрать. Он все еще не был готов ко встрече с покойным отцом.

Маади, не проронив ни слова, продолжала за ним наблюдать. Генри и Лия почти закончили собирать цветы. Даниэль, выйдя из ступора, сделал глубокий вдох. Собравшись с силами, он обошел всех на своем пути, и ни с кем не сталкиваясь взглядом, подошел к плоту. Встав напротив него, он сосредоточил взгляд на ярких одеждах отца. Стоя теперь прямо перед ним, прямо перед своим отцом, который мирно и неподвижно лежал на аккуратно струганных досках, усыпанный по краям белыми цветами, Даниэль опустился на колени. Он положил собранные им с помоста цветы, в ноги отца.

«Сейчас, вот сейчас, я готов, почти готов посмотреть тебе в лицо», — думал он, собираясь с силами, и чувствовал, как замедляет ход его сердце, замирая в ожидании. Точно так же как застыл его взгляд в ногах отца, остановились все чувства и эмоции. Только слегка поднимающаяся грудь Даниэля, видневшаяся в разрезе ворота белоснежной рубашки, напоминала о том, что он жив. Он пробежал взглядом по одеждам отца. По застегнутому на все пуговицы, сверкающими на солнце искрами, бархатному кафтану; по кружевам нижней рубашки, ворот которой плотно облегал его шею; по аккуратно подстриженной седовласой бороде, по бледным губам, почти в тон коже. По закрытым глазам и чуть волнистым с проседью волосам, заботливо уложенным на его плечи.

«Он спит. Он просто прилег и уснул, — думал Даниэль, успокаивая себя, все еще не желая верить в случившееся. Он поднял глаза чуть выше и посмотрел на голову отца, потом — на его руки. — Голову больше не венчает корона, а в руках нет меча, — подумал он, положив руку на теперь свой, законный меч, склонил голову и закрыл глаза. — Я продолжу твое дело. Я буду защищать, и оберегать твой… мой народ», — думал он, снова открыв глаза и посмотрев в лицо уснувшему вечным сном отцу, давая ему и себе обещание.

Маади остановила рукой Генри и Лию, которые уже собирались подойти к плоту, чтобы возложить на него остатки цветов. Она посмотрела на них обоих и, не произнеся ни слова, лишь отрицательно покачала головой, давая им знак, чтобы те не двигались и ждали.

Даниэль в это время, продолжал смотреть отцу в лицо.

— Прости меня, — прошептал он, — прости, что убежал из поселения, оставив тебя одного. Прости, что не помог в трудную минуту, что не уберег. Прости за все то, что не успел тебе сказать. Теперь ты там, вместе с мамой, — сделал Даниэль паузу. Глубоко вдохнув, он продолжил: — Надеюсь, ваши души теперь обретут покой там, — поднял он глаза, — на небесах. Если здесь вам это было не суждено, — посмотрел он снова на умиротворенное лицо отца, — один… я остался совсем один, — покатилась одинокая слеза по щеке Даниэля.

— Ты не один, — вмешалась совсем недавно подошедшая Румелия, но слышавшая каждое слово. — Мы все здесь, мы все с тобой.

Даниэль, услышав голос Румелии, закрыл глаза и сжал губы, так, будто слова причинили ему нестерпимую боль. Он растянул губы в скорбной улыбке, открыл глаза, проглотил ее слова, перестал улыбаться, поднялся с колен, окинул взглядом отца еще раз и повернулся лицом к Румелии. Он посмотрел ей в глаза, в которых теплился огонек надежды на то, что все еще можно исправить. Однако в глазах Даниэля читались лишь скорбь, как по отцу, так, и по сказанным ей словам. Похоже, что он хоронил и себя вместе с ним.

Посмотрев на Даниэля, Румелия все поняла. Она подошла к нему, нежно прижала к себе, словно собственного ребенка и, поглаживая рукой по спине, шепнула на ухо:

— Не смей терять веру, иначе потеряешь себя.

Даниэль никак не отреагировал. Его руки безжизненно висели, как и он сам — висел где-то над пропастью, а душа наполнилась звенящей пустотой и безразличием. Она чуть отстранила его от себя, крепко держа своими длинными и белыми пальцами за плечи, пыталась поймать его взгляд.

— Даниэль! — встряхнула она его, — приди в себя! — строго сказала она. — Мы все кого-то потеряли или потеряем. Это неизбежно. Такова жизнь. Прими, смирись и живи дальше, — говорила она твердо и уверенно.

Ее слова возымели действие и Даниэль, словно вышел из тяжелого, гнетущего забытья, прошептал:

— Мой народ… — кинул он взгляд на купол, в котором недавно происходила его ссора с Элизабет.

Из купола неожиданно вышла она сама и направилась в другой купол.

— Я должен вернуться в свой клан, как можно скорее, — сказал он уже твердым и решительным голосом, продолжая следовать взглядом за прекрасно сложенной фигурой своей любимой, тихо плывшей над помостом, словно невесомое облако, из которого совсем недавно летели стрелы молний.

Румелия, заметив, что Даниэль за кем-то наблюдает, обернулась и, увидела, как ее дочь уже скрылась за тканью купола. Она резко дернула Даниэля за руку.

— Пошли, — повелительным тоном скомандовала ему она и потащила за собой.

Даниэль, нахмурил брови, но подчинился и последовал за ней.

— Вы двое, — тягуче, но достаточно внятно обратилась Маади к Генри и Лии, — доделайте тут все и зайдите в купол к привезенным ранее воинам, проверьте, все ли в порядке, — просила она их, но не приказывала, как частенько это делала Румелия. — Лия, — посмотрела она на свою темноволосую красавицу-ученицу, — ты знаешь, что делать, — таинственно сказала Маади, что не скрылось от ушей Генри. Он слегка свел брови, задавая самому себе очередной вопрос о странности происходящих тут событий.

Лия и Маади тем временем, доверительно перекинулись взглядами, после чего вторая направилась в купол, поспешив вслед за Румелией и Даниэлем.

Откинув тяжелые разноцветные ткани, Элизабет спешно вошла внутрь, но остановилась на самом пороге. Она окинула взглядом просторную и залитую солнечным светом комнату. Справа, все так же стоял круглый деревянный стол, окруженный стульями. Дальше, в глубине, за полупрозрачными занавесями балдахина пряталась кровать. Чуть левее, за перегородкой, небольшое пространство умывальных комнат.

Закончив осматривать помещение, Элизабет нерешительно перевела взгляд на балдахин, ткани которого укрывали спящих от посторонних глаз. Тихо подойдя чуть ближе, она снова остановилась. Элизабет услышала тяжелое и сиплое дыхание, доносившееся из-за тканей. Она сделала глубокий вдох, напряженно затягивая воздух носом и едва слышно, выдохнула его обратно. Постояв в сомнениях еще чуть-чуть, она все же нашла в себе силы пойти дальше. Подойдя совсем близко к кровати, она нерешительно подняла руку и медленно отодвинула ткани балдахина.

Увидев своего отца, беспомощно лежавшего в объятьях белых простыней, с таким же мертвенно-бледным лицом, как и эти простыни, она зажала рот обеими руками, чтобы не закричать от потрясения. Ее отец, всегда такой сильный и независимый, сейчас лежал тут, перед ней, уязвимый и беззащитный, словно дитя. Наконец, она набралась смелости и коснулась его щеки, тыльной стороной своих пальцев.

«Теплая», — подумала Элизабет, почувствовав жар, исходивший от кожи и слыша стук своего сердца, выпрыгивающего от волнения

Она подняла руку чуть выше и погладила его по волосам, поседевшим так неожиданно быстро. Не выдержав напряжения от нахлынувших эмоций, слезы, разразившись потоками, хлынули по ее щекам.

Элизабет закрыла лицо руками. Опустившись на колени и присев рядом с кроватью, она уткнулась лбом в ее край. Сожаления, бессилие, страх, грусть и гнев — все эмоции смешались в ее голове в беспорядочной, дикой, хаотичной пляске. А она продолжала рыдать, всхлипывая и хлюпая носом, словно маленькая девочка, которую обидели вредные мальчишки, отобрав любимую куклу. Элизабет яростно вцепилась пальцами в эти ненавистные простыни, которые сейчас были одного цвета с кожей ее отца, и начала стучать кулаком по краю матраца так, будто это они были во всем виноваты.

Вдруг она почувствовала, что ее маленький кулачок накрыла большая теплая ладонь, усмирив безудержные постукивания. Рыдания моментально прекратилось, оставив лишь небольшие, поверхностные всхлипывания. Она подняла голову и посмотрела заплаканными глазами на руку, накрывшую ее. Элизабет медленно, затаив дыхание, приподнялась чуть выше и увидела лицо отца, повернутое к ней. Его глаза были открыты, он смотрел прямо на нее, таким мягким, таким знакомым взглядом, который предназначался только ей одной.

— Папа, — тихо произнесла она и улыбка, полная жалости и радости одновременно, слегка коснулась ее губ.

Она быстро встала на ноги и обняла отца, уткнувшись влажным лицом в его плечо. Уже не в силах плакать, она тихо сопела, иногда делая резкий вдох, напоминавший ей, как совсем недавно она заливалась горючими слезами.

Конрад обнял ее одной рукой за хрупкие плечи, вдохнул запах ее шелковистых каштановых волос и закрыл глаза, понимая, что эта девушка, вероятно, его дочь.

— Все хорошо, — успокаивал он ее и гладил по волосам, силясь вспомнить хоть какие-то события, связанные с ней.

Конрад поднял глаза и осмотрел незнакомый ему балдахин.

— Прости, что я не вернулась, папа, — подняла Элизабет голову и все еще влажными от слез глазами, посмотрела на него. — Я не хотела, не хотела, чтобы все так вышло, — говорила она искренне, совсем как маленькая девочка, которая, нашкодив, оправдывалась перед родителями, глядя на них своими большими, небесно-голубыми глазами.

Она перевела взгляд на его правую руку, которой уже не было. Увидев, куда она смотрит, он тоже посмотрел в эту сторону, и, осознав, что руки больше нет, его глаза расширились в недоумении.

— Что. Со мной. Случилось? — произнес он все слова отдельно, своим чеканным, но полным удивления и ужаса голосом, — и где я нахожусь? — вопросительно посмотрел он на Элизабет.

— Папа, ты только не волнуйся, — начала она слегка прижимать его плечи к подушкам, с которых он порывался встать, — я тебе все объясню, — говорила Элизабет и понимала, что ее отец сейчас не в самом лучшем своем состоянии, чтобы выкладывать ему всю правду.

Румелия отодвинула ткани полога и увидела, что Конрад пришел в сознание. Она, в почтении склонила голову и, сделав несколько невесомых шагов, подошла и встала с краю кровати. Даниэль, вошедший следом, наблюдал за ее движениями и был удивлен, как она сейчас себя повела.

«Вот это да, — подумал он, и брови его поползли вверх, — какое смирение и кротость. Эту Румелию я еще не знаю».

— Мама, — обратилась Элизабет к Румелии, поднимаясь в полный рост, учтиво склоняя перед ней голову и приветствуя.

Конрад, прищурив глаз, наблюдал за всеми собравшимися тут людьми.

«Если это моя дочь, то это должно быть моя супруга. Хорошо, — думал он, — кто же этот молодой человек?», — посмотрел он на Даниэля, вопросительно подняв косматую бровь, временно позабыв о руке, точнее о ее отсутствии.

В комнате повисла пауза. Все молчали.

— Я рада, что ты к нам вернулся, — начала Румелия, поднимая глаза и обращаясь к Конраду.

Он пристально смотрел на нее и все так же сохранял молчание, ожидая продолжения этого, пока непонятного для него действа.

— Мы все за тебя переживали, — продолжила она, стараясь не смотреть на перевязанную руку Конрада, чтобы лишний раз его не волновать, — в какой-то момент я думала, что потеряла тебя, но ты жив. Если ты не возражаешь, мы еще немного побудем в клане Воды, пока ты достаточно не окрепнешь, а потом вернемся домой, — закончила она, все также, не сводя влюбленных глаз с Конрада и ожидая его ответа.

— Я согласна с мамой, — сказала Элизабет, посмотрев с воодушевлением на отца, — мы все вместе вернемся домой, как только ты будешь готов папа, — довольно кивнула она.

Румелия нахмурила брови.

— Только твой отец и я. Ты и Даниэль отправитесь в свой дом, — строго посмотрела она на Элизабет.

— Мой дом там, где я была рождена. Где живут мои родители и мой народ, — противилась она словам матери.

— Ты уже не можешь отправиться с нами. Не можешь вернуться в клан Гор, — настаивала она.

— Это не тебе решать, а папе, — непреклонно стояла на своем Элизабет, посмотрев на Конрада глазами, просящими защитить ее и поддержать.

Конрад, все это время, переводил взгляд с одной женщины на другую, внимательно слушая их разговор и выжидая.

— Я согласен с твоей матерью и хочу, чтобы ты поехала со мной, — вмешался и Даниэль в их диалог.

Конрад перевел на него любопытный взгляд. Элизабет полыхнула огнем глаз на обоих — мать и Даниэля. Румелия ободрительно кивнула, в знак согласия со словами Даниэля.

— Я полагаю, что финальное решение за мной, — чуть сипло пробасил Конрад прокашливаясь.

Элизабет, ожидая поддержки отца, смотрела на него с мольбой. Румелия же — ожидая благоразумия и поддержки. Даниэль понимал, что перед ним находится отец Элизабет, поэтому сохранял почтительное молчание.

— Я думаю… — сделал многозначительную паузу Конрад, — ты уже обрела свой дом и нужно следовать сделанному выбору, — здраво заключил он.

— Но я не хочу! — в ярости топнула ногой Элизабет.

— Такова моя воля, — сурово сказал он и неприклонно свел брови, столкнувшись взглядами с дочерью.

Элизабет зло фыркнула носом, ударила рукой ткани полога, развернулась и направилась к выходу.

Даниэль быстро последовал за ней, попытавшись ухватить за руку, и остановить, но не получилось. Элизабет ловко вывернулась, отдернув свою руку, и пошла дальше в свой купол. Даниэль не отставал, следуя за ней.

— С характером, — усмехнулся Конрад, кивнув в сторону стремительно удаляющейся Элизабет.

— Твоя дочь, — мягко улыбнулась Румелия, подходя ближе к Конраду и взбивая его подушки.

— Правда? — посмотрел он вопросительно на Румелию, ища подтверждение своим словам и чувствам.

Она внимательно посмотрела на него и поняла, что он не шутит, задавая такой вопрос. В глазах его читалось очевидное непонимание происходящего. Она отшатнулась в сторону.

— Не может быть, — ошеломленно прошептала она.

В этот момент в купол незаметно вошла Маади, беззвучно приблизившись к постели Конрада. Увидев, что он пришел в сознание и пребывает в добром расположении духа — обрадовалась и насторожилась одновременно.

«Что-то тут не так», — подумала она, вопросительно посмотрев на Румелию, которая была сама не своя.

Конрад, снова прищуривая глаза, переводил лукавый взгляд с одной женщины на другую, выжидая, кто же из них первой начнет говорить.

— Конрад нынче себя очень хорошо чувствует, — наигранно радостно произнесла Румелия, довольно посмотрев на своего супруга.

— Я очень этому рада, — также довольно ответила Маади.

— Может быть, ты хочешь отведать местной кухни? Рыбу тут готовят изумительно, — отрекомендовала она Конраду.

— Только скажи, мы вмиг все принесем, — подтвердила Маади, понимая, что тут что-то не так.

— Да… — протянул Конрад, именно сейчас ощутив, каким голодным он был, — я был бы не против отобедать, — закивал он.

— Мы сию же секунду вернемся, — пообещала Румелия, медленно отходя от кровати и приближаясь к сестре.

— Хорошо. Я подожду, — спокойно ответил Конрад.

Румелия коснулась кончиками пальцев руки Маади, увлекая ее за собой к выходу. Откинув ткани и выйдя наружу, Румелия тревожно выдохнула.

— Что у вас произошло? — смотрела Маади озадаченно на сестру.

— Не здесь, — шепнула ей Румелия. — Пойдем. Расскажу все по дороге.

Пройдя чуть дальше по помосту и отойдя на приемлемое расстояние от купола, в котором остался Конрад, Румелия резко затормозив на полпути, остановилась и, взяв Маади обеими руками за предплечья начала ее трясти и нервно говорить:

— Он ничего не помнит! Он вообще ничего не помнит! — говорила она, словно безумная.

— Может быть, ударился головой? Может шок после ранения? — начала строить предположения Маади, не совсем понимая, как так запросто человек мог лишиться памяти, позабыв все на свете.

— Я не понимаю, — продолжала Румелия, выпустив Маади из рук и уставившись глазами куда-то вдаль, — ведь Даниэль все помнит, Рэй, мы… — чуть запнулась она, — остальные воины уже пришли в сознание? — медленно повернулась Румелия, переводя на Маади вопросительный взгляд.

— Мне еще не удалось с ними поговорить, но я отправила к ним Лию и Генри. А вот как раз и они, — сказала она, заметив пару, появившуюся вдалеке на помосте.

— Пойдем к ним. Если воины из обоих кланов заговорили, то все встанет на свои места, — сказала Румелия так, будто о чем-то начинала догадываться.

— Что ты хочешь у них узнать? Чему хочешь получить подтверждение? — пыталась понять ход ее мыслей Маади.

— Хочу понять, было ли нам послано благо, или наказание, — печально выдохнула она.

— Ты хочешь сказать… Создатели причастны? — удивленно и настороженно спросила Маади.

— Посуди сама. Почти все, кто был на берегу, вмиг потеряли сознание. Мы же видели, как они попадали разом. Почему бы Создателям, вместе с лучом не послать и забвение? — вопросительно подняла она одну бровь, — тогда все становится на свои места. Даниэля защитил меч, Элизабет тоже, мы их чарам неподвластны, — посмотрела она доверчиво в глаза Маади, которая неожиданно их опустила в пол и закусила губу. — Я сказала что-то не то? — забеспокоилось Румелия, увидев, как смутилась ее сестра.

— Если все так, как ты рассудила, то дальше ты должна спросить о моем народе… — вскинула она свои глаза на Румелию, полные какой-то скорби или печали.

— С ними все в порядке, — послышался позади сестер голос Лии, на который они обе обернулись, на какое-то время, отвлекшись от своего эмоционального диалога.

Румелия перевела вопросительный взгляд на Маади, но ничего не сказав ей, посмотрела коршуном на приближающегося Генри.

— Что-то случилось? Я в чем-то провинился? — опешил он, увидев хищный взгляд Румелии, направленный прямо на него.

— Нет дорогой, все в порядке, — ответила она ему нежным голосом, смягчаясь, — ты и Рэй, вы, наверное, жутко соскучились по дому, по семье, — вкрадчиво начала она.

— Есть такое, — ответил ей Генри все еще настороженно, но чуть улыбнувшись, — особенно если учесть все обстоятельства, при которых мы сюда попали, — замолчал он, ожидая, что на это ему скажет Румелия.

— Надеюсь, вы уже скоро отправитесь домой. Будете сопровождать Даниэля и Элизабет, — ответила она ему сдержанно.

— О, я рад, что они едут вместе, — искренне ответил ей Генри.

— Мы тоже, — согласилась с ним Румелия.

— Когда же мы сможем уже выехать? Нужно все подготовить, — забеспокоился Генри.

— Все верно ты говоришь. Полагаю, уже можно начать. Вы отправитесь первыми, мы с Конрадом чуть позже, как только он будет готов, — перевела она взгляд на Маади, говорящий ей о том, что Румелия намерена задержаться у нее в гостях.

Маади промолчала, ничего не сказав ей в ответ. Она посмотрела на Лию и выдвинулась вперед, желая сейчас уйти.

— Я найду Аарона, — остановилась она и бросила фразу через плечо, — вечером начнем процессию прощания с погибшими. Лия, следуй за мной, — сухо сказала Маади и скрылась за куполами поселения вместе со своей ученицей, которая беспрекословно ей подчинялась.

— Если вы не возражаете, я бы проведал брата, — сказал Генри, оставшись наедине с Румелией.

— Конечно, дорогой и зайдите к Даниэлю, скажите о начале подготовки к вечерней процессии. Я пойду к Элизабет и сообщу все ей, — слегка склонила она голову, прощаясь с Генри.

****************************

Даниэль пытался нагнать Элизабет, но та шла так быстро, что ему это никак не удавалось.

— Да постой же ты, наконец! — недовольно выкрикнул он, прегродив ей путь.

Элизабет остановилась, со злостью сверкнув на него глазами.

— Ты еще не все сказал? — огрызнулась она.

— Элизабет, послушай меня, — спокойно сказал ей Даниэль.

Она остановилась, но отвернула голову от него, сосредоточенно смотря в воду.

— Элизабет, я прошу тебя поехать со мной. Мы начнем все сначала. Мы будем править кланом вместе. Мой отец погиб, мать давно не с нами. Ты мне нужна, — попытался он положить руку на ее предплечье, но она отдернула его.

Даниэль, печально выдохнув, убрал руку, не продолжая попыток до нее дотронуться. Элизабет размышляла, нахмурив брови.

— Как же наш ребенок? Ты совсем не опечален этой потере? — повернула она голову и сосредоточенно посмотрела ему в глаза. — Ты так переживаешь о потере родителей, а как уже ребенок? Тебя это совсем не трогает и не расстраивает? Ты ведь ни разу о ней не упомянул! — начинала она гневно выкрикивать последние фразы.

— Девочка, — мягкая, но глупая улыбка коснулась его губ.

Возвращаясь к воспоминаниям, он, как оказалось, не помнит значительно больше, чем думал раньше. Ему так и не удалось восстановить в памяти причину смерти отца. Сейчас выясняется, что у него и Элизабет был ребенок, но он не помнит и этого события.

«А что еще? Что еще я не помню? — судорожно думал он. — И в чем причина моего забытья? Если я скажу ей о своих провалах в памяти, она подумает, что я сумасшедший или смеюсь над ней. Нет. Я не могу сейчас ей ни в чем, признаться. Я должен сам разобраться, что к чему. А проведенное время вместе, мне поможет быстро все вспомнить».

— Да, Даниэль, дочь! Которую у меня забрали. Украли! — толкнула она его руками, — а тебе, совершенно все равно! Будто и не было ее вовсе, будто ничего не было… — остановила она занесенные над грудью Даниэля руки, задумавшись.

— Мне не все равно… — помедлил он, пытаясь прийти в себя от этой неожиданной новости. — Прости меня, — прошептал Даниэль каясь, но, не отдавая себе отчета, в чем именно была его вина. — Прости. Я совершил ошибку, но и ты должна менять понять, — все так же ловил он глазами взгляд Элизабет, которая отказывалась смотреть на него.

— Ты сделал выбор, и не в пользу меня, нас, а в пользу себя, — горестно произнесла она.

— Прости, я сожалею, что произошло именно так, — шептал он ей в ответ, как одурманенный, уже совсем не понимая, что происходит и движимый только одной мыслью: — «Элизабет должна поехать со мной». За нее он цеплялся, как за соломинку, которая непременно его спасет, вытащит из болота, где он сам того не желая оказался.

Наконец, устав от этой внутренней борьбы, от всех потрясений последних суток, по щекам Элизабет потекли слезы. Она оплакивала несбывшиеся мечты на счастливое будущее с этим мужчиной, которого она выбрала. Она оплакивала саму себя, все потери, которые выпали на ее долю. Даниэль обнял ее за плечи. Она уже не сопротивлялась. У нее больше не было сил.

— Что ты хочешь? — спросила она, хлюпая носом, сквозь поток непрекращающихся слез.

— Я хочу, чтобы завтра на рассвете мы отправились вместе в клан Земли, — тихо сказал ей Даниэль, прижимая ее к себе и гладя рукой по волосам.

— Хорошо, — безжизненно прошептала она, — сегодня вечером до процессии, я хочу побыть одна. Подготовиться к отъезду. Надеюсь, ты не против, — отстранилась она от него, наконец, посмотрев ему в глаза.

— Конечно, — поспешил согласиться Даниэль, пока Элизабет пребывала в благоприятном расположении духа.

Он еще раз нежно обнял ее, а она так и не обняла его в ответ. Стоя словно каменное и безжизненно изваяние, она лишь смиренно принимала его объятия, в то время как в ее голове начал выстраиваться план. В голове же Даниэля, события так и не выстроились в логическую цепочку. Он понимал, что откуда-то в его памяти возникли большие пробелы, но сейчас принял решение взять паузу. Обождать какое-то время. «Элизабет успокоиться и мы все обсудим. Возможно, все недостающие фрагменты очень скоро вернутся ко мне», — думал Даниэль, испытывая леденящее чувство страха, как от потери части своей жизни, так и от потери Элизабет.