Жертвы осени

Марина Крамер, 2023

В современном мире женщина не может позволить себе роскошь быть слабой. Героини романов Марины Крамер преодолеют любые препятствия на пути к своей цели, заставят считаться с собою каждого, кто захочет перейти им дорогу. Любовь таких женщин обжигающе горяча, а власть над мужчинами – безгранична. Провинциальный городок Вольск потрясла серия убийств. Маньяк нападал на вышедших на пробежку девушек, за что его даже прозвали «Бегущий со смертью». Подозреваемый, студент Леонид Вознесенский, даже под тяжестью улик так и не признал свою вину. Двадцать лет спустя журналистка Василиса Стожникова едет в тюрьму, чтобы разобраться в этом деле, и понимает, что оно связано с ее личной трагедией…

Москва, наши дни

Колесников нервничал. Его источник не отвечал на звонки, а думать о чем-то другом Тимофей просто не мог. Новая статья не писалась, он бесцельно смотрел в монитор и не видел уже написанных строк.

Раздраженно оттолкнув ноутбук, Тимофей откинулся на спинку кресла, закинул руки за голову и шумно выдохнул. Его очень задело, что какая-то никому не известная провинциальная соплюха пытается заработать на его теме. Его! Он совершенно серьезно считал тот цикл статей и телерепортажей о серийном убийце собственной находкой, только он мог работать в этой теме, только он должен был продолжать писать — если уж там снова было о чем писать.

— Но какого черта молчит Иваныч? — снова набрав номер и выслушав длинные гудки, пробормотал Тимофей. — Если в деле Бегущего появились какие-то новые детали, почему я не узнал об этом?

Ему и в голову не приходило, что его источник мог просто забыть об этом старом, хоть и нашумевшем деле. Действительно, столько лет прошло, убийца в тюрьме, сидеть ему еще долго, почему Иваныч должен об этом помнить? Хотя сотруднику отдела по связям с общественностью не могло не быть известно о новых обстоятельствах, если они на самом деле появились.

— Ведь с чего-то же эта курица взяла, что Бегущего могут освободить? Не на ровном же месте, по таким делам условно-досрочного не предусмотрено, — бормотал Тимофей, откладывая мобильный и дотягиваясь до сигаретной пачки.

— Тимоша! — раздался капризный женский голос на лестнице. — Ты чего тут закрылся?

Колесников раздраженно бросил на стол незажженную сигарету.

— Я просил не называть меня так?! — рявкнул он, и вошедшая в кабинет стройная блондинка в длинном шелковом халате обиженно спросила:

— А почему ты на меня кричишь?

— Потому что ты мне мешаешь! Я просил не подниматься на второй этаж, когда я работаю, неужели это так трудно?!

Девушка повернулась и вышла, хлопнув дверью, и Тимофей едва сдержался, чтобы не заорать еще громче.

«Будет теперь ходить весь день с недовольной моськой, — все так же раздраженно подумал он, снова беря сигарету и щелкая зажигалкой. — Почему я вообще ее терплю? Ведь дура же, пустышка! Одни нервы!»

Мила Пестова была девушкой очень красивой и почти такой же глупой, это Тимофей понял почти сразу, с первых минут знакомства. Он увидел ее около трех лет назад в ресторане, где отмечал день рождения, она пришла с кем-то из его друзей, но по окончании шумной и пьяной вечеринки уехала с Тимофеем, а наутро вовсе не торопилась покидать его загородный дом.

Колесников тогда не возражал — ему даже в какой-то момент начало казаться, что Мила подходит ему в качестве подруги: с ней было легко, она прекрасно готовила, всегда хорошо выглядела, смотрела на него снизу-вверх — ей льстило, что такой известный журналист, чье имя мелькает в самых престижных изданиях, а лицо то и дело можно увидеть на голубом экране, обратил на нее внимание.

Но в последнее время Милу словно подменили. В ее мягком, хорошо поставленном голосе начали мелькать капризные нотки, она то и дело намекала, что в ее двадцать восемь пора бы уже иметь какой-то более определенный и весомый статус, чем звание любовницы, что Тимофей слишком много работает и слишком мало внимания уделяет «светской жизни», как она это называла. Ей хотелось чаще бывать на каких-то мероприятиях, куда Тимофей регулярно получал приглашения, на кинопремьерах, которые он терпеть не мог, на музыкальных премиях и прочих сборищах, посещаемых так называемой «богемой».

Но у Колесникова не было на эти походы ни времени, ни желания, ни сил, он соглашался присутствовать только там, где ему лично было интересно, или на мероприятиях, которые никак нельзя было пропустить. Мила же хотела красивой жизни и надеялась, что Тимофей ей это обеспечит.

— Зачем тебе закрытый показ фильмов Феллини? — спрашивал он с издевкой. — Ты ведь даже не знаешь, кто это такой.

— Но там будут актеры, режиссеры, известные люди!

— Забудь. Там будут только нафталиновые любители старой итальянской киноклассики, а меня пригласили в надежде, что я упомяну название элитного клуба, который проводит этот просмотр, в своей передаче или статье. Но я Феллини не люблю.

— Да в этот клуб все хотят попасть! Там вход строго по приглашениям, просто так не попадешь! — настаивала Мила, и Тимофей начинал раздражаться:

— В «Матросскую тишину» тоже сложно попасть — туда не хочешь?

— А что это? — округлив тщательно накрашенные глаза, спрашивала она, и Колесников, только рукой махнув, уходил в кабинет.

Мила ничего не читала, кроме заметок в светской хронике, не интересовалась ничем, кроме модных брендов, и постепенно в результате этого увлечения одна из комнат в загородном доме Тимофея превратилась в гардеробную, где на полках и вешалках хранились обувь, вещи и сумки с громкими иностранными именами на бирках.

Ему иногда казалось, что Мила заболеет и умрет, если вдруг окажется, что крем, который она нанесла на лицо, вовсе не от известной мировой марки, а какой-нибудь корейский или — что вообще не дай бог — отечественный. В ресторанах Мила выбирала только эксклюзивные блюда, даже овсянка, которую она ела по утрам, заказывалась на каком-то специализированном сайте и была в десять раз дороже той, что продавалась в супермаркете, например.

Колесников считал, что девицы такого плана давно канули в Лету, что называется, то есть попросту вымерли — подобное поведение всегда казалось ему отголоском голодного детства, пережитком девяностых, когда люди, ничего прежде не видевшие, вдруг дорывались до денег и возможностей. Но сейчас-то…

Стяжательство Милы носило болезненный характер, но первую пару лет Тимофей не придавал этому особого значения: деньги у него были, тратить их на Милу он мог себе позволить, хотя не очень понимал, зачем одной женщине двадцать пять сумок, например, многие из которых одинаковые, просто выполнены в разных цветах.

Надо отдать Миле должное — при всей своей глупости она ни разу не поставила Тимофея в неловкое положение перед друзьями, ни разу не ляпнула ничего, когда он давал комментарии на каком-нибудь мероприятии, всегда была корректна и очаровательно улыбалась, помалкивая. Тимофей очень ценил в ней это умение не демонстрировать свою недалекость. Возможно, она была не так уж глупа, раз понимала, чего не стоит говорить и в каких обстоятельствах.

Сегодня же Мила просто оказалась не ко времени, да еще с этим идиотским «Тимоша» — именем, которое Колесников с детства терпеть не мог.

— Ладно, потом извинюсь, — пробормотал он, снова набирая номер информатора.