Разгадчица Софья. Морок

Марина Кравцова (2025)

Софи, молоденькая вдова, живет в своем поместье почти затворницей. Девушку мучает странный дар — способность чувствовать любую магию, но он же открывает немало возможностей. За Софи уже укрепилась слава «разгадчицы». И однажды к ней за советом приезжает сосед-помещик, которого бросила невеста. Он уверен: за неожиданным отказом стоит какая-то мрачная тайна. Софи, решив взяться за дело, сразу же узнает о самоубийстве другого молодого человека. Кажется, что между этими событиями нет никакой связи, но разгадчица думает иначе.

Глава 4

После ужина прошли в большую гостиную. Роман Вильегоров с Ольгой Никитичной уселись за небольшой столик, чтобы перекинуться в дурака. Саша, забившись в уголок дивана, лихорадочно листала книгу на французском.

Отец Василий и Софи вполголоса беседовали, стоя у высокого занавешенного окна.

— Я вот, Софья Михайловна, потолковать с вами хотел, — хмуря густые брови, говорил священник. — Излить, так сказать, душу. Тоска у меня на сердце… не понимаю, что такое с дочкой творится.

Софья тоже не понимала. Странный дар — чувствовать во всем окружающем, в том числе и в людях, любые проявления сверхъестественного — не мог в ней просто так… поломаться. До сих пор Софи не ошибалась. Сама она не обладала ни малейшими способностями к колдовству, к волхвованию. Не была и «затронутой Запредельем», как называют потомков людей и необычных существ. И все же… При любом соприкосновении с магией обостряются все чувства, начинает растекаться с кровью по венам что-то жгучее, острое, будоражащее…

И вот сейчас Софи ощущала нечто странное, исходящее от Саши. Как будто колдовское, чего раньше не было. Что же это? Непонимание нервировало. И еще — когда все встали из-за стола и батюшка прочел благодарственную молитву, юная поповна даже не перекрестилась.

И очень обидна была ее неприкрытая неприязнь. Софи вспоминала, как впервые приехала с мужем в Снегиревку — двенадцатилетняя Саша тогда хвостиком ходила за ней. В последние два года девушки и вовсе сдружились. Саша всегда задавала интересные вопросы и умела внимательно выслушивать ответы. Софья, у которой не было ни сестер, ни кузин, все сильнее привязывалась к юной поповне. Но никогда она не чувствовала в ней ни капли чего-то, выходящего за человеческие пределы возможного. Никакой магии, даже намека… никаких колдовских проявлений. Так что же произошло теперь?

Невольно припомнилось все, что Софи узнала сегодня от Петра Полянина и от тетушки Ольги. Опять странности с юной девушкой. Совпадение?

Софья вновь бросила быстрый взгляд на младшую подругу.

— Да, Саша выглядит нездоровой. Похудела…

— Так вообще кожа и кости! И глаза стали такие… бедовые. Как в горячке, Господи, помилуй. И нрав испортился, — тяжело вздохнул священник. — Капризничает, постов не соблюдает. А главное — службы пропускать начала. Упрямица такая, никаких речей не слушает.

Саша то ли что-то расслышала, то ли почувствовала, что говорят о ней. Оторвалась от книги, в упор посмотрела на отца. Ее темные глаза и правда блестели как в лихорадке, и на худощавом бледном лице в обрамлении пепельных волос это выглядело даже жутковато. В хрупкой фигуре подруги, обтянутой закрытым жемчужно-серым платьем, Софье виделась какая-то ломкость.

Поповна перевела взгляд на хозяйку дома. Несколько мгновений ее «бедовые» глаза воевали с ясными глазами Софьи. Потом Саша отвернулась.

— Мне кажется, — Софи осторожно подбирала слова, желая успокоить отца Василия, — на самом деле не все так страшно.

— Как же не страшно? — удивился батюшка. — Губит же неразумное дитя тело и душу.

— Вера — та обитель, в которую всегда можно вернуться, — Софи озвучивала то, о чем задумывалась уже не раз. — Но чем сильнее к ней подгонять, тем дольше будет обратный путь. В народе не зря говорят — невольник не богомольник.

«Мне другое страшно…»

Действительно, в том, что Саша могла отвратиться от веры, не было ничего необычного. Время такое, да и возраст… Можно было даже списать на влияние Вильегорова. Если бы не это тревожное, пугающее ощущение, что молоденькой девушкой овладевает одержимость. И храм Сашу просто… пугает.

— Все-таки что-то здесь не так…

— Что не так? — священник посмотрел на Софью с испугом.

— А, простите, — она встрепенулась. — Это я просто… Поговорю с Сашей прямо сейчас.

— Вот уж будьте так добры, Софья Михайловна! Премного благодарен, да хранит вас Бог. Сашенька всегда любила вас и уважала. Надеюсь, послушает.

— Сейчас она не будет никого слушать. Но я все-таки попробую.

— Саша никогда не была послушной девочкой. Без матери-то понятно, няньки разбаловали. Да и я сам, чего греха таить. А все-таки она девушка добрая и сердечная. Вот только если кого-то невзлюбит, так это навсегда. Помню, еще махонькой она была, когда госпоже Поляниной не понравилось, что дочка моя в Великий пост слишком ярко одета. Выговорила мне. Сашенька тогда огрызнулась, заступилась за отца. А потом заплакала… И не смог я ее наказать-то, рука не поднялась, а с тех пор всегда хмурится, когда слышит имя этой барыни. А та больше в наш приход ни ногой.

— Какое безумие — обидеться на ребенка! — возмутилась Софи. — Барыня Полянина — она бабушкой приходится Петру Петровичу, нынешнему помещику Приозерного?

— Все верно. Бабушкой по отцу.

— Госпоже Поляниной меня супруг представлял, а с внуком я как раз сегодня познакомилась. — Софи немного поколебалась, ей не хотелось вовлекать в сплетни такого человека, как отец Василий, но все же спросила: — Может быть, вы слышали, батюшка, что-то такое говорят про расторжение его помолвки…

— Болтают люди, да. Дескать, отказать такому человеку — надо ума лишиться. А я вот думаю, не постаралась ли тут как раз она — бабушка Мавра Андреевна… Если невеста внука ей не понравилась… Впрочем, это уж сплетни и домыслы, удержу-ка я лучше свой грешный язык. Да вы Романа Захарьевича порасспросите. Он доктор, во многие дома вхож. Отец его покойный, Захар Степаныч, тоже врач, дружбу водил с Маврой Андреевной.

— Вот как? Не знала. Впрочем, не было причин допытываться. Я слышала, что с невестой господина Полянина связывают еще барышню Людмилу Сомову, а у нее свое несчастье.

— Ох, да какое несчастье! Упаси всех Господь. Очень жалко мне Людмилу Игнатьевну. Она наш храм любит, приезжает на службы, в гости заглядывает и всегда по-доброму общается с Сашенькой. А тут такое… Жених сам себя жизни лишил. Убил себя из пистолета.

— Но почему он это сделал?

— Кто ж теперь скажет… Говорят, никаких записок, ничего такого не нашли. Бесы хитры, человека так могут закрутить, что он не понимает, что творит.

— Похоронили Константина Сомова без отпевания?

— Ну, так уж заведено с самоубийцами, что поделать. Жалко только, что Людмила Игнатьевна вообще ничего мне не сказала. Я бы пришел, сам от себя помолился, Псалтирь бы почитал… Кто знает, а вдруг человек на голову болен стал, вот и начудил… Хотя, может, другого какого батюшку позвали, мне про то ничего неизвестно.

— Понимаю. Ну, простите меня за глупые расспросы.

— Не за что прощать, я всегда рад с вами перекинуться словечком, Софья Михайловна.

Они разошлись, священник принялся с любопытством следить за карточным сражением доктора и Ольги Никитичны, а Софи подошла к его дочери.

— Как тебе книга, Саша?

— Вроде занимательная, — ответила девушка. — Но сейчас трудно читать, отвлекают. Дадите мне ее домой?

— Конечно же. Пойдем, я тебе еще книги этого сочинителя покажу?

Саша пожала плечами, но послушно последовала за Софьей в ту малую гостиную, где несколькими часами ранее молодая хозяйка Снегиревки принимала интересных гостей.

— Располагайся, душа моя.

Софи указала на кресло, но поповна прошла к окну и присела на подоконник.

— Мне не нужно показывать книги, Софья Михайловна, — негромко, с вызовом произнесла она. — Вы ведь мне проповедь собираетесь прочитать, да? Но мой отец делает это лучше вас.

Эти слова неприятно удивили Софью.

— Вовсе я и не думала ничему тебя поучать. Просто захотелось поговорить. Спросить, могу ли я чем-то помочь.

— А для чего это вам, Софья Михайловна? — темные Сашины глаза тревожно заблестели, она нахмурилась. — Что вам до меня?

Софи приблизилась и осторожно положила ладонь на худое плечо девушки.

— Зачем ты так? Разве мы не подруги?

— Вам виднее.

— Саша…

— Нет, вы мне ничего плохого не сделали, Софи. Только не вы… Но вам ведь просто скучно? Захотели подругу, с которой можно по-французски поболтать, — обучили меня французскому. Нравится о литературе порассуждать — книги подсовываете. И что же дальше? Ведь вы обо мне — обо мне самой! — ничего не знаете. Да оно и к лучшему. И я откровенничать с вами не стану. И ни с кем не стану.

— Но как же так…

— Не стоит.

— Что-то мрачное происходит в твоей жизни?

Девушка печально усмехнулась.

— В моей жизни? О чем вы, Софья Михайловна? Может, я уже толком и не живу…

Она соскользнула с подоконника, хотела уйти. Но вдруг не выдержала и застенчиво погладила подругу по щеке.

— Вы всегда хорошо ко мне относились, Софи. Не делали различий между нами, хотя вы барыня, а я дочь сельского попа. Но нам не по пути. Простите меня, пожалуйста.

— Подожди, ведь это из-за…

Но Саша, не дослушав, поспешно вышла из комнаты. Софи молча последовала за ней.