Глава девятая
— Вы что, того, — сказала фигура голосом Константина. — Вы что орете? Вдруг где-то здесь спрятаны электронные «жучки».
— Костян, сучий потрох, мы уж подумали, что это призрак Бреха. Ты почему с другой стороны, без фонаря и сам такой большой и страшный?
— У страха глаза велики. С другой стороны, потому что подвал имеет еще один выход. Ты, Александр, говорил, что все здесь знаешь, как же ты это не просек? А без фонарика — потому что он сел. Еще вопросы будут?
— Будут. Что-нибудь, кроме второго выхода, там есть?
— Есть.
— Ты что, нашел там замурованного Бреха или связанного его по рукам и ногам?
— Первое ближе к истине. У вас фонари посильней, пошли… для уточнения.
— И все-таки, во избежание травм, я останусь здесь. Я в темноте, как хмельной, — попытался сфилонить Райкин.
— Тогда отдавай нам свой фонарь.
— Ну, уж нет! Лучше я пойду с вами. Но, если я все-таки сломаю ногу или чего-нибудь еще, ты, Костян, отдашь мне свою часть аванса!
Подвал был большой и затаренный компотами, маринованными овощами, грибами и массой еще каких-то консервированных деликатесов.
— Ну, и что? — поджал скептически губы Райкин.
— А вы ничего странного не замечаете?
— Не замечаем.
— И вообще, Костян, хорош говорить загадками, а то у нас тоже фонарики издохнут.
— Ладно. Смотрите сюда: вот все баночки покрыты тонким слоем пыли. Видите? Но при внимательном осмотрении оказывается, что не все. Вот эти банки — а их девять штук (и все трехлитровые) — свежие, на них пыли нет. И они, в отличие от остальных, с тушёнкой. И больше тушёнки нет. Спрашивается: а почему больше тушёнки нет и почему этому богатому человеку понадобилось не свежее мясо, а этот полуфабрикат?
— Да может, он ее любит.
— А я терпеть не могу. Поэтому мне это стало непонятно. И я решил посмотреть более внимательно. И вот что увидел, — Константин посветил поверх банки, рядом с крышкой. — Видите?
— Нет, — хором ответили остальные.
— Здесь верх, как и положено, залит жиром. Во всех тушеночных банках есть такой жир. Я когда-то увлекался тушёнкой, и на сборах ее ели. С перловой кашей (с тех пор я как раз и возненавидел и ту, и другую). Так вот. Я никогда не видел, чтобы в тушеночном жиру попадалась зернистость.
— Ну и что?
— А то, что это не свинина, не говядина, не баранина и даже не птичья эта гадость. И, скорее всего, это законсервированное человеческое мясо.
— Ты хочешь сказать, что наш Коля был каннибалом?
— Я хочу сказать, что он не был каннибалом, а в этих баночках как раз и находится в тушёном виде тот, кого мы так тщетно ищем.
— Коломбо, ты в конец охренел! Да если ты нашим ментам такое выдашь — они сами тебя в баночку закатают! Надо ж такую нездоровую фантазию отрастить!
— А давай одну возьмем — и на экспертизу.
— На какую экспертизу?! Нет, ты определенно свихнулся от своих образований.
— Ну, хотя бы ты эту баночку продегустируешь сам. С картошкой. Или намажешь на хлеб.
Даже при тусклом свете аккумуляторных фонариков было заметно, как майор побледнел.
— Да от твоих ужастиков я сам больше тушонку в рот не возьму, — давясь подступающей тошнотой, процедил он.
— Тогда давай искать кости.
Конец ознакомительного фрагмента.
