Онтологически человек: Истинное желание

Марина Аницкая

«Истинное желание» – финальная книга трилогии о попытках провидца Мерлина предотвратить падение Камелота (или хотя бы гибель лучшего друга, короля Артура) на фоне зарождения боевой авиации, назревающей гражданской войны и сложных отношений с собой, Мирозданием и близкими.

[3x06] менгиры

— Глаза закройте, — сказал Мерлин.

Они стояли внутри каменного кольца — огромные, громоздкие столпы менгиров, будто двери в дома великанов, окружали их со всех сторон.

— А то что? — недоброжелательно спросила Джиневра. Артур обнял ее покрепче — ему очень не хотелось, чтобы их опять раскидало, когда начнется магия-шмагия.

Мерлин покосился на нее и вздохнул:

— А то укачает.

— Пожалуйста, — шепнул Артур Джиневре. Джин неохотно кивнула, обхватила его изо всех сил и сжала пальцы в замок.

Сам он расставил ноги, вставая покрепче, но, конечно, закрывать глаза не стал. Мерлин застыл.

Мир за границей менгиров дернулся и смазался — будто кто-то изо всех сил крутанул глобус.

…Ему было, кажется, шесть. Он услышал, как взрослые шепчут: «Покушение». Он спросил у матери — это от слова «покушать»? — и она так засмеялась и так быстро согласилась, что он понял, что она говорит неправду. Взрослые часто говорили неправду ему и друг другу, он уже научился это отличать. Это означало, что не надо переспрашивать. Потом появился дядя Пелли — это было хорошо. Это всегда означало переодеваться во что-то смешное, и ездить по странным местам, и можно будет поздно ложиться спать, и не учить арифметику.

Вот и в тот раз они выехали затемно и долго куда-то ехали на смешной кургузой машине. Сиденья были внутри обтянуты клетчатой тканью, мотор чихал, пахло пылью и бензином. Дядя Пелли, в клетчатой кепке, из-под которой торчали пегие усы, вел машину. Мисс Бетти, нянька, устроила его на заднем сиденье, и начала что-то напевать. Он заснул и проснулся, только когда машина остановилась.

Они стояли на обочине дороги. Вокруг было тихо и солнечно. По обеим сторонам высились сосны. Он протер глаза и стал глядеть в окно. Дядя Пелли хлопнул дверцей. Мисс Бетти взяла его за руку и сказала — пойдем.

Это был огромный дом, только крыши у него не было, и окон тоже. Внутри было пусто и гулко, стены покрывала облезлая белая штукатурка. Он посмотрел вниз, и увидел, что сквозь доски пробивается трава. Он сорвал стебель, и запахло полынью. И то ли от запаха, то ли от эха, которое оставляли шаги, то ли от того, какое все вокруг огромное и непонятное, ему вдруг захотелось плакать, и он швыркнул носом.

Мисс Бетти посмотрела на него и сказала:

— А ну-ка, смотри, что тут есть?

Он еще раз швыркнул носом и посмотрел, куда она указала. Там громоздилось что-то непонятное — как сетка, только металлическая. Мисс Бетти подобрала юбки, забралась и сказала:

— А ну-ка, смотри! — и подпрыгнула, и ее подбросило, как гимнастку в цирке. — Давай сюда!

Он сразу же забыл обо всем, забрался туда и прыгал, прыгал, прыгал, пока в голове не начало звенеть.

— Все, — будничным голосом сказал Мерлин.

Артур вздрогнул, сжимая руки. Джиневра была здесь. Земля под ногами тоже.

Кольцо камней-великанов осталось прежним, но вокруг простиралось неприютное болото, поросшее какими-то чахлыми кустиками.

От кольца к лесу тянулась гать — довольно добротная. Мотоцикл бы по ней прошел. Артур попинал настил ботинком.

— Надо же… и кто все это строил?

Мерлин пожал плечами:

— Последний раз — мы с Блейзом…

Артур прищурился:

— А менгиры?

— А менгиры возводил Круг… давно уже.

— Во имя невмешательства в человеческую историю, конечно же, — съязвила Джиневра.

Мерлин открыл было рот, чтобы ей ответить, но вместо этого неразборчиво зашипел. Воздух вокруг него зарябил, как над костром.

— Что такое? — встревожился Артур.

— Меня выкидывает. Камелот закрылся, и меня тоже пытается выкинуть, — колдун заозирался. Потом припал на колено и зачерпнул горстью из ближайшей лужи. — Самый простой способ закрепиться в другом мире, — пояснил он. — Съесть или выпить что-нибудь местное.

— А понятие «окопная дизентерия» ты слышал? — поинтересовался Артур.

Мерлин фыркнул:

— Зараза к заразе не пристает, — выговорил он с тщательно кармартенским произношением, и Артур вспомнил, где они. Мерлин поймал его выражение лица и тут же посерьезнел:

— Блейз нас ждет. Тут недалеко. А там посмотрим.

Артур кивнул. Джиневра ничего не сказала, но взяла его под руку. Все это уже было, напомнил себе Артур. Все это уже было, и я с этим справился. Справился тогда — справлюсь и сейчас.

По дороге он пел все самое веселое, что мог вспомнить, и, кажется, ему удалось ее успокоить.

Мерлин шел впереди, показывая путь, и мрачно жевал подобранный на дороге гриб.

Когда они нашли проселочную дорогу, солнце пекло вовсю. А когда они выбрались к окраине деревни, уже стояли сумерки.

Редкий лес расступился, открывая поле, на котором стоял «борт номер один» и паслась пегая корова. На другом конце поля высился деревянный забор. Из-за забора доносился стук.

Мерлин потянул за веревку, продетую в калитку. Она распахнулась.

Во дворе Ланс рубил дрова. Он обернулся на звук, приседая и перехватывая топор — и тут же вытянулся, отдавая честь. Артур серьезно кивнул, будто принимая парад. Никто из них не был в форме, но сейчас это не имело значения.

— Вольно, лейтенант, — сказал Артур.

Ланс выдохнул, отложил топор и принялся натягивать рубашку, висевшую на перилах крыльца. На Джиневру он старательно не глядел, и она делала так же.

Из дверей выглянул Блейз и немедленно расплылся в улыбке:

— Здравствуйте, Ваше Величество! Идите руки мойте, у меня как раз и ужин подоспел!

Интересно, он правда святой или нет, мелькнуло у Артура.

Круглолицый, невысокий, немолодой уже человек, сияя, как медный грош, вовсю раздавал указания.

— Ланс! Тарелки расставь, пожалуйста.

Ланс кивнул и скрылся внутри. Джиневра принялась заинтересованно разглядывать необычайно уродливого лебедя, вырезанного, кажется, из покрышки и выкрашенного белой краской. Из лебедя торчал сноп ромашки.

Блейз оглянулся куда-то через плечо и немедленно ткнул Джиневре в руки эмалированную миску:

— Ваше Величество! Соберите цветов, будьте добры! Чай сделаем! — и тут же повернулся к Мерлину. — Масло из ямки достань, ладно?

Мерлин, разглядывавший Блейза так, будто у него как минимум три головы, отмер, ухмыльнулся и махнул Артуру:

— Твое величество, пошли, крышку подержишь.

Внутри одной из сараюшек, натыканных по всему двору, оказался подпол. Из подпола тянуло сыростью. Мерлин нырнул куда-то внутрь и чем-то там в темноте загремел.

— И колбасы еще! — крикнул Блейз снаружи.

— Лаааадно! — раздалось из-под земли.

Наружу высунулась длинная рука и поставила на пол металлическую кастрюльку. Артур заглянул под крышку — в воде плавал желтоватый брусок.

Затем появился весь Мерлин с колбасной связкой на шее. Он выпрямился, отряхнулся, скривился и заявил:

— Пошли Ланса куда-нибудь зачем-нибудь. Срочно.

Артур поморщился:

— Если я буду гнать в три шеи всех, кто хочет мою жену, у меня вообще военных не останется.

Мерлин моргнул, потом отмахнулся:

— Я не про биологию, она неличностная… Камелот свернулся. Всех наших выдавило, и меня пытается. Ланс тоже изначально не отсюда. Джиневре сейчас вообще не до него, а больше, кроме тебя, у него никаких важных фигур и нет. Ему надо сейчас дать что-то, чтобы он себя чувствовал себя нужным. Хоть кому-то. Я боюсь, его иначе выбросит, а в Аннуине одному… — Мерлин скривился опять. — В общем, никому не пожелаю.

Артур потер шею:

— Я думал, он нам пригодится, когда будем с моего трона эту дрянь вышвыривать.

— Тут от него мало толку будет, сдается мне. Это как с Вертигерном. Помнишь Вертигерна?

Артур попытался вспомнить. Вообще-то Вертигерн расточился, как только Артур снес ему голову Экскалибуром, и не осталось ничего, что можно было бы прибить на стенку. А драконья голова там бы хорошо смотрелась. И еще у него было совершенно отвратительно организовано строительство — в Камелоте со времен Утера такого не было.

Тем временем Мерлин подхватил кастрюлю, толкнул плечом дверь сарая, застыл в позе пластической статуи посреди двора и провозгласил:

— Темень в этом подполе, как в брюхе у дракона!

— Скорее, как у Вертигерна в застенках, — хмыкнул Артур, присаживаясь за стол.

— Как тебе вообще тогда пришла в голову идея брать Кармартен в одиночку?

— Ну, как… с Советом поругался, девушка бросила… и я как-то расстроился. Надо ж было развеяться, — он подмигнул Джиневре. Джиневра порозовела.

— Нда, — хмыкнул Мерлин. — А я-то думал, что это я тут самый нервный.

Блейз добродушно повернулся к колдуну:

— А что за дракон? Ты мне не рассказывал.

Мерлин с готовностью затрещал:

— А, это Вертигерн прикормил тварь из фир болг. У него постоянно кто-то ломал себе шею на стройке, мы с Нимуэ стали разбираться, выяснилось, что это были слегка замаскированные человеческие жертвоприношения, которыми он кормился. Мы с Нимуэ стали думать, что делать: снесешь Вертигерна — вся экосистема рухнет вместе с хозяйством, не снесешь — тоже рухнет, но позже. А тут его величество удачно мимо пробегал. А мы такие — о, истинный король! Здорово! А его величество такой — да, я тут как раз за этим! В общем, мы материализовали Экскалибур, и, когда Вертигерн сунулся в подвал пожрать, король Артур просто снес ему голову. Ибо нечего. Ну а там дальше просто было — с утра подтянулся Пеллинор с отрядами, так что все, что оставалось — это объяснить всем, что произошло. Шону, конечно, туго пришлось, все это хозяйство заново отстраивать, ну да он привычный, когда Дикая охота по полям не скачет — все гораздо проще. Фир болг снести не сложно, сложно сделать так, чтобы потом ничего не развалилось. Ну, Шоннеси молодец, не зря ты ему рыцаря дал — построил там авиазавод, моторы начали клепать как следует…

— Кстати, про моторы, — Артур отложил вилку и выпрямился. — Лейтенант, насколько я помню, ваша часть неподалеку?

— Да, сэр.

— Прекрасно. Мне нужен двухместный самолет, можно «мотылек», но лучше «бристоль». К завтрашнему утру.

— А борт 001?

— Вы улетали именно на нем. А мне бы хотелось во время своего возвращения иметь эффект внезапности.

— Так точно, сэр.

Ланс, кажется, хотел отсалютовать, но вовремя вспомнил, что сидит за столом, и только сдержанно кивнул.

— Мой мотоцикл можно взять, — сказал Блейз. — Тут всего два часа, мотоциклом-то. Как раз вечером туда — утром обратно.

Ланс опять кивнул.

— Мы полетим завтра? — светским тоном спросила Джиневра, не поднимая глаз от тарелки. Спина у нее была идеально прямая. От длинных ресниц ложились тени, острые, как копья. Движения были идеально плавные. Только чуть-чуть более плавные и медленные, чем обычно, и грудь, поднявшись на вдохе, чуть дольше замирала перед выдохом, на три счета.

Мерлин пнул Артура под столом. Артур опомнился.

— Мы полетим. Вот с ним, — Артур ткнул вилкой в сторону Мерлина. — А вашему величеству придется подождать тут, пока мы не вернемся на чем-нибудь поприличней. Потому что в «бристоле» болтанка страшная. Так что придется нам еще немного злоупотребить вашим гостеприимством, святой отец.

Блейз засмеялся:

— Да живите хоть все лето! А скучно станет — так до менгиров рукой подать. У меня сестра на Авалоне живет, варенье варит — объеденье!

Джиневра вежливо улыбнулась:

— Я на диете, святой отец.

Хозяйство Блейза оказалось гораздо больше, чем выглядело. Хлев, гараж, теплица, баня, какой-то сарай с инструментами, «летняя кухня»… — все это было построено непонятно из чего и лепилось друг к другу, как детский городок из коробок, который вот-вот развалится. Джиневра уже начинала прикидывать, как бы, не обидев хозяина, предложить идею переночевать в самолете — там можно было бы попробовать разложить кресла, ну и вообще…

К счастью, обнаружилось, что в дальнем углу есть отдельный вполне приличный сарай, тьфу, домишко, куда можно было упасть двум утомленным и истосковавшимся по уединению монархам — с голубенькими занавесками в цветочек и старым календарем на стене. С календаря таращился розовощекий подвыцветший пупс. Джиневра покосилась на него, присела на край постели, застеленной клетчатым одеялом, и рассеянно погладила круглый латунный шар на спинке кровати.

— Ты как? — спросил Артур.

— Ничего, — она усмехнулась. — По крайней мере, я знаю, что эта кровать не умнее меня.

Артур прищурился, посмотрел наверх — высоко вверху темнели балки. С балок свешивались какие-то запасы. Кажется, опять сушеные грибы. Артур вдруг ухмыльнулся и скомандовал:

— Ну-ка разуйся.

— Что?

Она не успела опомниться, как он присел, стянул с нее туфельки, подхватил за талию и поставил на постель.

Джиневра ойкнула — кровать пружинила и ходила ходуном, как корабельная палуба.

— А теперь прыгай, — скомандовал он.

Джиневра возмущенно на него уставилась. Артур ухмыльнулся, как школьник, задумавший шкоду.

— Давай-давай!

Она поджала губы, но отказать ему в этой дурацкой просьбе было невозможно. Она подпрыгнула, ее подбросило — неожиданно высоко, сердце взмыло вверх, как в детстве, и опять, и опять, и опять.

Артур поймал ее, засмеялся и поцеловал крепко-крепко.

— Меня как-то в старом госпитале прятали, когда я мелкий был, — он ухмыльнулся. — Там таких кроватей много было.

Джиневра подтянула колени к груди.

— И как мать тебя отпускала…

— А как иначе? — не понял Артур. — Так больше шансов сохранить монархию. Если бы со мной что-то случилось, у Игрейны и Утера все равно мог бы быть другой сын. И наоборот, если бы с ними что-то случилось, все равно остался бы я. — Он потер шею. — Я и остался.

Джиневра резко выпрямилась.

— Обещай, что у нас так не будет. Что ты не будешь пытаться законопатить меня в какую-то дыру ради моего же блага. И что ты не будешь разлучать меня с детьми.

— Джин, послушай…

— Нет, это ты послушай! Камелот — это важно. Династия — это важно. Но вот эта, одна маленькая человеческая жизнь — она моя. Я не хочу тратить ее на страх и ожидание. Я хочу быть живой. Любить тебя. Растить наших детей. Успеть сделать все, что можно, пока от меня не останется тоже… три волоса в медальоне!

— Если с тобой что-нибудь произойдет… — начал Артур.

Она резко зажала ему рот:

— Женишься еще раз. Ради блага монархии. А пока я жива — ты мой.

У него немедленно заблестели глаза над ее ладонью, и ей пришлось прикусить губу, чтобы удержать требовательное выражение.

— Ладно, — покладисто согласился Артур. — Твой.

Проклятая панцирная сетка скрипела немилосердно.

Чердак, служивший Блейзу чем-то вроде кабинета, не изменился с тех пор, как Мирддин жил здесь. Те же два стеллажа, плотно забитые книгами, тот же узкий топчан, тот же дощатый стол у окна. На столе лежала стопка листков и стояла керосиновая лампа — видимо, светового дня Блейзу все-таки не хватало.

Мирддин зажег керосинку — свет ему не требовался, но это казалось правильным — и не удержался, заглянул в рукопись. Блейз писал убористым почерком на каких-то заплатках, нарезанных откуда попало — вырванные листки из перекидных календарей, оберточная бумага, какие-то счета из лавки. Часть была пронумерована и сшита за угол суровой ниткой.

Заскрипела лестница. Мирддин вздрогнул.

— А, ты уже зажег, — сказал Блейз, близоруко щурясь. — А я спички принес.

Мирддин вскинул голову.

— Ты не говорил, что видел, — он мотнул головой в сторону стола.

Блейз потеребил воротник:

— Да я как-то… — он сгреб листки и принялся их выравнивать. — На Авалоне же вас учат… я и понадеялся, что хватит. Да и как рассказывать… Это надо стихи писать, а я не умею. Ну или этими… внутречерепными методами, как у вас там.

Мирддин поскреб щеку:

— Внутричерепными я только Нимуэ передать могу… и то не все.

Блейз вдруг заулыбался и полез в шкаф:

— А, вот это тебе надо показать, вот это тебе понравится… — он выдернул откуда-то из недр тонкую книжицу и протянул Мирддину. Мирддин взял брошюрку, она раскрылась на странице, заложенной карамельным фантиком. Мирддин прищурился, вглядываясь в почти слепую печать.

Как сладостно мне знать источник, бегущий

во тьме этой ночи!

Сей вечный источник от взора таится,

но знаю я дол, где он тихо струится

во тьме этой ночи.

Начало берут в нем все сущие реки,

его же начала не сыщешь вовеки

во тьме этой ночи.

Собой красоту затмевая любую,

он поит небесную твердь и земную

во тьме этой ночи.

Текут его воды, исполнясь прохлады,

и нет им предела, и нет им преграды…

— Правда, хорошо? — спросил Блейз.

— Да, — согласился Мирддин. — По делу, не поспоришь… — он замялся. — Ты… может быть, ты скажешь Артуру? Я не смог.

Блейз обернулся на пороге:

— Что каждому — свой Крест? Да он и так знает.