Онтологически человек: Истинное желание

Марина Аницкая

«Истинное желание» – финальная книга трилогии о попытках провидца Мерлина предотвратить падение Камелота (или хотя бы гибель лучшего друга, короля Артура) на фоне зарождения боевой авиации, назревающей гражданской войны и сложных отношений с собой, Мирозданием и близкими.

[3x04] лилии

Ланс не видел и не знал, куда идет — просто что-то внутри него указывало направление, как стрелка компаса. Только его север был там, где была королева — даже если он ее не видел.

Он шел и шел, раздвигая тьму грудью, как стоячую воду, проталкивая себя сквозь нее — пока не лопнула какая-то невидимая граница, и Ланса не повлекло вперед, как ручей под склон холма — быстрее, быстрее, быстрее, с каждым шагом мир вокруг проявлялся все четче, четче и четче, тьма стала фиолетовой, потом розоватой, потом вспыхнула и превратилась в ослепительно-яркий день.

Ланс обнаружил себя посреди города.

Это был Камелот — и не Камелот.

Где-то внутри Ланса завыла предупредительная сирена.

Он не мог сказать, что ее вызвало — ватные облака в синем небе, беглая тень тополей на брусчатке, праздничный гомон толпы, развевающиеся штандарты на шпилях, дети, гоняющиеся друг за другом и размахивающие флажками, запах сладкой ваты и жженого сахара от лотков, крики газетчиков, гудки машин — все сливалось в равномерный гул, слитный, как шум прибоя.

Королева шла впереди, и толпа расступалась перед ней, как морские воды. Ланс побежал за ней.

Он нагнал ее у дверей собора.

Королева стояла на красном ковре, запрокинув голову вверх, туда, где солнечный луч плясал на золотом циферблате. Ланс вдруг понял, что не может разглядеть времени — стрелка двигалась, но, стоило ему моргнуть, оказывалась на прежнем месте. Он огляделся вокруг — люди по-прежнему улыбались и махали флагами, но церемониальные гвардейцы, вытянувшиеся у входа, не замечали пришельцев, и никто не обращал на них с королевой внимания — все взгляды скользили мимо, мимо, мимо, будто тут никого не было.

Королева оторвала глаза от часов и перевела взгляд на Ланса:

— Это наша свадьба, — тихо выговорила она. — Идеальное мгновение Артура — это наша свадьба. Коронация, объединение страны, свадьба… последняя галочка в списке.

Ланс понял, почему их не замечают — потому что на самом деле их тут не было. Он был в это время… где? В своей части в Кармартене, наверное. А королева была внутри.

Она вдруг закрыла лицо ладонями и замотала головой. Быстрый луч выхватил растрепавшиеся пряди вокруг ее головы — как корону во время затмения — и скрылся за облаком. Джиневра уронила руки, и стало видно, насколько она измотана — под глазами залегли тени, скулы заострились. Лансу захотелось обнять ее, чтобы утешить.

— Я должна, — прошептала она. — Я должна… — но не двинулась с места.

— Мы должны, — сказал Ланс, взял ее за руку и толкнул высокую дверь собора.

Она распахнулась без скрипа, но Ланс не столько услышал, сколько ощутил, как на высокой башне щелкнул, запускаясь, часовой механизм.

Между колоннами собора стелился красный ковер, упираясь в алтарь, и у алтаря стоял священник в странном наряде. А рядом с ним — король, в алом мундире и с лентой через плечо.

А рядом с ним стояла невеста — в платье с белым шлейфом, в диадеме, рассыпающей алмазные блики, и прозрачная фата трепетала вокруг нее облаком, скрывая ее черты.

Ланс почувствовал, как задрожала рука у Джиневры.

Ему вдруг стало очень спокойно, как за штурвалом. Гости, толпящиеся по обе стороны прохода, отдалились. Все стало четким, как чертеж. Голос священника приблизился рывком — будто настроили частоту.

–…и если у кого-то есть возражения против этого брака, пусть скажет сейчас — или молчит вечно.

— Есть, — громко сказал Ланс.

Слово раскатилось под сводами, дробясь эхом.

Медленно, медленно король повернулся — будто сквозь воду.

— Почему?

Они стояли уже совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. С деталями творилось что-то странное — Ланс совершенно четко видел короля — светлые глаза, светлые брови, совсем молодое лицо — они что, ровесники? — и узор на наряде епископа — красная тесьма, золотые полоски и ромбы, какие-то сиреневые камушки, блики на стеклах очков над седой бородой — и полотнища флагов за его спиной — длинные, длинные полотнища шелка, львы и драконы, стоящие на задних лапах, вышитые стежок к стежку — но все, что вокруг, меркло, как при выходе из штопора.

Но это было неважно. Ланс посмотрел прямо на короля.

— Потому что вы уже клялись, — сказал Ланс.

Король мучительным усилием свел брови, будто пытаясь вспомнить:

— Я вас знаю?

— Меня зовут Ланселот, — сказал Ланс. — Вы посвящали меня в рыцари. После своей свадьбы.

Король не отнял руки от невесты, но заозирался. Ланс понял, куда он смотрит — сбоку стоял колдун, очень похожий.

— Мерлин, ты их знаешь? — спросил король.

Фальшивый Мерлин открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Ланс посмотрел на него в упор и спросил:

— Как мое первое имя?

Тот застыл, будто остановили кадр кинохроники.

Ланс начал терять терпение.

— Он ненастоящий, Ваше Величество. Здесь все ненастоящее.

Король нахмурился:

— Кроме тебя?

— Нет, — сказал Ланс.

Джиневра выступила вперед.

Зрачки у короля расширились.

Ланс отступил на шаг. Теперь он видел их обеих ясно — одну, в белом шелке, в алмазном блеске, у алтаря, и другую, усталую, в измятом платье, у его подножия, и короля между ними. Странно было видеть, как король делает выбор — тот самый, который когда-то делал Ланс, и ошибся.

— Как… как тебя зовут? — запинаясь, спросил король.

Джиневра сделала шаг вперед и взяла его за руку. Сбоку, из тени, Ланс видел, как она улыбается, и как дрожит, бликуя, капля на ее ресницах.

— Это неважно, — тихо сказала она. — Неважно, кто я. Я пришла говорить с тобой от имени Камелота.

Король вздрогнул.

Джиневра продолжила:

— Ты нужен своей земле. Ты нужен своей стране, король Артур. Она ждет тебя.

— Кто ты? — спросил король. — Почему ты здесь?

Джиневра опять мотнула головой:

— Это неважно. Я здесь, потому что я… — она на миг отвела глаза, — потому что я поклялась однажды. Я… — она замерла, переводя дыхание, — я не могу предложить тебе ничего. Ты никогда не будешь счастлив там, как здесь. Там… там только пот, кровь и слезы. То, что там, снаружи… никогда не будет лучше того, что тут. Никогда не будет лучше твоей мечты. Просто… просто вырвать мечту из реальности — это все равно, что вырвать сердце.

Пожалуйста… — голос ее упал до шепота. — Пожалуйста, возвращайся.

Король медленно посмотрел на нее. Потом на свою невесту.

Джиневра тоже повернула голову и посмотрела на стоящую у алтаря. Медленно и очень печально улыбнулась.

— Если хочешь, возьми ее с собой. Я не смогу дать тебе больше.

Король провел рукой по лбу, не отрывая глаз от невесты. Она все это время не проронила не слова. Всех остальных она как будто не видела.

— Джин, — спросил вдруг король. — Какие у тебя цветы любимые?

Невеста нахмурилась:

— Почему ты спрашиваешь?

Король мотнул чубом:

— Неважно. Просто скажи.

— Какое это имеет значение?

— Я тебя прошу. Просто ответь.

— Да какая разница?!

Король поднял голову к потолку — туда, где сходились своды, и по узорному потолку летели друг за другом облака, птицы и ангелы.

Послышался тихий шорох, как от дождя. Ланс оглянулся — это с тихим звоном осыпались вниз разноцветные витражные стекла, пропуская внутрь лучи, прямые и острые, как копья.

Король, не отрываясь, смотрел вверх, на осыпающуюся под его взглядом мозаику.

— Я стоял на страже у менгиров… однажды, — сказал он. — Дева Озера привела меня туда. Я говорил ей о том, что знаю… о том, что люблю в Камелоте. Чтобы защитить его. И оно уходило… уходило от меня насовсем. Она спросила меня — какие букеты любит Джиневра? Я ответил ей. И забыл. — Он опустил голову и посмотрел прямо на Джиневру. — Так и не смог запомнить заново.

Губы у Джиневры задрожали.

— Лилии, — едва слышно выговорила она.

— Лилии, — король кивнул и решительно шагнул к ней.

Король наклонился поцеловать ее — и свод собора обрушился, погребая их под собой.

Если бы мир и правда кончился на этом, было бы легче. Но он померк — и возник снова.

Артур поднял голову и огляделся.

— А, — сказал он. — Авалон.

Он обнял ее за плечи и повел куда-то сквозь сиреневые сумерки. Джиневра прижималась к теплому боку и кусала губу, радуясь, что ее лица не видно в темноте. Следовало договорить недоговоренное, но стоило ей об этом подумать — и ноги подгибались. Еще немного, уговаривала она себя, утыкаясь носом ему в плечо и жадно втягивая запах. Еще немного, еще не сейчас.

Впереди показался дом, мягко светящийся, как аквариум. Артур подошел к нему, и тот открылся. Джиневра даже не удивилась, откуда Артур тут все знает.

Внутри… внутри было очень похоже на их охотничий домик — вешалка из оленьих рогов в прихожей, пол из светлого дерева, пестрое покрывало на постели. Только камин был авалоновский — стеклянный куб, в котором танцевали языки пламени, и странные свечи, расставленные по всему периметру вокруг — холодные, не источающие тепла. Джиневра задела одну подолом, но свеча даже не дрогнула.

Артур остановился посреди комнаты, стаскивая перевязь с ножнами.

Джиневра отступила к окну.

В парадном мундире, нарядный и красивый, Артур был очень похож на того, фальшивого, который остался в Камелоте. Только этот был настоящий, а тот… Джиневра до сих пор не могла объяснить волну стылого ужаса, которая поднималась откуда-то из живота при каждом воспоминании.

Артур почувствовал взгляд, поднял голову и улыбнулся ей.

— Не смотри на меня так! — Джиневра отвернулась к окну и закрыла лицо руками. — Не смотри на меня так, иначе я не смогу!

— Что не сможешь, Джин? — озабоченно спросил Артур.

За окном стоял мрак. В стекле проступало ее отражение, и сквозь него — призрачный силуэт за ее спиной.

— Не смогу сказать, — Джиневра сжала себя за плечи. Лица Артура у отражения не было видно, и это было хорошо. Так было проще. — Я просила… я просила тебя возвратиться ради Камелота. И это была правда. Я сказала, что я никогда не сравнюсь с твоей мечтой. И это тоже правда. Чего я не сказала… — горло ныло, как один сплошной синяк, и слова приходилось выталкивать наружу через силу. — Что, когда ты ушел в Аннуин, я пожелала, чтобы ты вернулся ко мне. И никогда не покидал меня. И ты вернулся… только я быстро поняла, что это не ты. Потому что я знаю, что ничто и никогда не встанет выше Камелота в твоем сердце. Тогда… тогда мне стало страшно, и я попросила Ланса увезти меня. Блейз привез нас на Авалон, Мерлин отправил нас в Аннуин… остальное ты знаешь. Теперь ты здесь. Но этот… это… этот… в Камелоте. На твоем троне.

Джиневра замолчала. Артур тоже молчал, и его молчание наполняло комнату, как вода — трюм тонущего корабля.

Но, когда он заговорил, он сказал совсем не то, что она ожидала.

— Правду сказала Грейс…

Джиневра резко обернулась:

— Кто?

Артур отошел и сел на постель, упершись локтями в колени.

— Я не рассказывал тебе про Грейс?

— Нет.

Артур резко откинулся на спину, будто его толкнули в грудь ладонью. Потер переносицу, закинул руку под голову и уставился в потолок. Под потолком от свечей ходили тени. Джиневра не выдержала, подошла и села рядом на край, чтобы видеть его лицо.

— Это было еще до тебя… и еще до моей коронации. Дела шли ни шатко ни валко, на окраинах шла вялая грызня, Пеллинор был регентом и тащил большую часть обязанностей, я очень старался не отставать, но… я был мальчишка, сама понимаешь. Я встретил Грейс и потерял голову. Она была авиатрикс. Самолет ее назывался «Тифон», она звала его «Ворчун», из-за двигателя… она постоянно с ним разговаривала в воздухе — «давай, малыш», «молодчина, поддай газу…» Я иногда путался, к кому из нас она обращается… — Артур заметил, как Джиневра на него смотрит и осекся. Вздохнул и продолжил. — В общем, так все и шло. Потом меня короновали — наконец-то! — и я пришел к ней и сказал, что хочу видеть ее своей королевой. Она засмеялась и сказала — у меня нет титула. Я сказал — я дам тебе какой угодно титул. Тогда она взяла мою ладонь, приложила к своему животу и сказала — чувствуешь шрам? Это мой первый самолет разбился. Я никогда не дам тебе наследника, сказала она. Но я был мальчишка, и я был упрямый, и я сказал — разве император Пий не усыновил Марка Аврелия? И тогда она поцеловала меня и сказала — Артур, я никогда не буду твоей королевой. Почему, спросил я. И она ответила — потому что я не хочу.

Меня будто молния ударила, а она сказала — Артур, королевой при тебе может быть или хорошенькая куколка на троне — или женщина, которая ради долга умеет наступать себе на сердце. Я слишком сильна для первого и слишком слаба для второго. У меня есть мой самолет и мои небеса, Артур. Ты хороший мальчик, но я не брошу свою жизнь под ноги твоей судьбе.

Все, что я смог выдавить — значит, ты с самого начала знала, что это не навсегда? А она посмотрела на меня удивленно и спросила — разве Пеллинор не сказал тебе?

Я пошел к Пеллинору. Наговорил ему глупостей, конечно… Пеллинор посмотрел на меня и сказал — я служил Утеру до того, как он сошелся с Игрейной, и я служил тебе все это время. У Пендрагонов горячая кровь, а нам уже хватило одной усобицы. Разве я не прав, попытавшись предусмотреть все?

Ты прав, сказал я. Но скажи, сколько ты предложил Грейс за меня, чтобы я знал, во сколько меня оценили.

Новый двигатель для ее самолета и содействие в перелете до Хай-Бразил, сказал Пеллинор.

Хорошо, сказал я. Пусть получит и то, и другое.

Мне… мне надо было попрощаться с ней, но, правду сказать, я не смог.

Но потом я поклялся, что буду сам выбирать, кого любить… И я выбрал тебя.

Артур сел и посмотрел на Джиневру серьезно и без улыбки:

— Я смотрел, как ты ведешь себя, как ты говоришь с людьми… как ты улыбаешься, как ты двигаешься, как ты принимаешь решения… Мне… — он протянул руку, будто хотел коснуться ее щеки, но тут же отдернул, — мне всегда было легко любить тебя. Но я король. Я не могу выбирать только сердцем. Я мог желать других женщин… но я никогда не желал другой королевы. Ты пожелала другого — но вернулась за мной в Аннуин, хотя могла оставить себе трон, корону и короля, который бы больше тебя устраивал. Это единственное, что имеет значение.

— Значит, ты не сердишься на меня? — спросила Джиневра.

Артур покачал головой:

— Ты так спрашиваешь, будто у меня есть выбор, сердиться или нет. Эту ситуацию заварили мы оба, и больше решать ее некому.

Джиневра взяла его лицо в ладони:

— Я спрашиваю не короля, — тихо сказала она. — Я спрашиваю любимого.

Артур судорожно вздохнул. У него сделалось совсем юное лицо — мальчишеское и беспомощное.

— Джин, — выдохнул он. — Ох, Джин. Поцелуй меня, и все пройдет.

Ланс пришел в себя посреди леса. Уже по запаху было ясно, что это не Авалон — откуда-то тянуло костровым дымом. Ланс пошел в ту сторону, отбиваясь от зудящего комарья, и вскоре вышел к костерку.

У огня сидел Блейз и чистил грибы.

Ланс молча подошел и сел к огню.

Блейз так же молча зачерпнул из котелка чая и протянул ему. Ланс взял помятую жестяную кружку и сел рядом.

Огонь трещал. Снизу от реки тянуло холодом. Над рекой медленно проступали бледные звезды. Чай был черный как чернила и на вкус такой же.

— Блейз, — спросил Ланс. — Зачем все?

Блейз моргнул близорукими глазками, вздохнул и пошурудил в костре. Вверх ринулся сноп искр.

— А что, было б лучше, если бы ничего не было?

Ланс поболтал кружкой. В черном отразился алый блик.

— Не знаю. Нет, наверное.