Колыбель качается над бездной

Марина Алант, 2018

Перед вами нетривиальная история любви, основанная на реальных событиях, но при этом исполненная таинственности на грани мистики. Непредсказуемый, неуловимый, дерзкий мужчина вовлекает женщину в любовную игру с неизвестным финалом. Готовая рисковать ради страстного чувства, она с вызовом принимает предложенную роль, завораживая, интригуя и расставляя ловушки. Эмоциональные отношения приобретают подчас характер жестоких состязаний. Судьба обрывает опасную игру на краю трагедии, отдавая только одному и мучительную боль, и превосходство. Шокирующий финал подчеркивает силу и смысл истинных ценностей человеческой жизни.

Глава 3

В общем, закрутился наш роман. Я настолько была охвачена счастьем, что с трудом сдерживала желание поделиться им с друзьями. Старалась всё же молчать на всякий случай. Правда, мама, навещая нас, не раз замечала в комнате цветы. Наличие поклонника стало очевидным, но его имя оставалось неизвестным.

Я изо всех сил старалась соответствовать моему герою. Ухаживала за собой день и ночь, тратила нелишние деньги на “экипировку” и особенно на красивое бельё.

Мы продолжали встречаться в загородном особняке. Теперь, когда я немного пришла в себя, испытываю непреодолимое желание погрузить вас в private сказку, где побывала я. В абсолютно стеклянной стене — абсолютно стеклянная дверь, ведущая к одру любви. На матовом стекле — ручная роспись: контурный пейзаж. Пол из светлого дуба контрастирует с черным глянцевым потолком и кроватью из темного дерева. Вы, несомненно, были бы околдованы изыском этого контраста! Но окончательно меня “нокаутировали” ярко-красное в отливах покрывало и многочисленные розы того же цвета в высоченной вазе под сенью черных (!) штор. У Главы странный, но прекрасный вкус и даже необычная для его манер и возраста щепетильная детальность.

Так на чем я остановилась?

Я была покорена его изобретательностью в постели и чувствовала себя хрупкой игрушкой в сильных бережных руках. И мне безумно это нравилось: к тому времени я устала быть сильной. Я боготворила его возраст, как дочь — надежность отца. Но было одно “но”, которое держало меня начеку: больше всего я боялась перестать быть ему интересной и решила, что должна, если не постоянно, то хотя бы время от времени его удивлять. Почему я настроила себя на роль должника вместо того, чтобы наслаждаться любовью, объяснить не могу и сейчас. Возможно, сама взрастила в себе паранойю.

Я справлялась с задачей, поставленной собственноручно, поначалу не слишком уверенно, зато потом — приобретая вкус и опыт авантюр. Что я только не придумывала, чтобы внести изюминку в наше общение и пощекотать нервы (во благо) моему избраннику!

А однажды проснувшись среди ночи, я поняла, что задыхаюсь от нахлынувших в мою голову слов и строк. Схватив ручку, я бросилась записывать вырывающиеся из меня слова, подчас не успевая. Так я стояла среди комнаты разутая, взлохмаченная, ошарашенная непониманием, что со мной происходит. Раньше, мечтая творить что-нибудь более прекрасное, чем статьи, я пыталась сочинить хотя бы одну поэтическую строчку. Но тщетно. Я только ерзала на стуле и грызла то ручку, то ногти.

На следующее утро я прочла в своем блокноте:

Зачем я колкость, а не лесть

Произношу, сама не чаю…

Такая маленькая месть

За то, что по тебе скучаю!

Я знаю, ты меня простишь

За безобидные сюрпризы.

Я — избалованный малыш,

И мне позволены капризы!

И таких высокоскоростных экспромтов случалось еще не мало. Волшебница, да и только! Дождавшись его похвалы во всех подобных случаях, я наслаждалась победой, словно школьница заслуженной оценкой. В ответ он блистал познаниями в области литературы и музыки. Цитировал классиков и современников. Приносил музыкальные диски, словно учебное пособие на урок, и мы под слёзный шансон пили вино, сладко пьянея, под возбуждающий блюз обливали вином друг друга, и я выласкивала губами его пупок до донышка, а потом занимались любовью под Моцарта.

Однажды, пока водитель вез меня к особняку, где объект моих желаний уже прибывал в ожидании, я набрала его номер.

— Вы меня ждёте? — страстно шептала.

— Да, — мне в ответ ласково вполголоса.

— А моё любимое вино уже в бокалах плещется?

— Да, сейчас будет.

— А на вас мои любимые плавки с далматинцами?

— Перестань, маленькая развратница!

— Ну, с далматинцами?

— Да.

— Тогда еду.

Водитель оставлял меня одну в пустынной тиши, разлитой вокруг роскоши. Я снова набирала заветный номер и с грустью лепетала:

— Мне так жаль! Я не смогу сегодня приехать. У меня появились важные дела.

— Что ж, дела так дела, — обречённо, но с должной стойкостью звучал ответ.

Тогда я скользила мимо камер и сторожа, всегда встречающего меня с доброй улыбкой, взлетала по ступенькам и нажимала кнопку звонка. Полагаю, с недоуменным раздражительным видом он шел к двери, ожидая увидеть кого-нибудь из фаворитов, ведь больше ни души не знает о том, что он здесь, а на пороге — я. Прыгаю, хлопаю в ладоши. От моих милых шалостей, неожиданно выпрыгивающих из далекого детства, он теряется, иногда для солидности сердится, но ничего не помогает охладить разыгравшееся во мне ребячество.

В другой раз несла в спальню вазу с фруктами и, завязав обмякшему после нежностей сибариту глаза, баловала его… игрой в “угадайку”. Если он отгадывал, кусочком какого фрукта я касаюсь его губ, то получал усладу на зубок. Как забавно, нарушая нестрогие правила, выглядывал кончик его языка, чтобы помочь отгадке вкусом! И тогда к разочарованию алчущего я съедала неугаданный кусочек сама. А потом, зажав губами половинку абрикоса, незаметно подкрадывалась близко-близко (не дыша) и скользила другой половинкой по его губам, зная точно, как он поступит. Он замирал (хищник, готовый к прыжку) и впивался в плод зубами, норовя обмануть. Наши губы встречались. Это был веселый и сладкий поцелуй.

Я танцевала танцы смелости, чтобы преодолеть неуверенность перед Монстром, и играла любовные спектакли, не подпуская скуку на порог его хрупкого интереса ко мне.

Я терзала его смс-ками, в которых указывала только заглавные буквы несказанных слов. Глубокой ночью отправляла: “Я Т Л.” Он притворно не догадывался и, предвкушая приятное, требовал полноценного звучания послания. Подразнив сонного правителя, я, наконец, выдавала: “Я только легла”.

И тогда Монстр исчезал на несколько дней, наказывая меня за покушение на его “королевскую” гордость, а я не находила себе места. Как только начинала думать, что это конец, ах, ах, внезапно на моем телефоне загорались одиннадцать магических цифр.

— Ты мне нужна сегодня как женщина! — загадочно вещал знакомый голос.

— Это как? — таяла я.

— А ты не знаешь? Ну же, догадайся! — голос становился еще более загадочным.

— Ах, я вас не понимаю. Говорите прямо.

— Хорошо. Иди в ресторан, закажи там на вынос что-нибудь съестное для поста (Монстр соблюдал посты) и принеси мне. Я очень голоден. Говорю же, нужна как женщина. А ты что подумала?

А я обижалась. Но шла, заказывала, хотя с помощью миллиона способов он мог это сделать сам, несла сумки к его кабинету. И вот здесь мне указывалось моё место.

— Подождите, — говорила секретарша, с недоумением уставившись на меня, и я, не успев еще войти, отступала за порог, путаясь в сумках. А потом сидела среди посетителей, поглядывающих на мою ношу и принимающих её, вероятно, за внушительную взятку. Сидела долго-долго и прятала увлажняющиеся от обиды глаза, абсолютно уверенная, что подобное содержание меня “в черном теле” было запланировано. Наконец, мне разрешалось войти. Я ставила сумки на стол и, гордо вскинув голову, спешила удалиться. И никакие реплики Главы, почувствовавшего себя виноватым, не способны были меня остановить.

Полденёчка оставляла его звонки без ответа, а дальше действовала его же методом: наконец, брала трубку и деловито заявляла:

— А теперь, дорогой Андрей Константинович, вы понадобитесь мне в качестве мужчины. На сей раз в прямом смысле. Долг платежом красен!

— Это как? — предвкушал и недоумевал одновременно.

— Уверена, вы в этих вопросах лучше осведомлены и более опытны. И, простите, стыдливость женская не позволяет подвергнуть сомнениям ваши обширные познания.

На этом я отключалась.

И вскоре моя гордость вознаграждалась. Помню, какой шок испытала продавщица, когда после закрытия магазина вслед за настойчивым стуком в дверь появился Сам (не можете себе представить) в валенках и с огромным букетом цветов. И цветы были темно-синие, как звездная ночь! Но это была ещё не вся программа на вечер. Я не приняла цветы (вот ещё!), и мой воздыхатель (даже не пытайтесь представить) улегся на полу и пообещал, что не встанет до утра.

У бедной девушки челюсть, расслабившись, отвисла. А я покраснела, тут же побледнела и взвизгнула:

— И зачем вы здесь разлеглись?

— На звезды любуюсь, разве не видишь?

Мы с дружком–продавщицей переглянулись, и уже обе стояли с открытыми ртами, хотя я была наслышана о его эпатажных чудачествах. Сопроводитель топтался в дверях и удивления не выражал. То ли привык к неадекватным выходкам хозяина, то ли выражать что-либо ему было не положено.

Отдохнув на полу, почетный гость накупил у меня целую гору дисков с фильмами. Продавщица бросилась закрывать дверцы шкафчиков — витрин после вторжения, попалась гостю под руку и получила от него подарок. Содержимое полки с мелодрамами перекочевало к ней под мышку. Подозреваю, после этого она бесповоротно его полюбила. Патриотической любовью. А валенки и звезды надолго останутся в нашей памяти.

Да, так было, так было.

Всё на первый взгляд, точнее на первый слог кажется сказочным и через край счастливым. Но на самом деле счастливому насыщению мешала тревога. Спокойно я не чувствовала себя никогда. Каждый день почему-то казалось, что ОН больше не позвонит. Я ждала слов любви, но постепенно привыкла к их неизменному отсутствию. Я испытывала болезненную тягу прижаться к своему мужчине, приласкаться. Но он заключал меня в объятия только в постели, а по окончании мужской страсти тут же вставал, одевался, и мы прощались. Я несостоятельно мечтала о целой ночи с ним, о нежности после близости и о подтверждении его чувств ко мне. И этих важных составляющих отношений не получала. Он уходил, я грустила. Хотя бы на минуту забыть о его высоком положении не представлялось возможным. Я хотела его безумно. Так я не хотела никого за всю свою жизнь.

Один раз я осторожно спросила, любил ли он когда-нибудь.

— Я не знаю, что такое любовь, — был ответ. — Я когда-то встречался с женщиной пятнадцать лет. Из-за неё с женой развелся. Думал, люблю, а потом остыл. Она долго еще ждала от меня предложения руки и сердца. Не дождалась. Слова я считаю иллюзией. Настоящее подтверждение хорошего отношения к женщине — это поступки. Я всем своим женщинам помогал. Хорошо помогал. Они до сих пор боготворят меня. А «люблю» я не говорил никому. Я не словоблуд. Вот так.

Я пускалась во всех подробностях описывать первые годы жизни с мужем: его нежность, ласку, бесконечные объятия и слова любви. Я не обманывала друга, все так и было. Но друга не тронули мои слова.

— Да что муж! — посмеивался он. — В чем заключается его любовь? Вы скитаетесь по съемным квартирам, а ему все равно. Сына не навещает, тебе не помогает. Разве так поступают мужчины? У него земля горит под ногами, а он продолжает пьянствовать. Нормальный мужик сам бы снял жилье и ушел, а жене и ребенку квартиру оставил. Переживает ли он за вас? Скажи. А слова, объятия — мусор.

Я опустила голову.

— Между прочим, твоему ребенку в скором времени будущее надо устраивать. Когда он закончит школу?

— Через два года.

— В какое заведение будет поступать, решили?

— Еще нет.

— Как же так? Я с женой развелся, а старшую дочь изо всех сил готовил в хороший институт. Все связи подключил, золотую медаль подстраховал. Знаешь, кто она у меня? Переводчик. Муж у нее умнейший. Никита. Люблю его как сына. Разведшколу заканчивает. Так ее туда на работу пригласили. Оценили превосходное знание языков. Давай-ка мы и твоим сыном займемся.

Благодетель, действительно, сделал несколько звонков, и репетиторы (не кто-нибудь, а профессора) ездили к нам на дом. Нужно было только успевать зарабатывать на оплату занятий. Пробивалась дорога в несколько институтов на выбор. Мое восхищение не знало границ. Но с ним росло чувство одиночества и тоска по этому человеку. Вопреки своим желаниям, я не всегда осмеливалась звонить ему первой. Он нередко бывал со мной и в то же время казался неуловимым. Преданность свободе превалировала над остальными его желаниями. Иногда страсть сменялась холодностью, внимание — высокомерием. Я думала только о нем, он обо мне вспоминал в паузах жизни. Я изводила себя постоянными думами о его местонахождении в свободное от работы время, жила ожиданием звонков и проявлений интереса ко мне. Он был непредсказуем и сложен как ребус.

Как-то после трехдневного молчания он как вихрь вечером ворвался в мой магазин (на этот раз без охраны), когда я уже отпустила продавщицу домой, и буквально набросился на меня. Неистово ласкал и целовал, одежду кидал прямо на пол. Поднял меня легкую и горячую, посадил на reception и одарил любовью на рабочей зоне.

— Вот как сильно я захотел тебя, — объяснился, спешно одеваясь.

А потом снова исчез, заставив мое тело гореть сутки напролет.

Однако Монстр зорко следил за моей жизнью и всегда точно знал, где я и с кем. На день рождения моего сына подарил мне как всегда роскошный букет (для мамы мальчика), вино (для бабушки) и открытку («С днем рождения сына!»). Кстати, он поинтересовался, а поздравил ли меня бывший муж. И на этом свидание скоропостижно закончилось.

Муж не поздравил…

Мне приходилось не раз выслушивать упреки, если вечеринки у друзей заканчивались позже одиннадцати, или если моя машина простаивала у подъезда мужа более пятнадцати минут. Мне нравилась его ревность, но совсем не нравилась ревность собственная. Причин как будто не было, однако моя голова испытывала потребность придумывать их сама. Монстр словно держал меня на поводке, то отпускал, то подтягивал ближе. От свиданий с ним веяло официальностью, подчас снисходительностью, а не семейной теплотой, которой мне недоставало. Было ощущение, что мужчина держит меня за порогом своей жизни: дверь откроет, но в дом не пускает. Меня стала тяготить свобода, разлучающая нас. До ноющей боли внизу живота не хотелось возвращаться из его объятий в свою холодную постель. После встреч я иногда плакала. Стала вспоминать первые годы жизни с мужем. Потянуло в прежнее жилище. Прошлая безмятежная жизнь (до жизни в смятении) ностальгически растеклась по уголкам души. Как могла она, запыленная “пьяными” мучительными годами, вдруг зазвучать в моей сегодняшней жизни, насыщенной эмоциональными аккордами?! Потому что от Монстра веет одиночеством, от его жизненных позиций — холодной чуждостью. С мужем пусть недолгий семейный уют я познала, а здесь лишь наболевшее состояние душевного голода.

Монстр продолжал властвовать и повелевать. Возвращаясь из столицы за полночь разбудил меня звонком, ласково но твердо попросил с ним поговорить (видите ли, ему скучно в дороге). Я нежно шептала в трубку, стараясь не разбудить сына. Через полчаса — та же бесцеремонная просьба, и еще, и еще, в самые сладкие минуты сна. А к четырем утра, а скорее, ночи бродила моя полуживая тень, шлепая босыми ногами, чтобы к приезду гостя был готов крепкий чай, который мужчина мог выпить по дороге на каждом шагу и сколько угодно. Так причем здесь чай? Конечно, он хочет меня.

Однако, порожка ниссана гость не переступил… Я несла термос к его машине, посматривая на темные окна соседей. Взял и уехал. Нет. Взял, поблагодарил и уехал. Вот так. Загадочный, загадочный мужчина! Но мне было не до выводов. Одна цель — доспать.