Вознесение

Николай Дорофеев, 2016

Продолжение рода – одна из важнейших целей человеческой жизни. Но что, если здоровые отношения между мужчиной и женщиной вдруг приобретают маниакальный, одержимый характер? Легко ли сойти с ума от страстного желания любить?

Если меня спросят…

Зачем мне понадобилась булавка? А подумать? Пораскинуть мозгами? Взглянуть на мою позу, на то, как напряжены мои ноги, руки и прочие члены, на то, как я смотрю перед собой, вглядываясь во что-то маленькое и глянцевое, покоящееся на мокрой ладони? Ну что, есть догадки? Что же это, совершенно ни одной? Я подскажу: булавки созданы человечеством для того, чтобы прокалывать, соединять и порождать… Нашлись мыслишки? Правда? Я верю. Секунда. Иголка. Презерватив. Вонзаю.

Прячу резинку в кармане и возвращаюсь в комнату. К любовнице или любимице? Кто она такая? Она такая, кто? Кто она, такая? А имя? Есть, было ведь имя? Говорила она? Сколько же имен, черт, в голове имена, ну зачем, откуда они берутся, ведь кто-то придумывает, сидит в кабинете, записывает на листочке и документально подтверждает, что имя-то такое-то зарегистрировано, с печатью, числом и подписью, и на что они, такие взъерошенные, непоседливые, игривые? Столько имен… Но зачем? Десятки, десятки женских имен, почему нельзя быть проще, называть их непринужденно и весело:"Инкубатор №1","Инкубатор №2","Инкубатор №3", почему? Цель-то одна, одна цель у каждого человека, одна-единственная, остаться, остаться, остаться, зарегистрировать и зарегистрироваться, спастись и успокоить себя… Простой ведь, вроде бы, инстинкт, но откуда тогда имена, откуда они все берутся?! Проще же. Так ведь проще…

Белые халаты и полотенца? Для того, чтобы удобнее было прятать следы. Не видно. Белые пятна впитываются в ворс и… Не видно. Халаты и полотенца относят в прачечную, кидают в большую пластиковую бочку и стирают, стирают, стирают, след за следом. Белое подобие ДНК. Для особо извращенных. Но это почти что не важно, а так, если меня спросят. Впрочем, мало кто интересуется. Вообще никто. Хорошее место. Однокомнатный номер с двуспальной широкой кроватью и огромным окном. Категория"Комфорт", это же не мотель какой-нибудь. Все для тебя, любимая, ты слышишь?

Тело лежит и вроде бы даже постанывает. Зазывает?"У-у-у-у-у-у-у…" — вот такой вот звук. Как сова. Филин? И правда, напоминает филина… Да черт с ними, с птицами, что если добавить этот рев в развивающие детские книжки?"Му-му" — мычит коровка."Гав-гав" — лает собачка."У-у-у-у-у-у-у…" — зазывает тело. Отличный бы вышел законопроект."О предотвращении смущающих звуков, возникающих вследствие подготовки длительного полового контакта". Предупрежден, значит вооружен.

Я в общем-то и готов. Натягиваю дырявый скафандр и задерживаю дыхание… Выпрямляюсь, группируюсь, ныряю… Мария, Лизавета, Света, Верочка? Нет, не вспомню… Не вспоминается. Имена, множество имен. Множество множества. Было, есть и будет. Значит так, я буду называть ее по-своему. Какая, к черту, разница? Выдумаю, а что остается? Помада у нее сладкая, сладкая это… Это хорошо, что сладкая, подсластит жизнь. Но имя-то придумать? Сладким бывает мороженое. Шоколад, мармелад и сахар. Простое какое-нибудь, на уровне прозвища, могу же я как угодно обозвать это тело? Ириска. Вполне себе оригинально. Запоминающееся. Пусть будет вот так, вместе с отчеством: Ириска Ирискина. Пф! Осталось только поставить печать и расписаться.

Час-полтора, сколько ей нужно? Все еще пьяна? Плохо впитала вино, вон оно как… Представляю, что в итоге получится, с такими-то, мать, исходными. Три ноги, три руки, олигофрения. И жизнь под откос… Сладкие абортов не делают. Сладкие — люди потерянные. Сладкие — люди отчаявшиеся. Что ж, будем надеяться. Так, ладно, стыкуемся… Присовокупляемся. Выпускаем шасси… Касаемся взлетной полосы… Полетели. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, теперь я перестану думать, перестану думать, перестану думать. Иначе все испорчу — непременно испорчу.

Танцую чечетку на мокром теле. Отбойный молоток, самые настоящие дорожные работы. Конечно, не совсем то, но хорошо же, правда? Как это называется,"не по любви", да? Пара таблеток Клофелина и тело спит, спит-храпит. Спит? Хороший вопрос. Ирискина, ты в сознании? Укусить ее за ухо, что ли? Чувствует хоть что-нибудь? Почему замолчала? Не думай, не думай, сконцентрируйся, не думай, раз-два-три… Федеральный закон"О связи" — о связях, черт, половых, о чем я вообще?.. Федеральный закон"О пожарной безопасности", Федеральный закон"Об основах охраны здоровья граждан", Федеральный закон"Об обществах с ограниченной ответственностью", Федеральный закон"О персональных данных"…

Мои персональные данные остаются внутри. Жидкое серебро, капля за каплей. Новая жизнь. Такая уж новая? Надеюсь, что сладкие губы меня не обманут, а если и так, то… Что тогда? Нет, тогда ничего, но не нужно, не нужно так легко от меня отказываться, впредь, пожалуйста, думай дважды… Укрываю Ириску одеялом и вновь отправляюсь в ванную, бодрый, свежий, обновленный. Готовый к свершениям. Но нужно возвращаться домой. Возвращаться куда? Черт, домой… Вся Россия мой дом. Обновленная, свежая, бодрая. А Курск в какой стороне? Куда мне смотреть, чтобы увидеть отсюда чертов Курск? Мне приятней смотреть на кафельные стены, кремовые гладкие кафельные стены — Ириска Ирискина спит, спит-храпит, тогда уж"храспит", ну а если серьезно, то я оставлю ключи — ключи будут лежать на тумбочке, не потеряет, такая глупая, но красивая. Имеет право на счастье. Счастье? Дверь же захлопывается? Захлопывается. А я уверен? Я не уверен — тогда стоит проверить и увериться окончательно. Так, успокойся. Никто не тронет, ну да, она проснется с утра, откроет глаза и… Может быть даже вспомнит. Заглянет под одеяло, улыбнется, перед тем как кинуться смывать с себя солоноватые следы ласки… Ириска Ирискина. Документально засвидетельствованная.

Машина ждет у дверей гостиницы. Строгая моя"Вольвочка". Подготавливается. Не хуже любой Ирискиной. Задерживаю дыхание и достаю ключ. Вставляю — опля — двигатель нужно предварительно разогревать. Все в этом мире нужно предварительно разогревать. Особенно ночью. Вот и выбираешь — ждать или вставлять."Вставляждать", черт… Я уезжаю из Калуги. И возвращаюсь домой. Дорожная артерия Р-92.

Тебе не поможешь…

Потому что ты сука. И сука самая настоящая. Даже спорить не будешь. Будешь названивать и трепать мне нервы, но спорить не решишься — ты попросту не умеешь спорить. Твое поведение, его же можно назвать боязнью? Можно-можно. И чего ты боишься? Не упекут тебя, не упекут — черт, а зря, как бы мне хотелось, чтобы закинули тебя на нары куда подальше, да ты же слезешь, спрыгнешь мне на шею и ножками плясать начнешь, потому что ты сука и сука самая настоящая. Где хахаль твой? Другого адвоката нанять он не может? Ваш бизнес содержит, а связи содержать не умеет, так? Зато вам нравится кушать нефть: на завтрак, обед и ужин. Нефть на десерт и в качестве компота. Еще и со мной, во времена моего конторского гниения, ты умудрялась подсасывать копеечку налево и направо, кто сколько даст, кто сколько заплатит, мерила линейкой успешность, — длиннющей такой, длиннющей — умело составляя свой распорядок дня. Отчего ты еще не в Москве?

Ты берешь меня деньгами. Ты деньгами меня берешь. Надеюсь, и без пояснений все ясно. Твой возлюбленный морж, как я понимаю, возлюбил пририсовывать нули к известным шарообразным суммам. Вот уж по-детски игривый малый! Но мне, знаешь ли, грех жаловаться. Мое дело — закон. Закон, слышь, дорогая! Блюсти справедливость. Вот и блюжу… Или блюду? В бардачке моем спрятана Конституция, само собой, свежей редакции, со всеми известными исправлениями и поправочками. Иногда и в нее заглядываю — когда в пробке стою или жду чего-то. Совершенно забываю про Ириску Ирискину, но все-таки, как она там? Проснулась, глаза распахнула и глядит по сторонам — то в зеркало уставится, то в окошко взгляд тянет, а за окошком солнце встало, разгорелся новый день, новая жизнь появилась…

Отмывать мне тебя придется. Брать за холку и отмывать, как отмывают измученную болезненной течкой кошку — мордой в пол, собака! Струя холодной воды под хвост и ты станешь бархатной — ты глянешь на меня со слезами, а голос твой будет дрожать, терзать телефонные всхлипы:"Мяу-мяу, дорогой, мяу-мяу, мой любимый, мой морж ни на что не годен, он окончательно выдохся — наши чувства теперь заменяют деньги, да-да, дорогой, даже деньги теперь заменяют деньги, а я, мяу-мяу, а я, черт, как бы это глупо не прозвучало, всего лишь хочу жить по-настоящему, я хочу жить так, чтобы проживать каждый день, как последний, с истерикой и наслаждением, с животной страстью и рвением, я хочу жить хо-ро-шо, кхе-кхе, вдыхать выхлопные газы и рожать здоровое потомство моржеподобных существ, ква-ква, хочу гулять по Тверскому бульвару с собачкой и глядеть на беззвездное небо, выискивая на нем собственное бледное отражение. Я хочу, я желаю, я требую! Мать мою, только подумай, как сильно я хочу счастья… Прописочка-прописка — морж склеивает ласты и дарит мне прописку, мяу-мяу, ты понимаешь, тогда я буду совсем свободна, любимый, в тот день я стану птицей, кар-кар, я полечу — вспорхну крыльями и вылечу в трубу, а ты побежишь за мной, ты будешь торопиться, мчась вслед за воздушным змеем, ты постараешься поймать меня за веревочный хвост, ты попытаешь счастье, защищая меня в суде, спасая меня от мнимого поругания, которое, ха-ха-ха, я сама себе напридумывала, ты будешь рвать задницу, чтобы ЗАО"Отсудите у нас деньги и спасите свою бывшую женушку"рыдало кровавыми слезами и билось в агонии, когда ты взмахнешь-вспорхнешь своим ворохом юридически-туалетных бумаг, когда ты произнесешь правильные и заветные слова:"Дамы и господа, моя бывшая, нынешняя и будущая жена невиновна, я не верю своим ушам и глазам, поймите же, это человек поистине ангельской наружности, ее внешность совершенно не скрывает внутренних подвохов — она чиста, как детские слезы, я спал с ней шесть лет, не всегда удачно, но все же, к чему столько слов, давайте переходить к делу, вы не верите мне? Даю руку на отсечение, она невиновна! Я готов пострадать за ее чертову невинность, как телесную, так и духовную, лишь бы мне заплатили деньги — речь идет о конкретном условии наших любовных отношений, иначе бы я не решился пятнать себя чернейшей репутацией этой женщины…" — и мы разбогатеем, и ты и я, мы разбогатеем, определим совместно нажитое имущество, всю череду предстоящих финансовых махинаций, ах, какое словцо, финансовые махинации, я так люблю финансовые махинации, черт, ты знаешь, я так люблю любить — природу, людей, солнышко, люблю любить животных, особенно моржей…

Покрылась ты пятнами — раскрашивала жизнь масляными красками. Преследовала меня, с самой первой минуты встречи, улыбалась в глаза и в спину, курила тонкие сигареты, раздражая мою никотиновую зависимость, ты плевала в кустарники, вульгарно причмокивая губами — вызов за вызовом, подвох за подвохом, голоса в телефонных трубках, редкие встречи на автостоянках, бензозаправках, в торговых центрах родного города, Курска нашего дорогого, любимой нашей деревни — ты не хотела дожидаться рассвета и помнила лишь закат нашей радости… Черт, твоей, твоей радости — был закат твоей радости, твоей, дорогая, и только твоей, моя радость, конечно, осталась прежней — спокойной, неторопливой и скромной, единственно желающей комфорта и мирного сосуществования в семейном кругу, без передряг, без финансовых, мать твою, махинаций, которых ты так желала… Я знаю, я попросту перестал удовлетворять тебя, ведь так и было, ведь правильно, удовлетворять нужно умело, руками, ногами и головой — всем, чем придется, всем тем, чего ты захочешь, потребуешь-пожелаешь, но ответь мне, родная, ответь мне, пожалуйста, как вы уживаетесь с этой рыбиной? Что ж может такого морж, чего не могу сделать я? Похлопать мокрющими ластами по заднице?!

Сейчас я вялый, я непростительно вялый, мне сперва нужно выспаться — ты должна подождать, пока я приведу себя в порядок, затем приведу в порядок свой кабинет, а после приведу в порядок порядок… Мы снова начнем разговор, беседу ни о чем, так о чем же мы будем с тобой говорить, не о личном, ведь так, не о личном, мы будем делать вид, что не знаем друг друга, не знаем того, что связывало влюбленных целых шесть лет, я говорю"влюбленных", все правильно, мы не любили, но были влюблены, черт, как подростки, которых стыдятся родители, мы слишком любили любить, но это же совершенная правда? Нет-нет, ничего не было, нет-нет, я и не вспоминал, дорогая моя, будь покойна, цыц, ты послушай, послушай же меня теперь: не так давно я оставил свою память внутри — в нутре одной из моих любовниц… Черт, как же ее звали? И у нее же тоже было имя… Какое-то мягкое, ласковое имя, такое же любвеобильное, как у Ириски Ирискиной. И тоже сладкая? Я помню ее вкус. Так точно, помню.

Деточка Конфеточка…

Назову ее так. Она, вроде как, любила ярко одеваться, одеваться-раскрашиваться, всякий был макияж, разные там платья, платья на платья, черточки и линии, ромбики и квадраты — сегодня она обезумевший клоун, а завтра она укротитель детей — наряды, скрывающие ее истинное настроение, неприкрытая плюшевая мимика — мы познакомились в небольшом кафетерии, тихом и безлюдном местечке, в стенах которого подавали глинтвейн, да, нам обоим казалось, что где-то под землей, на нижних этажах заведения, скрывается темный погреб — здесь были расставлены бочки, в идеально строгом порядке, бочки разных размеров, вмещающие в себе определенное количество литров, способные напоить любого посетителя, от мала до велика и от велика до мала. Так, я расположился поодаль и долго-долго смотрел на ее рыжеватые волосы, тонкую искрящуюся материю, отражающую само солнце. Охристые пряди, требующие вина. Как это обычно делается? В первый раз неуклюже, долго ждешь официанта, конечно, не хватает цветов, ты пытаешься ловко взмахнуть рукой, но грация все же не поддается — официант наклоняется, снисходительно прикладывает руку к уху и внимательно слушает то, что ты начинаешь нашептывать. И ты нашептываешь какую-то чушь, отдаленно напоминающую просьбу. В нашем же случае все было по-человечески. Я"вышел покурить", шаря в пустом кармане, ведь сигарет при себе не держал — теперь держу только тогда, когда этого требует знакомство — оттолкнул стеклянную дверь и долго-долго смотрел на облака, далекие перьевые одеяла… Там, в тот момент, мне стало жутко интересно, да, я спросил самого себя:"Чем укрывались Адам и Ева в порыве страсти?". Что служило им одеялом? Какой-нибудь здоровенный лист пальмы или что-то подобное? И в какой момент времени они впервые соединились, когда, при каких обстоятельствах? Черт, а ведь это важно. Ведь институт семьи, этот самостоятельный пласт общественного устройства, послушай же, он, черт возьми, начинает свое происхождение именно с Адама и Евы, с их обреченной радости…

Конец ознакомительного фрагмента.