Ангелы забыли обо мне

Максим Медвецкий, 2021

Тяжёлое восхождение в гору не столь обременительно, как свободный полёт вниз. Потерять социальное положение и материальные атрибуты не так страшно – сложнее потерять самого себя. Как найти источник силы, чтобы вырваться из пучины неприглядных обстоятельств и прервать путь внутренней деградации? Затяжное депрессивное состояние, управление транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения, трагическая авария, два тела распростёртых на асфальте, отсутствие свидетелей. Черта невозврата пройдена, остаётся сделать последний нравственный выбор. Принять груз собственной вины и оказать жертвам несчастного случая посильную помощь, или совершить подлый побег, опасаясь заслуженного наказания.

25 сентября

Осень всё более напоминала, что лето сложило с себя полномочия, и теперь она решает каким быть следующему дню. Лёгкий ветерок обдувал приятной свежестью, бросая под ноги жёлтые листья. Я медленно шагал по, до боли знакомым и практически неизменившимся улочкам. Без какой-либо цели, просто гулял, наблюдая за неспешным ритмом жизни мележан. Подойдя к городской площади, я невольно улыбнулся. Посреди, в полный рост стоял вождь мирового пролетариата с вытянутой рукой и взглядом, устремлённым в светлое будущее, напоминая про социалистическое наследие мрачных времён. Да уж, досталось матушке России от коммунистов, а мы до сих пор храним их светлые образы и идеологические лозунги. Парадокс.

Я сам того не желая вышел к базарным воротам, куда потихоньку сплывался городской люд. Сначала решив, что там мне делать нечего, я прошёл вперёд добрых метров сто, однако потом, сообразив, что именно туда мне и нужно я спешно возвратился.

— Что за деревья? — я подошёл к невысокому мужичку помятого вида, обставленному различными саженцами.

— Так это, разные, — мужчина слегка наморщил брови. — Тебе какие надо?

— Вишен нет? — я смотрел на этого невзрачного человечка и боялся, что он меня разочарует.

— Почему нет? Есть и вишни.

— Хорошие? — меня очень обрадовал ответ, и я продолжил расспрос.

— Конечно хорошие. Ягоды крупные и сладкие. Бери, не пожалеешь, слово даю.

Давненько я не чувствовал себя так хорошо. Я шагал к дому, неся на плече три молодых деревца.

— Ай, старый, смотри, что Игнат принёс, — Анфиса Степановна широко расставила руки и замерла на крыльце.

— Вот это дело, — Кудинов улыбнулся с лёгким прищуром, и цокнул на жену. — Давай иди в дом, чего уставилась. Сад будем сажать. — Он поманил меня рукой и проследовал в огород.

— Где сажать будем, Прохор Митрич? — я прислонил саженцы к старой яблоне и взял протянутую лопату.

— Так на старом месте и будем, — весело ответил Кудинов и пошлёпал к забору.

Через полчаса мы стояли и любовались молодыми вишнями.

— Спасибо, Игнат, — сосед похлопал меня по плечу. — Порадовал старика. Снова я с вишнями, а то без них как-то уже и непривычно было. Благодарствую.

— Ну что ты, Прохор Митрич, — я смущённо пожал морщинистую руку. — Мне и самому приятно.

— Есть хочешь? — выходя во двор, спросил Кудинов.

Я сделал категорический жест рукой, объяснив, что очень плотно позавтракал.

— Ага, — Прохор запустил ладонь в густые слегка склоченные волосы. — Пойду я, Игнат, полежу маленько, что-то спину ломит. Ты про баню-то не забудь, пройдешь-то веничком по пояснице.

— Конечно, пройду, Прохор Митрич, — я погладил подбежавшего к ногам котёнка и зашагал к калитке.

Я с нетерпением ждал главного события дня. В настоящей русской бане я не был уже много лет, довольствуясь саунами и финскими парными. Тогда мне это казалось правильным, я опровергал настоящую баню, ссылаясь на то, что это удел деревенских мужиков, и вот теперь.… Теперь я попал в число этих самых мужиков и безумно ждал вечера. Чтобы скоротать время я взял в руки неоднозначный роман.

Стук в окно заставил меня отложить книгу и выйти во двор.

— Пойдём, Игнатка, — улыбнувшись, Кудинов махнул головой, как бы указывая направление.

Я схватил заранее приготовленный пакет с банными принадлежностями и, закрыв дверь, устремился за соседом.

Пенсионер набрал в ковшик горячей воды, и сделав шаг назад, выплеснул на раскалённые камни. Через секунду помещение заполнил густой пар. Он столбом вышел из открытого гнезда печки, радуя глаз и приятно согревая тело. Я глубоко вдохнул горячий воздух, и тут же из моих лёгких вырвалось что-то наподобие сухого кашля.

— Вон оно как, — Кудинов, усмехнувшись, залез на полок и сел рядом. — Дыши, Игнат, дыши. Банька-то, она из тебя всю хворь выгонит.

Улыбнувшись в ответ, я потуже натянул войлочную шапку и, подтянув на полок ноги, обхватил их руками.

— Здорово, Прохор Митрич.

— А ты думал. Нет ничего лучше настоящей русской бани, тут как не крути. Ну что, ещё подкинем?

— Можно.

Я смахнул с лица пот и тяжело дыша, взглянул на Прохора, он заметил и понял мой взгляд.

— Пойдём, — Кудинов медленно слез с полка. — Для первого захода достаточно. Тут главное не переусердствовать, дело такое.

Мы вышли в предбанник и уселись на широкую лавку. Я откинул голову, облокотив её на бревенчатую, стену и блаженно прикрыл глаза. Тело обрело приятную слабость, лёгкая прохлада, струящаяся из приоткрытых дверей, придавала необычайную лёгкость.

— Вот Анфиса, молодец баба, — Кудинов потянулся к маленькому столику, на котором стояли две большие кружки, и, взяв одну, сделал большой глоток. — Клюквенный. Попробуй-ка, Игнат.

Взяв глиняную кружку двумя руками, я жадно припал к напитку, и, отпив добрую половину, вытер рот тыльной стороной ладони.

— Да, Прохор Митрич, никогда в жизни ничего вкуснее не пил.

— А то, — Кудинов лукаво прищурился. — Натуральный. Это тебе не гадость какая, ларёчная.

Через пару минут я вновь оказался на полке. Прохор приказал ложиться на живот и достал из чана веник.

— Это что за ёлка, Митрич? — я с опаской глядел на непонятный колючий веник.

— Можжевельник это, — Кудинов ласково провёл рукой по иголкам и стряхнул с них воду. — Силы он чудодейственной, от многих недугов избавить может.

— Это садомазохизм какой-то, — я не разделял благоговения Прохора к этим колючим веткам.

— Какой ещё бадохизм? — сосед удивлённо сморщился. — Ты эти свои словечки-то столичные оставь. А ну-ка, опускай голову.

Ветки можжевельника мягко опустились на мою спину. И если в первые секунды я почувствовал лёгкие неприятные ощущения, то с каждым последующим ударом мне всё больше нравился этот чудо-веник. Мелкие иголки приятно впивались в тело, оставляя послевкусие приятного покалывания. Всё это напоминало некий своеобразный массаж, бодрящий и расслабляющий одновременно.

— Ну, держи, — Кудинов протянул мне веник. — С передку-то себя похлестай, а я пойду, подышу. — Он, тяжело дыша, направился к двери.

После недолгой экзекуции я вышел в предбанник и поднёс к губам клюквенный морс. Всё тело зудело и горело. Но до чего же приятно.

— Ну как? — Прохор поднялся.

— Супер, Митрич, — я расставил руки, показывая, что не в силах описать всех эмоций.

— То-то, — он потянулся к деревянной ручке. — Отдыхай.

— Я сейчас, — поставив на место кружку, я взглянул на старика.

— Не надо, — Кудинов махнул рукой. — Я сам. Привык уже.

Подойдя к двери, ведущей на улицу, я слегка приоткрыл её и, высунув голову, глубоко вдохнул. Слабый ветерок донёс до меня устойчивый запах осени, всё его многообразие, сливающееся в единый аромат пожухлой листвы и чуть ощутимого дымка. Вновь пройдя в баню, я присел на лавку внизу и взглянул, как легко Прохор управляется с веником, отметив про себя необычайную ловкость этого пожилого человека.

— Ну что, Игнатка, ещё будешь? — весело подмигнул Кудинов.

— Нет, Прохор Митрич, — я отрицательно качнул головой, и подтянул к себе жестяной тазик. — Хватит с меня на первый раз.

— Ну, да и правильно, мойся, Игнатка, — Прохор набрал с бачка в ладони холодной воды и умыл лицо. — Хороша водица, колодезная.

Непередаваемое ощущение некой внутренней гармонии. Казалось бы, со стороны, вроде, как и глупо, сидишь в деревянном домике подбрасываешь водичку в печку, а она тебе взамен отдаёт своё тепло, по телу наперегонки бегут ручейки пота, бессмыслица. А нет, в глубине этого незамысловатого ритуала скрывался глубочайший смысл. И дело даже не в том, что вместе с потом выходят шлаки, и что не один душ так не отмоет тело, как это делает баня. Дело в большем, помимо чистоты телесной баня ещё очищает и душу, словно забирая все проблемы и тревоги, она дарит величайшее спокойствие и умиротворённость. «Как заново родился». Это выражение действительно имеет под собой вполне реальные основания. Ты выходишь из бани совершенно другим человеком, совсем не тем, кем ты был ещё час назад.

Не принимая возражений, Прохор провёл меня в дом и усадил за накрытый стол. Хозяйка как раз дополнила последний штрих, поставив на стол бутылку холодной запотевшей самогонки.

— Анфиса Степановна, ну зачем? — я, наморщив лоб, взглянул на стол.

— Без разговорчиков, — женщина взмахнула указательным пальцем. — Я хоть и не любительница застолья, но после бани сам Бог велел.

Я скромно кивнул в знак согласия. «Бог велел». Дурацкое выражение. Когда он мог это велеть, и где это записано? Не будучи большим знатоком библии, я был практически уверен, что про это там не сказано ни слова. Бог велел, Бог всё видит, Бог даст, и множество других выражений подобного рода составляют ежедневный монолог человека со Всевышним. Странно. Что ни говори, а, пожалуй, в каждом существует невидимая нить связующая его с создателем.

— Чего задремал, Игнат, — Кудинов толкнул меня в плечо и загадочно подмигнул. — Наливай. — Он кивнул на запотевшую бутылку.

Слегка опасаясь, что моя дружба с алкоголем может возобновиться, я всё же взял бутылку, ощутив рукой её холод, и наполнил рюмки. Мне совершенно не хотелось обидеть Прохора.

— Только с погреба, — Кудинов протянул рюмку. — Давай, Игнат, за лёгкий пар.

— С лёгким паром, Прохор Митрич, — наши рюмки встретились, тихо звякнув.

— Ну как? — вопросительно взглянул сосед.

— Хороша, Митрич, ой хороша, — крепкий напиток мгновенно разлился по организму приятным теплом.

Я с хрустом откусил солёный огурец и принялся аппетитно его жевать.

— А это Марина? — я посмотрел на фотографию, стоявшую за стеклом серванта.

Кудинов, молча, кивнул.

— А с ней, — я заглянул в лицо Митрича, боясь ошибиться.

— Аннушка, — подтверждая мою догадку, произнёс Прохор. — Внучка. Дочка Маринкина.

— Это ж, сколько ей уже?

— Да, поди, — Кудинов почесал лоб, — четырнадцать летом было. Да, точно четырнадцать.

— Быстро время летит. Приезжают?

— А чего не приезжать, — Прохор слегка склонил голову. — Приезжают. — И заметно наморщив лоб, с грустью добавил: — Редко только.

— Так и живут в Екатеринбурге?

— Ага. Ох уж мне эти большие города. И чего людям на месте не сидится?

Прохор скучал по дочке и внучке, и это было заметно. Чтобы как то отвлечь его печальных мыслей, я вновь взялся за разлив.

— Давай, Прохор Митрич.

— Давай, Игнат, — Кудинов поднял рюмку. — Хорошо, что ты приехал, мне старику хоть веселей. Ты ж мне как сын, поди.

Выходил от Прохора я уже затемно. Полностью опустошив бутылку с огненной водой, мы на прощание обнялись, и я в полной мере ощутил теплоту, исходящую от этого человека, словно мы действительно были не чужие. Я зашёл в свой двор и присев на лавку закурил. В голове кружил лёгкий алкогольный туман. Мой взгляд устремился в небо. Огромные россыпи звёзд взирали на меня с недосягаемой высоты, притягивая своим магнетическим холодным светом. Неожиданно в голове всплыл рассказ Прохора о пропащем начальнике участка, который жил и не догадывался, что он ещё кому-то нужен. И всё стало на свои места. Я понял, что уже сейчас есть тот человек, который остро нуждается в моей поддержке. Мой приезд разбавил унылое однообразие дней Прохора Митрича, он взбодрил заслуженного пенсионера лучше любого медикаментозного средства. Осознав это, мне стало намного легче. Кудинов жил лишь редкими приездами дочери или внучки, а всё остальное время он проводил практически в одиночестве. Конечно, Анфиса Степановна была ему верной спутницей по жизни, но всё же, мужчине нужно общение с представителями своего пола. А все близлежащие соседи были значительно моложе Прохора и, по всей видимости, не считали нужным водить дружбу со стариком. Получается, что в моём лице Прохор обрёл родственную душу, и всем сердцем желая помочь мне, сам того не осознавая помогал и себе. Мне даже стало жаль его. Человек всю жизнь к чему-то стремиться, добивается, а что в итоге? Одинокая старость? Получается, что с возрастом ты становишься никому не нужен? Задав себе эти вопросы, я почувствовал лёгкое покалывание в области сердца. А чем я был лучше дочки Митрича? Я также как и она, совершенно забывал про свою любимую бабушку, которая жила длинными перерывами между нашими встречами. По всей видимости, её одиночество было тотальным. Я закрыл лицо руками и печально выдохнул. Как горько признавать свои ошибки, понимать, что ты был в корне не прав. И как трудно держать ответ. Ответ перед самим собой.