Океан Разбитых Надежд

Макс Уэйд, 2021

У шестнадцатилетней Кэтрин, внучки директора детского дома и дочери известного стилиста, есть всё: внимание противоположного пола, удачные контракты и шанс на роскошную жизнь. У Лукаса, подопечного её бабушки, нет ничего. Он молчалив, не терпит громких вечеринок и часто пропадает на берегу забытой речушки. И лишь одно шуточное письмо связывает их крепкими узами настоящей любви. Но как долго Кэтрин будет скрывать правду? И к чему приведёт эта опасная игра?

Глава 5

И всё же от того, что Билли больно, собственные раны не заживали. Наоборот, тревога внутри росла, прямо как какой-то сорняк. Я выбрасывала из головы мысль о том, что Акерс будет мстить, но она всё возникала и возникала, пугала меня всё больше и больше. Мне оставалось только ждать, но, зная Билли и его больную фантазию, я была уверена: месть будет неожиданной и изощрённой. В конце концов я сдалась.

Как и всегда.

Я не знаю, сколько просидела в ванной — час или десять, секунду или всю жизнь. Поднимая глаза на своё отражение, я уже готовилась увидеть на голове седые волосы, морщины на лбу и у уголков глаз. Но вместо этого передо мной предстала совершенно обычная я — с покрасневшей от слёз кожей, дёргающимся веком и дрожащими губами. Хоть солнце и давно зашло, судя по единственной полоске света под дверью, которая еле-еле освещала ванную, я не могла ошибаться: я действительно выглядела так. «Совершенно обычная», — фыркнула я.

И тут я просыпаюсь от входящего вызова.

Телефон раздражающе жужжит на рабочем столе, как будто пытаясь добраться до края и спрыгнуть. Я накрываю лицо подушкой и притворяюсь перед самой собой, что не слышу его, но сна как назло ни в одном глазу. Да и сна вроде того, который приснился, мне, если честно, совсем не хочется видеть. Но вот незадача: это был не сон. Спина ноет, потому что я сидела сгорбленная на полу в ванной битый час, лицо жжёт, потому что я, даже добравшись до кровати прошлым вечером, долго плакала. Люк, Билли, месть — всё это по-настоящему. Смартфон уже приближается к краю, и, если я подойду хотя бы на минуту позже, он точно свалится на пол. Я свешиваю ноги с кровати и ковыляю к столу.

Комната озарена солнечным светом. В воздухе витает запах жареного мяса и овощей. На рабочем столе меня ждёт поднос с завтраком и десертом — вчерашним чизкейком, который мы готовили вместе с Хью.

— Почему я не могу дозвониться до тебя?

Я плюхаюсь на стул и складываю локти на столе.

— Может, потому что сейчас семь утра?

— Сейчас девять, Кэтрин.

Я подношу экран к глазам и, стараясь не жмуриться от белого света, всё же рассматриваю в углу мелкие цифры. Действительно, сейчас девять семнадцать.

— Летом кто-то следит за режимом?

Будь у мамы плохое настроение — её привычное, — она бы уже читала мне нотации. Но, видимо, сегодня какой-то особенный день, раз она спокойно выдыхает после моих слов и продолжает:

— В детском доме есть режим, Кэтрин, и я попрошу бабушку, чтобы она проконтролировала тебя.

— Хорошо, хорошо, — отмахиваюсь я. — Так что-то случилось?

Я накручиваю на палец локон и готовлюсь выслушивать очередные наставления по поводу соблюдения диеты и поддержании хорошей формы. Но мама сегодня превосходит саму себя.

— Да, продлили контракт.

Я отпускаю волосы.

— Правда? — берусь за смартфон двумя руками. — Наверное, это здорово.

— Наверное? — мама явно не оценила мой настрой. — Это настоящее чудо, Кэтрин. Ты приглашена на пробный показ.

Она замолкает, ожидая, что я начну благодарить её, будто это она пробежала марафон и отказывалась от сладкого и жирного на долгих три месяца.

— Спасибо, — я заставляю себя сказать это. — И когда мне…

— Сегодня.

— Сегодня? — переспрашиваю я. — Я же за городом.

Маме не нравится, что я так долго соображаю, поэтому слышу, как её передёргивает. Глупо хихикаю, закрыв пальцем микрофон.

— Я заеду за тобой в двенадцать, будь готова.

Я киваю, будто она стоит передо мной.

— Хорошо, мне брать с собой вещи?

— Можешь оставить всё у бабушки, уже послезавтра ты сможешь вернуться, — мама отключается.

Чизкейк Хью слишком вкусный, чтобы растянуть его хотя бы на десять минут, поэтому я заканчиваю с завтраком почти так же быстро, как и начинаю. Взяв с тумбы первую попавшуюся резинку, я встаю перед зеркалом и собираю волосы в неаккуратный пучок. Кажется, потребуется очень много тонального крема, чтобы скрыть опухшие веки и царапину на щеке. Если бы из агентства позвонили всего днём раньше, я бы, наверное, что-нибудь с этим сделала. А теперь мне остаётся только смириться и не забыть ляпнуть про тяпку. Взяв из шкафа чистую футболку с юбкой и пару полотенец, я спускаюсь в душ — но чуть не теряю равновесие, когда узнаю, что творится внизу.

— Акерс! — взвизгиваю я.

Глухой удар раздаётся раньше, чем я успеваю закрыть уши. На! Ноги подкашиваются, и кажется, что я сейчас упаду. Ещё один удар раздаётся прежде, чем у меня появляется капелька смелости, чтобы посмотреть на Люка. На! Он корчится от боли, а ребята ликуют в дверном проёме игровой комнаты. Они смеются, как на глупом ток-шоу, пока Билли лупит Люка что есть мочи. Мои вещи падают на лестницу, но мне наплевать. Сейчас главное не дать Билли зайти слишком далеко.

Но как, чёрт возьми, заставить себя сдвинуться с места?

Времени на размышления мало: секунды утекают как вода сквозь пальцы. Акерс пыхтит, как паровоз. И, когда его огромный кулак снова поднимается вверх, в голове раздаётся щелчок. Я прыгаю на жёсткую спину, как на кусок асфальта, взявшийся из неоткуда в центре холла, и, крепко схватив Билли за футболку, со всей силы отдёргиваю его на себя. Под серым воротником появляются затяжки, мои ногти синеют, и я чувствую тупую боль на кончиках пальцев.

— Слезь с него! — ору я.

Билли кажется обескураженным, но я до последнего не собираюсь отступать.

— Что тут происходит? — кричит бабушка, впопыхах спускаясь с лестницы.

Я бросаю на неё взгляд, не ослабляя хватки. Бабушка оставляет позади последние ступеньки.

Внезапно Билли одёргивает локоть, и следующим, что я чувствую, становится стонущая боль где-то рядом с виском. Считая звёзды перед глазами, я скатываюсь со спины Акерса, как со снежной горки. Люк лежит рядом и корчится от боли. По его лицу размазана кровь, задранная футболка помята. Мои глаза всё быстрее наполняются слезами, и я тороплюсь отвернуться, чтобы не видеть всего этого ужаса.

— Какого дьявола, Кэт? — прикрикивает на меня Билли, и я пячусь по полу. По поднесённому к виску указательному пальцу стремительно стекает капля крови. Стук собственного сердца раздаётся внутри меня гулким эхом.

— Какого чёрта?! Кэт, ещё вчера он набросился на нас! — продолжает наступать Акерс. Он размахивает руками так, что, кажется, одно неосторожное движение может стать для меня последним.

Снова. Он снова загоняет меня в угол.

— Замолчи сейчас же, Билли! — вмешивается голос бабушки, — марш в свою комнату! — клянусь, бабушка называет ещё около сотни наказаний, подготовленных специально для Акерса.

Дети бросаются к Люку — не чтобы помочь, а чтобы поглазеть. Бабушке приходится расталкивать всех локтями, чтобы хотя бы немного приблизиться к нему. «Аптечку!», — командует она, и несколько человек разбегаются по комнатам. Каждый приносит то, что есть: бинты, пластыри и спирт.

— Кэтрин, Вивиан перезвонила, — голос бабушки вдруг становится мягким и ласковым.

— Я в к-курсе.

Я нерешительно поднимаю глаза, но смотрю будто сквозь стену. Бабушка моментально белеет, и её круглое лицо становится похожим на кукольное.

— Иди в душ, а я пока помогу Люку.

Мою бабушку трудно напугать. Сколько бы страшилок ребята не рассказывали ей в ночь на Хэллоуин, она никогда не дрожала, хотя и делала вид, что истории и приводили её в ужас. Но я всегда знала, что она притворяется. А сейчас… сейчас её лицо бледное, как мел.

Я послушно поднимаю брошенную на лестнице одежду и торопливо скрываюсь в ванной. Трезвые мысли возвращаются ко мне только после того, как я встаю под ледяную воду. Воспоминания волнами захлёстывают друг друга, превращаясь в непроглядную муть, но одно из них, кажется, навсегда въелось в мою память. Люка таскали за кудрявые волосы, били и тушили искры в его карих глазах. Меня пробивает дрожь лишь от мысли, что я больше не смогу услышать от него ни слова.

Я сушу волосы и одеваюсь. Макияж решаю не наносить, так как визажисты и без того поработают со мной перед репетицией. Я оставляю полотенце в корзине и покидаю ванную комнату полная решимости на разговор с Люком и Билли.

Но когда я выхожу, в холле уже никого нет. Я решаю позже проведать Люка, а Билли и вовсе не показываться на глаза. Меньше всего сейчас мне хочется снова ощутить себя его марионеткой — а он с лёгкостью внушит, что я обязана упасть ему в ноги, лишь посмотрев на меня.

Всё ещё шокированная произошедшим, я нервно кручу в руках стаканчик с недопитым кофе, пока мама отвозит меня на показ. Перед тем, как сесть в машину, я почти решила развернуться и сбегать проверить, как там Люк, но кое-что меня удержало. Страх, тяжёлый, как кандалы, не давал сделать ни шага назад. Я шла к машине, не оборачиваясь к корпусу, но чувствовала, что ребята ждали от меня другого — иначе зачем им пялиться на меня в окно? Даже Билли смотрел — за несколько лет я научилась чувствовать на себе его взгляд. И, поверьте, это далеко не самое приятное чувство.

Конец ознакомительного фрагмента.