Океан Разбитых Надежд

Макс Уэйд, 2021

У шестнадцатилетней Кэтрин, внучки директора детского дома и дочери известного стилиста, есть всё: внимание противоположного пола, удачные контракты и шанс на роскошную жизнь. У Лукаса, подопечного её бабушки, нет ничего. Он молчалив, не терпит громких вечеринок и часто пропадает на берегу забытой речушки. И лишь одно шуточное письмо связывает их крепкими узами настоящей любви. Но как долго Кэтрин будет скрывать правду? И к чему приведёт эта опасная игра?

Глава 4

Чем мне действительно нравится отдых за городом, так это тем, что я могу по-настоящему выспаться. В Хантингтоне я привыкла заводить по три-четыре будильника, чтобы не опоздать на фотосессии, но здесь я наконец-то могу забыть об этом. А забывается такое, как правило, очень быстро. Похоже, я проспала всю ночь как убитая, раз не слышала, как поднялись ребята. Обычно девочки бегут по лестнице так, что их слышно во всей округе. Вряд ли это утро было исключением — просто учебный год, обустройство клумбы и… кое-что ещё, о чём я не хочу вспоминать, действительно вымотали меня. А стрелка часов, между прочим, вот-вот перепрыгнет через одиннадцать.

Стараясь как можно дольше оставаться на позитивной ноте, я переодеваюсь из пижамы в свою обычную одежду и, потирая глаза, спускаюсь к поварихе Хью. Кажется, что я не делала этого целую вечность, хотя и провожу с ней на кухне пару часов в день каждый раз, когда приезжаю сюда. Сегодня что-то отличается, и мы с Хью обе чувствуем это. Вот только что?

Стоя у неё под боком, я всё так же внимательно слушаю её урок. Время как раз подходит к полднику, так что я решаю, что было бы неплохо немного попрактиковаться в сервировке и заодно помочь в кафетерии. Вот они — знания, которые мне по-настоящему пригодятся. Может, я и не планирую работать официанткой, но от умения красиво подавать еду зависит половина успеха всего завтрака, ужина или любого другого случая, на который я собираюсь готовить.

— И запомни, — говорит Хью, поправляя свой грязный колпак. — Ножи всегда лежать справа от тарелки лезвием вверх, а вилки — слева.

Она гордо виляет пальцем в воздухе, а я держу ухо востро. Тонкостей тут пруд пруди, но и я пришла не ворон считать. По крайней мере, мне очень хочется в это верить. Почему-то вместо ножей и вилок, которые я вообще-то очень люблю путать местами, я думаю о предстоящей работе в оранжерее вместе с Люком. И именно последнее заставляет меня возвращаться к мыслям об этом каждые несколько минут. «Скоро полдник. Надо сосредоточиться! А после полдника мы пойдём в оранжерею. Скоро полдник. Надо сосредоточиться! А после…», — покручиваю я в голове, стараясь выкинуть оттуда слова об оранжерее, но они как назло засели глубже и крепче всех.

— Салфетка должна лежать под углом, всё поняла? — громко продолжает Хью, когда замечает, что моё внимание приковано к совсем другим мыслям. Мыслям о другом человеке. Мыслям о Люке.

Я киваю, даже не обращая внимания на стол. Не подумайте, что мне всё равно на эти уроки — я всё ещё считаю их добрейшим жестом со стороны Хью. Но мне так сложно сконцентрироваться на каких-то салфетках, когда где-то поблизости ходит Люк.

— Вот и славно, — Хью одаривает меня скромной улыбкой, после чего довольная скрывается за многочисленными тележками.

Может, я и не лучшая ученица, но Хью всё равно нравятся эти уроки. Мало кто из ребят помогает ей, а если и помогает, то чаще всего так, как Люк вчера — то есть устраивая на кухне настоящую катастрофу.

Следуя примеру Хью, я покидаю кухню и, приняв душ, направляюсь к оранжерее. Сегодня на мне жёлтая блузка, края которой завязаны в бант, такого же яркого лимонного оттенка кеды и голубые джинсы. Я беру садовые перчатки из небольшого комода в холле и направляюсь к выходу.

Погода шепчет: солнце явно не собирается прекращать баловать нас на этой неделе. Раньше в такое время я любила ходить на Ривер Фосс. Берега представляют из себя крутые метровые склоны, заросшие камышами. Зато какие там деревья! Ни у корпуса, ни в Хантингтоне не найти настолько больших крон. Летом там постоянно снуют птицы, а осенью начинается самый красивый листопад, который только можно увидеть. В общем, место очень живописное. Правда, когда я выросла, я стала меньше времени проводить за городом: мне нужно было бегать от одной студии до другой, чтобы успеть на все запланированные фотосессии. Думаю, я многое теряю, когда в очередной раз прохожу мимо тропинки, ведущей к Ривер Фосс. Изо дня в день я даю себе слово, что обязательно схожу на берег, но… сами знаете, дела.

Я подхожу к оранжерее и, ни о чём не задумываясь, легко толкаю дверь. Ещё с улицы я замечаю множество спускающихся с подвешенных полочек зелёных лоз, но, когда я оказываюсь внутри, то словно попадаю в сказочный лес, скрытый под стеклянным куполом. Цветы здесь большие и гордые, паутинка украшает каждый угол, а оседающая на стенах вода стекает тонкими ручьями. Муравьи бегут из-под каждого ящика, а божьих коровок так много, что кажется, что они могут поднять оранжерею в небо. Из-за того, что садовник бывает здесь только по воскресеньям, внутри очень душно. Я оставляю дверь приоткрытой и, будто заворожённая, прохожу вглубь.

Люк уже ждёт меня на небольшом, обитым светлой тканью в полосочку диване в центре оранжереи. Вальяжно закинув ногу на ногу и зажевав колосок, он чем-то напоминает мне лорда Генри из «Портрета Дориана Грея».

— Даже спрашивать не буду, почему ты здесь сидишь, — я смахиваю ладонью спускающуюся по лбу капельку пота.

На Люке те же мешковатые штаны, что и вчера, а футболка на этот раз белая.

Он хмыкает.

— Но вы уже спросили, — мне хочется улыбаться, когда я слышу его довольный голос.

— Так ты ответишь?

— Тут было не заперто.

— И ты готов войти в оранжерею только потому, что она не заперта?

— В принципе, как и вы.

Его легкомыслие заставляет меня встать в ступор. Бегая глазами по заставленной растениями оранжерее, я пытаюсь подобрать нужные слова, но с губ слетает лишь растерянное мычание.

— Температура тут перевалила за сто градусов по Фаренгейту¹, — я указываю на установленный при входе термометр.

Люк широко улыбается и, достав изо рта колосок, говорит:

— Не волнуйтесь, со мной ничего бы не случилось.

Я вовсе не волнуюсь — мне просто интересно, как ему удаётся сидеть в оранжерее, когда внутри стоит такая жара. Ведь так?

— Зря ты прогуливал уроки биологии, — вздыхаю я.

— Почему это?

— Ты что, ни разу не слышал про тепловой удар?

— Может, и слышал, но не придавал особого значения, — пожимает плечами Люк.

Я ещё раз протираю лоб — вся рука уже мокрая — и подхожу к окнам, перешагивая через цветочные горшки.

Помню, как долго мы с бабушкой их выбирали. Пока она изучала каждый сайт, где был раздел «для дома и дачи», я составляла список всевозможных покупок. В итоге мы заказали целый ящик садовых инструментов из Манчестера и огромную партию горшков. Последнюю, кстати, привезли в тот же вечер. С тех пор бабушка ни разу не пожалела: все горшочки отлично сохранились, несмотря на дикий холод в январе и аномальную жару в прошлом году. Садовник периодически промывает маленькие, спускаясь к Ривер Фосс, и аккуратно протирает тряпками большие.

Я распахиваю створки настолько широко, насколько это возможно. Прохладный ветерок приятно обдувает шею. Сделав несколько глотков чистого воздуха, я вновь окунаюсь в духоту оранжереи. Через открытое окно задувает ветер и, бродя по кладке, подхватывает опавшие сухие листья.

— С чего начнём? — Люк встаёт с дивана и разглаживает футболку.

Я осматриваюсь и понимаю: работы много. Нужно подравнять кустики, подмести, протереть полки и полить все растения. А их тут, судя по всему, больше, чем на улице.

— Польём цветы, пока они не засохли, — решительно говорю я, пробираясь назад к диванчику. — Лейки должны быть где-то здесь.

— Они стоят за стеллажами, — опережает меня Люк.

Я округляю глаза.

— Похоже, ты тут дольше, чем я думала.

Он ведёт меня к стеллажам, заставленными ящиками с рассадой. Совсем ещё маленькие росточки вытягиваются над рыхлой землёй.

— Я просто бываю здесь намного чаще вас.

Люк достаёт две небольших жёлтых пластмассовых лейки из-за стеллажа и протягивает мне одну:

— Смотрите-ка, лейка дополняет ваш образ, — смеётся он.

— Твой образ, — поправляю я его, — и да, я обязательно пойду с ней на следующую фотосессию, — в той же манере отвечаю я Люку.

Я вспоминаю, что мама до сих пор не позвонила. Обычно модельное агентство не задерживается с ответами. А это означает, что моё портфолио как следует просматривают.

Но помимо этого я замечаю, что сегодня Люк в приподнятом настроении. Мне нравится, что он начал разговаривать со мной намного живее, чем раньше. Обычно слова из него приходилось буквально вытягивать, а теперь он даже умудряется шутить — и довольно неплохо. Я стесняюсь в этом признаться, но мне определённо нравится.

Я не успеваю принять из его рук лейку, как он уже притягивает её назад со словами:

— Я схожу и наполню её.

— Ты спускаешься к Ривер Фосс?

Люк с прищуром смотрит на меня.

— Да, а что, разве нельзя? — медленно спрашивает он.

Даже не знаю, как правильно выразиться.

— Можно мне с тобой?

Что я творю? Иду с незнакомым парнем за рощу к речке, у которой даже нет набережной в этой части — вот что. Но почему-то мне совсем не страшно.

Я опускаю голову и начинаю оправдываться:

— Я давно не была на Ривер Фосс.

— Хорошо, — помедлив, Люк соглашается. — Тогда я возьму вторую лейку, а то одной нам не хватит.

У меня появляется лишняя секунда для того, чтобы передумать, но я почему-то не делаю этого. В голове что-то щёлкает, и теперь я могу думать только о приближающейся встрече с Ривер Фосс. В оранжерее как будто становится жарче, но я знаю: это всё моё волнение.

Когда мы с Люком, как бы странно это ни выглядело, вдвоём выходим на улицу, я наконец-то вдыхаю полной грудью. Воздух горячий и насыщенный, но он всё равно на порядок прохладнее, чем внутри. Я даже позволяю себе немного опередить Люка, чтобы первой ловить свежий ветерок.

Так мы и выходим на берег, обогнув пару кочек и оставив позади высокие заросли. Над водой кружат чёрные мушки, где-то в цветах жужжат пчёлки, а под небом щебечут птицы. Но мы по-настоящему понимаем, что пришли, только когда журчание Ривер Фосс начинает растворять наши тихие шаги. Сладкий запах хочется вдыхать снова и снова. Солнце припекает, но поднимающаяся от Ривер Фосс прохлада приятно оседает на разгоряченной коже.

Передав мне одну лейку, Люк осторожно спускается к воде. Наверное, ещё не привыкнув к гостям, река выкатывает небольшую волну и задевает штанину Люка, как только он встаёт на один из небольших камней.

— Как водичка? — смеюсь я.

— Прохладная, — бурчит Люк.

— Уверена, тебе показалось!

В Ривер Фосс можно купаться уже в середине июня: река неглубокая и прогревается меньше чем за пару дней. Я помню, как мы с ребятами часто ходили сюда поплескаться, пока луна не сменяла солнце. Вспоминаю запах поджаренного на костре зефира, резвящихся рыбок, вспоминаю игру на гитаре под открытым небом… красота, одним словом.

— Летом здесь хорошо, — тоскливо продолжаю я. — Жаль, что теперь я редко прихожу сюда.

— Ну, — смеётся Люк. — Сегодня нам предстоит ещё не раз спуститься сюда.

— Это точно, — мечтательно отвечаю я.

Мимо меня проносится пчёлка, дребезжа тонкими крылышками, и садится на самую наливную ягодку смородины, какая только растёт на кустике неподалёку. Где-то в чаще беспорядочно квакают лягушки, прыгая с пенька на пенёк, но их несуразные мелодии прерывает пение соловья. Птицы поднимаются над деревьями и, шумно порхая, спускаются к реке, чтобы напиться. Устраиваясь на камнях около Люка, они вытягивают шеи и поочерёдно делают несколько маленьких глотков.

Я засматриваюсь на кружащих над камышами стрекоз и… наслаждаюсь. Впервые за год мне так хорошо. Время как будто замедляется, и я понимаю, что жизнь состоит не только из бесконечных фотосессий, уроков, фотосессий, уроков… Даже не верится, что все эти кувшинки постоянно цветут, что облака плывут по небу, что Люк… тоже есть. Я не могу не гадать, о чём он думает, когда замечаю в воде, среди отражающихся в ней облаков, его серьёзное лицо. Почему он свёл брови? Почему не поправляет растрёпанные волосы?

Вдруг Люк бросает на меня короткий взгляд, и я чувствую себя пойманной с поличным. Торопливо отойдя назад, я начинаю искать, за что бы зацепиться взглядом, но, как нарочно, ничего не нахожу. Люк медленно поднимается на ноги и поворачивается ко мне.

— Я набрал воды, — он протягивает мне полную лейку и забирает пустую. Всё происходит так быстро, что я даже не сразу обращаю внимание на непонятно откуда взявшуюся тяжесть в руках.

— Ну что, за работу? — спрашивает Люк, когда набирает вторую лейку.

Я лишь растерянно киваю и разворачиваюсь к тропинке. Я снова иду впереди, но слышу, что Люк меня догоняет. Попытка ускориться оборачивается трагедией для моих джинсов, потому что вода в лейке, оказывается, тоже может быть мокрой. Облив себе все бёдра, я встаю посреди зарослей и…

— Давай сюда, — Люк осторожно берёт мою лейку в свободную руку. — Всё хорошо? Ты не перегрелась?

— Я в порядке, — отвечаю я. — Правда. Просто немного поторопилась. Тебе не тяжело нести сразу две лейки?

— Сейчас руки отвалятся.

— Давай я тебе помогу.

Я уже берусь за одну из ручек, как Люк вдруг с хитрой улыбкой говорит:

— Да я пошутил, — я смотрю на него вытаращенными глазами. — Давай я лучше буду таскать лейки, а ты открывать мне дверь, хорошо?

— Да, — соглашаюсь я, всё ещё поражённая его… добротой? — Ты прав, давай.

Мы заходим в оранжерею и оставляем лейки около диванчика, а затем плюхаемся на него, поднимая вверх тучи пыли. Я несколько раз громко чихаю и, краснея, извиняюсь. С улицы задувает ветерок, разгоняя застоявшийся жаркий воздух внутри оранжереи, но этого всё равно ничтожно мало. Тепло, исходящее от Люка, обжигает мою кожу, но я не тороплюсь отсаживаться. Вместо этого я продолжаю убеждать себя, что во всём виновато беспрестанно палящее солнце, даже когда догадываюсь, что дело не в этом.

Я поднимаю голову и начинаю рассматривать спускающиеся с потолка лозы. Одна, две, три… сколько их здесь? Наверное, из них уже можно сплести сотню зелёных косичек.

Что за бред? Я снова смотрю на Люка, пытающегося отдышаться, и понимаю: пока он рядом, я могу думать только о нём. Зачем он помог мне? К чему такая забота — одновременно озадачивающая и растапливающая сердце?

— Я возьмусь за папоротники, а ты полей фикусы, — отдышавшись, говорит Люк и встаёт с дивана.

Я заставляю себя посмотреть на горшки с фикусами на небольшом деревянном столике.

— А тебе не кажется, что моя лейка для этого слишком большая?

— Тогда сейчас найдём поменьше, — Люк отходит к стеллажу с инвентарём и достаёт оттуда маленькую лейку. — Как тебе эта?

Я откидываюсь на диване и пытаюсь понять, не шутит ли он.

— Она больше похожа на игрушечную.

Люк соглашается:

— Да. Кажется, это лейка Зои.

— Девочки тоже занимаются оранжереей?

— Было дело. Миссис Лонг даже похвалила их.

— Ну да, — я встаю с дивана и отряхиваюсь от пыли. — Оранжерея сияет от чистоты.

Люк усмехается:

— Они ещё дети, мисс… — запинается он. — Кэтрин. Мы быстро наведём тут порядок. Так, мы приступим?

Я беру у Люка игрушечную лейку, и он помогает мне наполнить её водой из настоящей.

— За тобой фикусы, помнишь? — напоминает мне Люк.

— Обижаешь.

Люк хмыкает, и мы расходимся в разные стороны. Но и это никак не мешает мне наблюдать за тем, как он работает. Я неосознанно, но в то же время специально поливаю растения больше, чем нужно, чтобы чаще возвращаться к диванчику за водой и сталкиваться с Люком.

— Ещё воды? — удивлённо спрашивает он, подходя ко мне.

— Земля совсем сухая, — оправдываюсь я.

Люк достаёт с полки ржавую тяпку и протягивает мне.

— Тогда возьми это.

— Э-э-э… спасибо.

Закончив с моей лейкой, он тут же возвращается к своим папоротникам, и я решаю последовать его примеру. Прихватив с собой ножницы, я начинаю ровнять небольшой куст роз, чтобы уж точно отвлечься от Люка — хотя бы на время. Обрезая торчащие стебли, я ловко сметаю их в совок вместе с сухими листьями и выношу на улицу, где я ещё вчера оставила горку сорняков.

Похорошевший сад сразу радует глаз, когда я выхожу из оранжереи. Луис с Джейкобом посадили целых три яблони, Луиза c Зои прибрались в своей песочнице, а девочки постарше, как и я, привели в порядок оставшиеся клумбы. Цветы как будто просят, чтобы их кто-нибудь нарисовал, а дозревающие плоды — чтобы их наконец сорвали. Чем глубже я прохожу, тем больше полянки покрываются ягодами. А может, взять корзинку и пойти собирать всё, что попадётся на пути? А потом сесть в дальней беседке и вспомнить все-все разговоры, случайно оставленные на скамейке перед ужином, и закончить их?

— Ты скоро?

Я оборачиваюсь и вижу выходящего из оранжереи Люка, подёргивающего за мокрую от пота футболку.

— Да, сейчас.

Я высыпаю листья в горку сорняков и возвращаюсь к Люку.

— Здесь очень красиво, — наконец произносит он. — Неудивительно, что ты засмотрелась.

— Правда?

— Что? — недоумевает Люк.

— Неудивительно, что я засмотрелась? — цитирую я.

Я не претендую на звание человека-настроения, но мне всё же интересно, почему Люк посчитал моё поведение таким предсказуемым.

— Кажется, ты любишь природу, — замечает он.

Я улыбаюсь и вновь оглядываю сад. Люк очень внимательный.

— Да, — киваю я. — И мне кажется, что невозможно её не любить. Она всегда столько даёт нам, а мы… безжалостно уничтожает её. Я считаю своим долгом помочь ей.

— Ого, это… похвально, — Люк потирает подбородок, и я не могу не улыбнуться. — Правда, складывается ощущение, что ты вызубрила отрывок из учебника… по биологии, например. Признайся, долго репетировала?

— Эй, — я удивлена, как ловко он меня подловил. — Просто я уже не в первый раз объясняю это.

Люк стоит со мной ещё несколько секунд, не произнося ни слова, а затем скрывается в оранжерее. Я вдыхаю запах недалёкой речки, цветущих фиалок, после чего решаю присоединиться к парню. Когда я захожу в оранжерею, то застаю его в самом центре.

— Кто будет заниматься полками? — Люк встал около диванчика и смотрит наверх, задрав голову.

Солнечные лучи бьют ему прямо в лицо, но он даже не жмурится. Я замечаю странный блеск в его глазах.

— Тот, кто выше ростом, — отвечаю я.

Люк вздыхает.

— Тогда мне придётся позаимствовать у тебя маленькую лейку.

Почему-то я представляю, как он поднимает над головой большую, а затем обливается холодной водой с головы до ног. Проглотив нелепый смешок, я протягиваю Люку свою лейку.

— Что смешного? — театрально хмурится он.

— Ничего, — просто случайные мысли заставляют меня улыбаться во весь рот. Да что со мной такое?

Когда вода заканчивается, мы решаем снова спустится к Ривер Фосс. Чтобы никому не было тяжело (и чтобы больше ничьи джинсы не пострадали), я предлагаю набирать по одной лейке, и Люк соглашается. Взяв пустую лейку, он выходит из оранжереи и зачем-то придерживает для меня дверь. Промямлив «спасибо», я обгоняю его в надежде, что мой румянец остался незамеченным, но, похоже, зря.

Потому что его всё-таки замечает Билли Акерс.

Прислонившись к стене корпуса, он ждёт, когда я наконец соизволю обратить на него внимание. Его скрещенные на груди руки после работы в саду кажутся больше, а взгляд — куда более диким. Я останавливаюсь — и очень не вовремя, потому что Люк врезается мне прямо в спину. Приняв это за сигнал, Акерс отталкивается от стены и подходит ко мне, злобно косясь на Люка.

— Куда собралась?

— Набрать воды, — отвечаю я, показывая на пустую лейку в руках Люка.

— Пусть он один идёт и набирает, — цедит Билли сквозь зубы, а затем топает ногой так, что земля уходит из-под ног. Я виновато смотрю на Люка и пытаюсь понять, слышит ли он, как громко колотится моё сердце. — Слышал, Люк? Иди-иди.

Не произнося ни слова, Люк сглатывает, перекладывает лейку в другую ладонь и скрывается за высокой травой, обернувшись всего раз — пока Акерс отходит назад к стене, чтобы поговорить со мной.

— Подойди сюда, — командует Билли.

Я, как послушная девочка, встаю рядом и, опустив голову, жду, когда он продолжит.

Или начнёт.

Капелька пота начинает мучительно медленно спускаться по шее, но у меня не получается даже смахнуть её из-за дрожащих пальцев. И когда только руки успели так заледенеть? И почему голова вдруг кружится, как после карусели?

— Ты обещала не возиться с парнями.

— Я помню, Билли.

— Я помню, Билли! Только не трогай меня, я всё расскажу тебе сейчас же! — дразнит он меня писклявым голоском. Я могла бы обидеться, если бы не одно «но» — я хотела сказать именно это.

— Я всё объясню! — ком в горле мешает говорить.

Лицо Билли искажает настоящий гнев. Я только и успеваю моргнуть перед тем, как его ладони внезапно толкают меня назад к стене. Я непроизвольно сгибаюсь от боли, пронзившей все до единого позвонка. Билли одной левой подхватывает меня за бантик от блузки, а затем дёргает к себе так, что ткань чуть не расходится по швам.

— Я жду объяснений. Ты вертишься вокруг него как собачка уже третий день, — рычит он.

— Но б-бабушка сказала мне, — я заикаюсь, пока Билли смотрит на меня своим устрашающим взглядом, — она сказала, что м-мне нужно, что мне необходимы новые знакомства.

— Мне на-пле-вать. Мне наплевать! Ты не должна общаться с кем-то, кроме меня.

— Но я и не хотела, — мотаю я головой. — У меня даже мыслей не было!

— Если так хочешь обрести новых друзей, то попробуй поговорить с Луизой или Зои, — хохочет он, и я зажмуриваюсь. Сердце сейчас выпрыгнет из груди, а из глаз вот-вот брызнут слёзы. — Уверен, ты с ними на одном уровне.

Жёлтая лейка с водой взлетает вверх и ударяется торцом прямо о затылок Акерса. Парень громко кричит, отпрыгивая назад и хватаясь за голову двумя руками, и я скатываюсь по стене, продолжая содрогаться от страха. Его крик, его ужасный крик заставляет меня закрыть уши.

— Кэтрин, — Люк в два шага оказывается около меня. — Ты в порядке?

Он опускается на корточки и суетливо осматривает моё лицо и руки. Я не могу пошевелиться от шока. Сердце раз за разом разбивается в груди. Люк берёт меня под локти и осторожно поднимает на ноги — я вся трясусь. Осторожно перекинув одну мою руку через шею, он ведёт меня к крыльцу.

— Пошли, тебе нужно отдохнуть.

Акерс всё ещё корчится от боли. Его рубашка облита водой, с головы бегут ручьи, а лицо перекошено от злости. Я стараюсь не смотреть на Билли, но глаза снова и снова возвращаются к нему в ожидании… ответа.

— Ты об этом пожалеешь, шлюха! — выкрикивает он мне вслед. — Вы оба пожалеете!

Люк замечает бегущие по моим щекам слёзы быстрее, чем я.

— Не слушай его, — он отпускает мой локоть и прикасается к лицу, чтобы вытереть слезу, но я громко вскрикиваю. Люк одёргивает руку. — Извини, извини.

Стоит нам переступить через порог детского дома, как я, бормоча что-то себе под нос (наверное, как всегда подыскивая оправдание), вырываюсь из его объятий и бегу куда глаза глядят.

Ненавижу, когда меня касаются. Каждое касание оборачивается жестокой пыткой, как будто кто-то медленно, словно изучая, сколько я протяну, вонзает мне под кожу иголки. И этот кто-то не кто иной, как Билли — громкий, дикий и ужасно страшный.

Я пулей залетаю в ванную, даже не проверяя, занята ли она, и захлопываю за собой дверь. Когда щёлкает замок — я точно знаю, что он должен щёлкнуть! — бегу к раковине и, хватаясь за её скользкие края, как за спасательный круг, начинаю плакать навзрыд. Слёзы льются настоящим водопадом, приземляясь на дно раковины одна за другой.

Я сажусь на холодный пол и обхватываю колени руками. Кажется, что эта ванная — единственное место в мире, где меня не тронут. Всё, что мне остаётся, это мечтать, чтобы оно оставалось таковым как можно дольше. И поэтому я закрываю глаза и представляю, что сейчас эта ванная где угодно, но только не в детском доме под Хантингтоном. Может, в Йорке, Лондоне или где подальше, но только не здесь. Но что-то мешает! Перед глазами всплывают картины, как Билли снова притягивает меня к себе, заглядывает в глаза и кричит, пока я дрожу, как осиновый лист. В ушах всё ещё стоит его ор. Слёзы впитываются в джинсы, те насквозь промокают, но мне уже всё равно.

— Кэтрин, — точно по иронии судьбы за дверью слышится голос Люка. В тишине раздаётся стук перед тем, как он снова спрашивает: — Он бил тебя?

«Нет, дурачок, он бил тебя?», — хочется спросить мне, но в горле стоит ком. Я растираю по лицу слёзы — кожа нестерпимо горит! — и заставляю себя подняться на ноги. Подойдя на цыпочках к двери и прислонившись к ней ухо, я надеюсь услышать Люка вновь и убедиться, что я не сошла с ума.

— Кэтрин? — нервно повторяет он, и почему-то это заставляет меня улыбнуться.

— Я здесь, — почти шёпотом говорю я. В голове вертится столько мыслей, что я не знаю, как будет правильнее ответить. Иногда мне кажется, что проще промолчать. — Спасибо.

У меня больше нет сил, чтобы что-то добавить. Из всего, что я могла бы сказать, я выбрала самое важное — благодарность. Возможно, последнюю перед тем, как Билли сотрёт меня в порошок — или сотрёт нас с Люком в порошок.

Он выглядел таким униженным, когда Люк замахнулся на него полной лейкой. Интересно, Билли почувствовал ту боль, которую причиняет мне каждое лето?

Примечания

1

100 градусов по шкале Фаренгейта = 37 градусов по шкале Цельсия