Свет твоих глаз

Лёка Лактысева

Эдуард привык, что девчонки всегда сами вешались на него – высокого богатого красавца, и долго не решался жениться. А теперь жизнь повернулась так, что женитьбу он считает и вовсе невозможной. Но это не значит, что он откажется от мысли о ребенке! Вероника поклялась, что у нее никогда не будет детей. Она бы сбежала от Эдуарда сразу же, как только узнала, чего хочет от нее этот красивый загадочный мужчина. Но она уже подписала контракт, и обратного пути, похоже, нет.

8. Вероника. Прогулка

— Ника… — мужской голос доносился как сквозь туман.

Уши заложило. Сердце ухало в висках, не давая ни на чем сосредоточиться. Тело сжалось в ожидании тычка. Муж не бил меня, нет. Но мог толкнуть так, что я летела и со всей дури ударялась о мебель, падала, набивая синяки и ссадины.

— Ника, мне нужна твоя помощь…

Что-о? Какая помощь? Это… это не муж! Он бы никогда не попросил помочь. Он мог только приказывать, рычать и швырять в меня, как в собаку, что-то тяжелое.

— П-помощь? — сознание начало проясняться.

Я вдруг сообразила, что стою в чужой кухне, прижимаясь попой к подоконнику, а напротив стоит Эдуард — босиком среди осколков битого стекла, которые наверняка не видит. И рядом топчется, пытаясь понюхать ножку бокала, его пес Найджел.

— Ника. Посуда бьется на счастье. Но ты должна мне помочь. — Голос Скворцова звучал тихо, успокаивающе. Без злости и даже без упрека.

— Д-да… да! Сейчас! — я представила, как Эд делает шаг и наступает вон на тот торчащий зазубриной кверху осколок, как из его рассеченной ступни начинает хлестать кровь. Это отрезвило окончательно. — Только не двигайся!

— Не двигаюсь. И Найджела держу. Ты, главное, сама осторожно. Щетка и совок под мойкой.

— Я найду! Сейчас…

К счастью, я была обута: привезла с собой простые резиновые шлепанцы, как для бассейна. Оторвалась от подоконника. На подгибающихся ногах добрела до нужного шкафчика, нашла щетку, совок, наклонилась и начала сметать осколки из-под ног Скворцова. Заприметила в стороне, под столом, несколько стекляшек поменьше. Добралась и до них.

— Все. Крупные осколки собрала, но осталась пыль. Она тоже опасна. Подождешь, пока я помою пол?

— Подожду, — Эд переступил с ноги на ногу, выдохнул длинно и, как мне показалось, с облегчением. — Ведро и ветошь в ванной, в шкафчике.

Пол вымыла быстро. Без швабры — вручную. Только перчатки резиновые надела. На всякий случай протерла той же тряпкой подушечки лап лабрадора.

Эд помогал мне, присев на стул, и командуя:

— Найджел, сидеть. Дай лапу. Вторую.

Закончив, я бросила тряпку в ведро с водой и, не вставая с корточек, заглянула Скворцову в лицо:

— Ты правда совсем не злишься на меня?

— За что? — не понял он.

— За бокал… за то, что вы с Найджелом могли порезаться.

— Я виноват не меньше твоего, Вероника. Мама всегда говорит, что на кухне должен хозяйничать кто-то один, а второму не следует путаться под ногами. В крайнем случае — сидеть в уголке и помогать. У тебя на спине глаз нет.

Я представила у себя на спине, между лопаток, огромный выпученный глаз. Нервно хихикнула. Эд улыбнулся в ответ. Отпустил пса.

— Давай ведро. Пойду, прополощу тряпку и заодно помою руки, а ты накрывай на стол.

Он? Он сам будет полоскать грязную тряпку, возиться с ведром?!

Пока я хлопала глазами и пыталась найти какие-то внятные слова, Эдуард встал, подхватил ведро и ушел в ванную.

Я подошла к окну, высунулась в вечернюю прохладу, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Происходящее не укладывалось в голове. Скворцов не разозлился, и даже взял часть вины на себя! Решил помочь с окончанием уборки. Он вообще реальный? А то, может, я заболела, лежу в бреду, и этот мужчина мне только мерещится?

Но нет! Моей фантазии не хватило бы, чтобы придумать такого Эдуарда: профессорского сына, богатого мажора, не брезгующего взять в руки половую тряпку.

По предплечьям от холода побежали мурашки.

Я закрыла окно, вымыла руки и быстренько выставила на стол салатницу, блюдо с отбивными, глубокую тарелку с отварной картошкой, которую посыпала мелко нарубленной зеленью и полила растопленным сливочным маслом.

Вернулся Скворцов.

— Ну что, можно садиться ужинать? — он показательно облизнулся и погладил себя ладонью по животу, намекая, что очень голоден.

— Можно. Приятного аппетита. Что тебе наложить?

— Все!

— Всего и побольше? — вспомнила я цитату из мультика.

— Точно. — Эд продолжал улыбаться — одобрительно и ободряюще. Улыбка смягчала его черты, придавала лицу сокрушительное обаяние. Устоять перед ней было невозможно!

От сердца окончательно отлегло. Рядом с этим огромным мужчиной, мускулистым и бородатым, я вдруг почувствовала себя в безопасности куда больше, чем без него. Захотелось прижаться к нему, прислониться, почувствовать теплую кожу и тугие мышцы под ней — ту удивительную твердость мужского тела, которой никогда не бывает у женщин.

— Ника, присядь и тоже поешь. Мне тут еще голодных обмороков не хватало.

Я не стала кочевряжиться и вынуждать Скворцова уговаривать себя. Если он не видит ничего плохого, чтобы есть за одним столом с прислугой, то кто я такая, чтобы спорить?

Аппетит разыгрался не на шутку. Я взяла две отбивных, пару картофелин, нагрузила на тарелку целую горку салата. Это было втрое больше, чем обычно я позволяла себе по вечерам!

Свекровь всегда следила, чтобы, не дай бог, я не начала переедать и полнеть. И плевать ей было, что у меня в роду никогда не было толстых.

«Береги фигуру смолоду! Как мой сын сможет показаться с тобой на людях, если ты расплывешься?» — твердила она и лично убирала с моей тарелки то, что считала лишним. Вот зачем это было делать, если после ужина она уходила к себе домой, а я тайком, когда муж засыпал, шла к холодильнику и в темноте, сидя у стеночки, в спешке давилась остатками ужина?

Скворцов в мою тарелку не смотрел. Может, потому что ему зрение не позволяло. Как бы то ни было, а я наелась досыта и даже, кажется, немного переела.

— Ника, ужин очень вкусный. Ты отлично готовишь, — Эдуард тоже отодвинулся от стола и сыто вздохнул. Он не поскупился на похвалу и новую улыбку. — Ладно, ты тут хозяйничай, а нам с Найджелом пора на прогулку.

Лабрадор, услышав свое имя, тут же помчался в угол у входных дверей, схватил в зубы и принес хозяину поводок незнакомой мне конструкции. Поводок выглядел как трость длиной в метр, из нижнего конца которой тянулся шнур с карабином на конце.

— Найджел, мне переодеться нужно, — засмеялся Эд. — Сиди, жди.

— На прогулку? — переспросила я, провожая мужчину взглядом.

Понятно, что я тут домработница. Мое дело — посуду мыть, стирать, готовить. На прогулки со Скворцовым другая девушка будет ходить. Та, которую он полюбит, или хотя бы та, которая согласится стать суррогатной матерью для его ребенка.

Но как же мне хотелось пройтись вместе с Эдом и Найджелом! Узнать их любимый маршрут. Взглянуть на сияющий вечерними огнями Яснодар, полюбоваться на крупные южные звезды. Я ведь их еще толком и не видела! А моря… моря не видела вообще никогда. И нескоро увижу: до него почти сто километров. Полтора часа езды. Вряд ли Скворцов отпустит меня. Но, если попросить выходной…

— Ты что — хочешь с нами? — Эд замер у нижней ступени лестницы и оглянулся на меня вопросительно.

— Мне убирать надо. — Я окинула взглядом кухню, все поверхности которой были заставлены грязной посудой.

— Собирайся. Уберешь, когда вернемся.

— Все засохнет… — попыталась воспротивиться я.

— Ничего, посудомоечная машина справится. Ну же, Ника! Ты ведь хочешь пройтись перед сном!

— Хочу.

— Так в чем дело? Я приглашаю!

— Ладно. — С собой я еще могла воевать. Возражать Скворцову сил не было.

Поднялась вслед за ним в свою спальню. Разворошила чемодан, извлекла на свет любимые джинсы — единственные во всем моем гардеробе, и одобренные свекровью исключительно для поездок на шашлыки или на дачи к друзьям ее драгоценного сына.

К джинсам прилагалась худи неброского серого цвета. Куртка и туфли полуспортивного вида ждали меня на первом этаже возле входных дверей.

Когда я спустилась, Эд уже пристегивал карабин поводка к ошейнику Найджела.

— Ты быстро собралась, Вероника, — прокомментировал он мое появление. — Я думал, тебя, как всякую девушку, придется ждать час или полтора.

— Думаю, Найджел не простил бы мне такой пытки, — пошутила я. — Это мы на прогулку идем, а у него более серьезные дела на улице.

— Хорошо, что ты это понимаешь.

Эд вышел, выпустил меня, запер дверь и уже знакомым жестом почти наощупь отыскал перила.

— Найджел — пес молодой и активный. Ему нужно много движения, так что настраивайся бродить долго, — сообщил, шагая вниз.

— Ничего.

— Разве ты не устала? Все-таки двое суток в пути. Мне даже неловко думать, что придется поднимать тебя завтра в семь утра, иначе мы не успеем в школу собак-поводырей к десяти.

— Я привыкла вставать рано. А Найджела взяли в школу? Несмотря на…

— Взяли, но пришлось повоевать. — Скворцов понял, о чем я спрашиваю. — Бегать ему это не мешает, выполнять команды — тоже. Это люди считают, что у него что-то не в порядке. А сам парень считает себя абсолютно здоровым псом!

— Сколько ему?

— Семь месяцев.

— Расскажешь, как он у тебя появился?

Мне вдруг стало безумно любопытно, как Эдуард Евдокимович Скворцов, который явно мог позволить себе приобрести щенка самой дорогой породы и с самой длинной родословной, решился взять трехногого песика, на которого вряд ли вообще кто-то позарился бы. Может, Найджела ему подсунули, считая, что он не разглядит недостатков из-за плохого зрения? А потом Эд просто привязался к питомцу, и не смог его вернуть в питомник?