Лабиринты чужой души. Книга 2

Людмила Евсюкова

Путь к счастью тернист и извилист. Две малышки в разное время попадают в приемную семью. Взрослея, они мечтают: одна о семье и детях, вторая о богатстве, славе и веселой жизни. Они спорят, кто быстрее достигнет исполнения мечты. Вызов брошен. И не известно, к чему это приведет. В произведении любовь и блуд, плен, погони, насилие, обман и семейные отношения. Роман о молодежи и для нее. Надеюсь, придется по душе и людям более старшего возраста.

Глава 5. 1966 год. Поездка к бабушке

Наступило лето. Писаревы засобирались в отпуск к бабушке, на Азовское море. Они очень любили отдых в Ейске, который можно назвать райским местом из моря, песка и солнца. Тихий, спокойный советский городок с парками и аллеями, множеством развлечений и кинотеатров. Все там звало и привлекало. Если зайдешь в кафе, — чудесная еда, если в кафетерий — коктейли и мороженое самые разные и необыкновенно вкусные. А уж квас вообще редко, где найдешь лучше,

Когда природа создавала этот уголок, она в первую очередь позаботилась именно об отдыхе с детьми в краю с мягким солнечным климатом и теплым неглубоким морем в основном с песчаными пляжами, хотя воссоздала и каменистые берега, ракушечные и галечные. Там нет промышленных предприятий и полчищ комаров. В общем, можно найти отдых на любой вкуС,

В дороге Вера с Любой читали старую Ейскую газету. Оказывается, там «в ветреную погоду, случается, со дна моря волнами поднимается взвесь из лечебной грязи. Тогда оно становится мутным и, как ни странно, полезным людям с болезнями костей, мышц нервов. И даже оказывает омолаживающее действие.»

Люба тогда расхохоталась:

— Вот здорово! Заходишь в воду такой хромающей старушкой, а выходишь из нее цветущей леди! Надо запомнить на будущее!

Вера ухмыльнулась:

— Любишь ты все переворачивать вверх ногами. Имеется ввиду, кожа станет гладкой.

Вон, как у нашей мамы.

Писаревым особенно нравилось купание с детьми в лимане. Выходя из дома, они постоянно встречали людей с колясками, маленькими детьми, с полотенцами, кругами, совочками, формочками. Все спешили к лиману, где спокойно, мелко и теплая вода.

Бабушкин домик находился в первой линии от него. Прямо во дворе слышался шум прибоя и крик чаек. Писаревы там расслаблялись и нежились, кто в тени, кто на солнышке. Особенно радовались общению с морским воздухом и теплой прохладной водой девочки. Они, как рыбки, барахтались в воде, то подпрыгивая над волнами, то ныряя под них. При этом визжали так, что уши закладывало. Накупавшись, они бежали в дом обедать. Аппетит после водных процедур был отменный.

Мила с мужем ощущали себя здесь причастными к чему-то волшебному. Нравилось нежиться на песке, вглядываясь в лазурный горизонт, ощущая при этом бесконечность и выискивая ту черту, за которой теряется море. Любое мгновение старались впитать в себя, получая удовольствие от ласкающих прикосновений волн, от влажных или сухих поцелуев ветра, даже от колких ракушек, впившихся в огрубевшую кожу ступней. Впитывая сердцем, глазами, душой и вдыхая живительный, соленый, аромат моря, они еще раз убеждались в неисповедимости жизни.

Люба, окунувшись в воду, чуть побарахтавшись и побрызгавшись ею с Верой, всегда кричала:

— Пап, иди к нам, здесь такой кайф! Вода, как в ванной!

Василий тогда снимал одежду и в плавках с разбегу и криками несся к дочкам, высоко поднимая ноги в воде. Клал одну руку на другую перед собой. Люба тут же забиралась на них ногами, делала сальто назад и оказывалась в волнах, при этом визжа от удовольствия. Со временем такой финт понравился и Вере. Отец был их обязательным товарищем при купании.

Потом сестренки поочередно выскакивали на песчаный берег:

— Мамочка, ну, чего ты сидишь в тени и не купаешься? Там так здорово!

Они тянули ее на глубину, поливали водой из сложенных ладошек. Но Мила долго на солнце старалась не находиться. Не позволяло подорванное здоровье.

Бывало иногда, вмиг сгущались тучи, море вспенивалось, набегая волнами, сбивая купальщиков с ног, переворачивая всех и швыряя в разные стороны. Тогда они терялись в волнах, в глазах темнело от страха: вдруг не смогут одолеть разбушевавшуюся стихию, хотя и боролись изо всех сил.

Когда наступал дневной зной, Писаревы гуляли по какому-нибудь парку, которых в Ейске встречалось множество. Все они словно из сказки: утопали в роскошной зелени, вокруг яркими пятнами пестрели клумбы цветов, благоухающих разными ароматами. Уютные лавочки в тенистых местах призывно сверкали краской. Если по пути попадались аттракционы, девочки обязательно их опробовали, а взрослые в это время спокойно беседовали, сидя на скамейке.

Иногда Писаревы бродили, вдыхая морской воздух по набережной на Ейской косе, где выстроен целый городок аттракционов с колесом обозрения. С него они с удовольствием любовались панорамой всего города. Дух захватывало от высоты и завораживающего пейзажа. Многие гости Ейска толпились около столиков турагентов, чтобы отправиться в туристические поездки в другие населенные пункты, морские рейсы на катерах на необитаемый остров.

Однажды Василий остался дома для чистки не вовремя забившейся канализации. Мила с матерью отправились на прогулку с девочками одни. В одном из тенистых мест сели отдохнуть на лавочку:

— Вижу, все у вас в порядке, Милочка? — обняла за плечи свою взрослую дочь старушка.

— Нормально, мама! Девочки привыкли к нам. Мы тоже. Учатся хорошо. Особенно Вера. Отдали ее в музыкальную школу. Учителя хвалят. Оказывается, талант у нее и абсолютный слух. Видимо, в биологическую маму пошла.

— И слава Богу. Ну, что бы из них вышло в детдоме? Ничего хорошего. Кто бы там следил за их развитием? А Люба, смотрю, прямо красавицей становится. Лишь бы родительские гены в ней не взыграли.

Мила вздохнула

— Мы с Васей тоже этого опасаемся. Пока все нормально, но подростковый возраст все покажет. По крайней мере, ей с нами хорошо. Да и мы пока довольны. Подбежали дочери, которые только что наперегонки носились по парковой аллее, Вера заверещала:

— Мамочка, а мы пойдем в зоопарк? Помнишь, в том году там были? В нем такие интересные зверюшки. Мягкие, пушистые, ласковые.

— И волки что ли ласковые? — подначивала младшую сестру старшая.

— Ну, причем тут волки? Я их не люблю. Мне больше нравятся зайчики, белочки, обезьянки.

— Сама ты, как белочка. Все ходишь, и орешки грызешь, — снова дразнила сестру Люба.

— Можно подумать, ты не грызешь!?

— А хотя бы и так! Но я интересуюсь не только зоопарком.

Вера обиделась:

— Посмотрите на нее. Фифа нашлась. Вырядилась, как на свидание!

— Для меня любой выход на улицу — праздник. Хоть и говорят, что встречают по уму, точно знаю, лукавят.

Она отвернулась от Веры. Поправила свои пушистые волосы и поморгала глазами для большей выразительности.

И тут же поинтересовалась:

— А в парк Поддубного пойдем? Там такая тень, просто обалдеть можно. И молодежи много. Каждый выпендривается по — своему.

— Люба, выбирай слова! Мы в общественном месте. — Сделала замечание Мила. Веди себя культурно.

Та сверкнула на нее злыми глазами и надулась.

Младшая сестра выделялась бурной реакцией на любое обидное слово или давление со стороны. Стоило ей попасть в стесняющие обстоятельства, или подумать, что кто-то диктует ей свое мнение, она моментально теряла самообладание, мягкость и сдержанность. И вот как сейчас обижалась. Люба тоже загоралась от любого вмешательства в ее мир, считая, что она по старшинству в свои почти четырнадцать лет имеет на это право.

Мама решила разрядить обстановку:

— Вот завтра с утра и прогуляемся в парк, пока у зверей будет кормежка.

— Ура! — Закричали в один голос сестренки.

Обиды обеих ушли на второй план. Они уже обнимали друг друга, шепчась. А вслух Люба только и сказала:

— В том году мы с Верой фотографировались у памятника, «держа» в руках гантели богатыря.

Бабушка поддакнула:

— И сейчас можете это сделать у его памятника перед входом в Музей. Он удачно расположен и красиво освещен солнечными лучами, а за ним растут деревья, которые создают прекрасный летом и весной зеленый фон для всех, кто хочет запечатлеть эту достопримечательность на своих фотографиях. Куда ни посмотришь, обязательно найдется кто-то позирующий перед камерой.

— В тот раз ты была с гирей, теперь моя очередь, — вскочила с лавочки Вера.

— Маленькая еще командовать, — толкнула ее Люба.

Вера упала на колено и с обидой крикнула:

— Ах, ты так! Ну, берегись! — Она сжала кулаки и пошла в сторону Любы, сузив глаза.

Бабушка приструнила внучек:

— Господи, девочки, успокойтесь. Из вас энергия прет, как из трансформатора. Дайте нам с мамой посидеть спокойно и поговорить. Обязательно пойдете и к зверушкам, и к силачу, — засмеялась она, — только завтра. Лучше возьмите деньги и сбегайте за мороженым. Вон продается с лотков в тенечке. А потом сходим туда, где вы еще не были,

— А где это мы еще не были, бабушка? — Поинтересовалась старшая внучка. Старушка хитро улыбнулась:

— Это сюрприз.

— Ну, бабушка…

— Никаких вопросов. Какой же это будет секрет, если я вам все выложу заранее?

Внучки устремились к лотку с мороженым. От его разнообразия у них зарябило в глазах. Люба повернула голову к младшей сестре:

— А давай сегодня « Большой папа» в хрустящем сахарном рожке возьмем?! Мне чур с шоколадом!

— А мне с джемом. Так сладенького хочется, — облизнула губы Вера. — А маме с бабушкой какое возьмем?

— Ты же знаешь, они эскимо на палочке любят.

Бабушка в это время говорила Миле:

— Хочу сводить вас в открытый в этом году дельфинарий.

Та повернула вполоборота голову и удивленно приподняла брови:

— Да ну! Дельфинарий открыли? Кто-нибудь уже был там?

— Вышедшие с представления просто в восторге.

— Вот это новость, Любе с Верой понравится. Они недавно смотрели передачу про дельфинов, все удивлялись, почему они помогают людям при несчастных случаях, а не накидываются на них, как акулы.

Расправившись с мороженым, Мила, бабушка и девочки отправились на остановку автобуса, потом по набережной прошлись легким шагом, заглядывая в торговые палатки и любуясь морем. Их догнал папа. Как он догадался, где их искать?

— Мама, смотри, футболки с рисунками! — показывала Вера. — У нас с Любой таких никогда не было!

Бабушка улыбнулась:

— А я вам еще красивее в подарок купила.

— Правда? Вот здорово! — Девочки чмокнули бабушку в щеку.

— Тут брелки атасовские! Рыбки прямо в стекле плавают! — загорелись глаза Любы.

— А вот фигурка дельфинчика! Он прямо, как живой! А мы такие купим?

— Обязательно, — ответила мама. И тут же протянула дочкам по брелку.

И вот они оказались у большого помещения, где стояла толпа людей. Девочки прочитали: « Дельфинарий». Глаза их вспыхнули, как лампочки Ильича:

— А что, там дельфины будут? — удивились они в один голос.

— Конечно! — коротко сказала бабушка, довольная произведенным эффектом.

— Ура, ура! Я так их люблю! — запрыгала на месте Вера.

В шоу участвовали морской котик, белуха и пара дельфинов. Дельфины под восторженные крики зрителей синхронно плавали и делали множество всяких движений, еще высоко прыгали над водой. Люба с Верой от выступления были в восторге.

— Мама, ты только посмотри, они кувыркаются в воде! — громко шептала Вера. — А теперь вон прыгают вверх, как мы с Любой на батуте!

Бассейн находился близко от гостей. Иногда дельфины обрызгивали зрителей водой или бросали мячи в зал. Трибуны визжали и ревели от радости и возможности поучаствовать в игре с животными. Они возвращали игрушку и снова взрывались от появления ее снова на зрительских рядах вместе с прохладными каплями.

— Ой, папочка! Я его поймала, — визжала Люба, возвращая игрушку в бассейн.

— Кто поймает мяч, посланный дельфином, будет счастливым! — Шутил папа.

Девочки в это верили. И старались любым способом оказаться с ним в руках. После представления они сфотографировались с животными у бассейна. Надо было видеть, с каким довольным видом вышли они на снимках.

Люба при выходе из зала торжествовала:

— Я сегодня два раза оказалась счастливой.

— И нам с мамой один раз повезло, — хлопала в ладоши Верочка.

Люба прошептала на ухо бабушке:

— Ну, ты и партизанка, бабуля! Знала, что в городе такое чудо, и никому не сказала. Она привязалась к старушке с самого появления в семье Писаревых, когда та приехала в гости впервые. И теперь это единение прочно укрепилось.

Ночью, когда все, усталые, отправились в спальни, только бабушка и она почему-то не легли в кровати. Решили пообщаться за чашкой травяного чая. Бабушка готовила его по — особенному. При отменном вкусе в нем ощущался аромат трав, как только подносили чашку ко рту.

— Ну, как тебе, Любаша, живется с родителями? Не бывает разладов?

— Что ты, бабуля, мне никогда не было так хорошо. Я давно забыла о кошмаре детских лет. Если честно, даже не подозревала, что есть семьи, где не тиранят и не лезут с нравоучениями.

Когда впервые оказалась у них, думала: « Пройдет немного времени, и они станут такими же, как прежние». Но они какие были, добрые и участливые, такими и остались до сих пор. Я даже забыла, что когда-то была в другой семье и в детдоме.

— Да, внученька, детдом — не место для детей. Они там, как манекены — без собственного мнения и понимания жизни.

— Если честно, бабуль, для меня он был лучше, чем ад в родительской семье. Хотя, я никогда его не любила и боялась. Еще в детстве я потеряла друзей, у них отец с матерью из — за пьянки были лишены родительских прав. Старший Ромка, мой ровесник, может, чуть младше, и его сестренка Ритка, — хорошенькая белобрысая девчонка лет трех-четырех.

В памяти жуткий беспорядок в их квартире, отсутствие продуктов и вещей. Даже занавесок на окнах и постельного белья у них не было. Еще помню добрых бабушек во дворе, сующих вечно голодным друзьям бутерброды с колбаской. Ромка очень трогательно заботился о сестре. Они всегда были вместе. Мы играли во дворе, вместе бегали в «запретный» парк на соседней улице — тайком лазали по деревьям, вытирали подорожником разбитые Риткины коленки.

Однажды Ромка пришел гулять один со страшными, опухшими глазами. Мне стало тогда по-настоящему страшно. Помню его сжатые кулаки и слезы в глазах.

— Они забрали Ритку. Меня тоже скоро это ждет. Украду ее, — махнул рукой он тогда обреченно, — и мы убежим с ней далеко-далеко.

Больше я никогда их не видела. Тогда мне было лет восемь, и я ничего не могла сделать для них. А тут у самой умер отец. Мамка после этого, как свихнулась: ушла с работы, стала пить и чужих дядек в дом водить. Юрка-то — брат — уже тогда в ПТУ учился после восьмилетки. И он с ними вместе стал выпивать.

— Бедная моя внученька, сколько неприятных воспоминаний в твоей прелестной головке, — погладила девочку бабушкина мозолистая рука. Хорошо, что это теперь в прошлом. Дай Бог, чтобы ни у кого не было такого детства.

А Люба тем временем продолжала:

— С тех пор закончилась моя спокойная жизнь. Я и в подворотнях стала от брата и мужиков прятаться, и в школу редко ходить. А куда я пойду грязная, голодная, босая? Каждый раз кто-нибудь приставал ко мне, я выскакивала в окно, которое всегда держала с открытыми шпингалетами. Пряталась в высотных домах.

Как-то у подъезда — моего укрытия — появилась милиция.

— Да замучили уже эти бездомные! Кто знает, что у них на уме? — перекрикивала всех тетка с первого этажа.

— Вот-вот! То кодла пацанская какая-то ночевала. Теперь где-то с месяц девчонка обитает! — Вторила ей тетка со второго этажа. — И чего им дома не живется!?

Я подумала тогда, что зря тяжелые сумки помогала ей до двери подносить?!

Участковый достал ручку из кармана и открыл папку, собираясь записывать:

— Они что-то у вас воровали или шумели тут?

— Да ничего такого не было, — но во всем должен быть порядок, — опять горланила жительница первого этажа. Дети должны жить с родителями, а не шляться по улицам.

Милиционеры разделились по одному и стали прочесывать цокольный этаж. Я как раз тогда была в подвале, меня и поймали.

— А вот и девчонка! — схватил за шкирку милиционер, как нашкодившее животное.

— Дяденька, отпустите, я не буду здесь ночевать. Я к знакомой зашла. — Кричала я.

— В отделении разберемся, кто к кому зашел, — потащил он меня к выходу из схрона.

И на виду у ребят всей школы, в которой я училась, затолкнул в машину и отвез в отдел опеки.

Бабушка прижала к себе голову Любы:

— Господи! Многострадальная моя внучка! И что же опека?

Люба вздохнула:

— Да ничего, они подали документы в суд на ограничение матери в правах на меня, и отвезли в детский дом. Дети там смотрели с укором, жалостью и обреченностью.

Чуть позже я поняла, почему. Обыкновенная тюрьма. И никакого просвета, если только не повезет, и кто-то не захочет взять в семью. И все же… Там я хоть вдоволь наелась и увидела чистоту. Не то что у матери.

— Мне вот до сих пор непонятно, внученька, зачем ты пошла в тот день к ней в дом?

— А чего тут неясного? Из детдома стали удочерять моих подруг. Я тоже хотела жить в большой, крепкой семье в собственном доме, чтобы, как своих детей, любили и заступались за меня, — у нее покатились слезы по щекам. — Я тогда дала шоколадку сторожу и он отпустил до вечера. Выходной ведь был.

— И что же, ты, такая хорошенькая, никому из потенциальных усыновителей не понравилась? — нежно отодвинула от своего плеча девочку и заглянула в ее глаза бабушка.

Конец ознакомительного фрагмента.