Оборотная сторона холста

Любовь Шапиро, 2019

В мире европейской живописи сенсация пропала картина известной английской художницы русского происхождения «Двойной портрет». Никто точно не знает, что или кто на нем изображен. Но рисунок открывает загадку придворной портретистки мадам Трушански и неизвестного мужчины. Поиски портрета – это только начало тайн, которые нам предстоит открыть, читая роман. У каждой Тайны есть оборотная сторона. У большой любви есть счастье и несчастье. У каждой картины есть оборотная сторона холста, на которой написана история целого мира, в котором были счастливы два молодых начинающих человека. Война разделила их жизнь, как и миллионов других на много оборотных частей – потерь и встреч, геройства и предательства, но любовь была всегда. Юрий и Анни расстались – он уехал на фронт, а она в эвакуацию. Но не доехала. Всю войну он ищет её, а она его. Их счастье оказалось коротким. Они очутились в разных странах. Судьбы их не должны были пересечься, но Анни нашла Юрия. И через много лет они встретятся один раз. Но вся их жизнь – это повесть о необъятной любви. «Оборотная сторона холста» перевертывает судьбы всех персонажей романа. В нем нет однозначного ответа, как в жизни любого человека. Тайны их бытия волнуют всё больше и больше, когда вчитываешься в судьбы героев. Ничто не вечно под луной, кроме большой любви…

Галина 1939 год

Чёрный «воронок» медленно ехал за мной. Мне хотелось убежать, но я понимала, что это бессмысленно. Я спиной чувствовала, как за мной идёт человек. Сейчас он подойдёт ко мне. Почему я? Почему именно меня, самую младшую хотят арестовать. Я же секретарь комсомольской организации. Наверное, это плохо. Они постепенно уберут всю нашу семью. Мысли проносились как ветер, сменяя одна другую.

— Девушка, пойдёмте со мной, — ласково, но настойчиво произнёс человек в тёмно-коричневом пальто и такого же цвета фетровой шляпе. Я только успела подумать, что отец никогда не носил шляп. Либо вовсе без головного убора, либо кепка. Она ему очень шла. Её сшила мама ко дню рождения отца. Какая ерунда лезет в голову.

— О чем задумались? — Мужчина тихо засмеялся. — Вас там не обидят, наоборот, вас ждет приятный сюрприз.

— Я не люблю сюрпризов, — вытащила руку из-под локтя преследователя, которую он ловко и незаметно, почти без усилий затолкал обратно.

— Поехали. Неудобно стоять так долго на виду у всех, — он подтолкнул меня к машине, где сидели ещё двое абсолютно таких же мужчин без выражений лиц. Их физиономии словно стерли. Совершенно одинаковые по фасону комплекты одежды, только разные по цвету, отличали их. Они вежливо поздоровались и поджали губы.

Ехали мы медленно. Мне показалось целую вечность. В салоне машины стояла удушающая тишина. Перебирая в голове все возможные варианты от побега до припадка, я вспомнила, как Наташа рассказывала шепотом, что одну девочку из их института вот так же увезли на чёрной машине. Через несколько дней она вернулась, но вела себя странно. Перестала общаться с однокурсниками, сторонилась их, и всё время ходила мыть руки. Потом, говорила Наташка, произошел перелом. Девушку прорвало. Она стала сбивчиво рассказывать своим подружкам, что была в Большом доме и там…. Договорить она не успела. Подбежала маленькая серенькая женщина и оттащила её в угол. Затем взяла её «нежно» под руку, и что-то внушая той, вывела из института. Что происходило с девушкой дальше, Наташка не рассказывала. Может, не знала или забыла, но скорее всего, боялась.

— Ну и славненько, приехали. Выходите барышня.

— Куда идти, — я старалась говорить твердым голосом, но внутри всё дрожало. Ответа я не получила. Меня просто ввели в открывшуюся дверь.

На несколько минут я даже забыла, что мне страшно. Зала была шикарно обставлена. Везде зеркала, тяжелые нефритового цвета портьеры. Вообще, всё было нефритовое с позолотой. Внезапно я услышала голос, который напевал песенку. Я повернулась, уверенная, что вошел хозяин. Но увидела в глубине странный полированный ящик с изображением. Он говорил и показывал через линзу. По-детски мне стало интересно, а шум в голове и медвежья болезнь постепенно отступали.

— Нравится, спросил человек с акцентом. Он был невысок ростом и в очках. Я его узнала.

— Очень, дяденька, — я специально строила из себя дитя неразумное, надеясь глупая, что это остановит моего собеседника.

— Хочешь, вместе посмотрим? Садись на колени ко мне.

— Можно, я сначала схожу в туалет, — я ковыряла пальцем в носу и сжимала ноги, показывая, что сейчас, прямо здесь напущу лужу.

— Ну, иди, — недовольно процедил хозяин.

Я надеялась, что-то придумать. Может, в туалете есть окно. Наивная дура. Меня проводили, чуть ли не до унитаза. Что сделать, чтобы он от меня отстал. Я порылась в сумочке и нашла ножницы. Недолго думая, я оттяпала свою роскошную косу и ещё выстригла на голове клок волос. Стукнулась головой о стенку, чтобы пошла кровь.

— Ты чего так долго? — спросил провожатый.

— Хочу понравиться. Прихорашиваюсь.

Когда я вышла, то мой страж онемел на минуту.

— Ты что сделала с собой? Ты идиотка, на кого ты стала похожа?

— У меня голова вдруг страшно зачесалась. Решила, что это вши, — невозмутимо, продолжая чесать голову, ответила я.

Мужчина стал весь красный от напряжения и страха. В эту минуту он боялся больше, чем я, что меня утешало и даже веселило. У меня бабушка была соратницей Ленина. Характер кремень, отношение к людям стальное. Она всегда говорила, что страх — это позор. «Ищи способ выкрутиться — он всегда есть».

Когда мы вошли в залу, кровь ещё стекала по моей белой праздничной кофточке. В тот день мы принимали в комсомол ребят из седьмого класса.

— Ты находчива, — рассмеялся хозяин.

— Просто я соскользнула с унитаза и ударилась, а потом когда стала вытирать кровь, то увидела, что по мне побежали какие-то мошки. Я испугалась и отрезала косу и решила подравнять волосы. А вот, что вышло.

— Слушай, девочка, — очки на лице блеснули, и за ними я увидела взгляд, который буду помнить всю жизнь. И бояться его. Этот страх ничем не перешибешь. — Ты останешься здесь до тех пор, пока у тебя не заживет твоя тупая голова. Волосы тебе подстригут как надо. Потом посмотрим…. Ты мне нравишься.

Его слова, эхом раздававшиеся и уносящиеся под потолок, были приговором. Вот только чему, я не поняла…

Я вернулась через пять дней…

* * *