Природа зверя

Луиза Пенни, 2015

Роман «Природа зверя» продолжает серию расследований старшего инспектора Армана Гамаша. Этот обаятельный персонаж создан пером Луизы Пенни, единственного в мире пятикратного лауреата премии Агаты Кристи. Не проходит и дня, чтобы девятилетний Лоран Лепаж не сочинил какую-нибудь фантастическую историю – о вторжении марсиан, громадной пушке, крылатых монстрах, увиденных им в лесу. Конечно, никто из жителей деревушки Три Сосны не воспринимает всерьез его болтовню, в том числе бывший старший инспектор полиции Арман Гамаш, поселившийся здесь после выхода в отставку. Но мальчик исчезает, и вскоре поисковая группа глубоко в лесу натыкается на загадочную находку, доказывающую, что монстр все-таки побывал в здешних местах. Люди начинают подозревать, что далеко не все из рассказов Лорана чистая выдумка. Арман Гамаш понимает: возможно, он сам, не поверив мальчику, повлиял на роковой ход событий. Впервые на русском языке!

Глава шестая

После целой ночи поисков, уже под утро, отец и мать нашли Лорана. В овраге, куда он упал. Рядом лежал его велосипед. Утреннее солнце коснулось отполированных ручек руля, и родители по наводке солнечного зайчика нашли сына.

Другие участники поиска, собравшиеся из деревень по всем Восточным кантонам, услышали дикий вопль.

Арман, Рейн-Мари и Анри прекратили поиск. Перестали звать Лорана. Перестали продираться сквозь густые заросли вдоль обочин. Перестали понукать Анри пробираться глубже, еще глубже в колючие кусты и репейник.

Рейн-Мари повернулась к Арману, ошеломленная, словно этот крик превратился в кулак и ударил ее. Она подошла к мужу, ухватилась за него и спрятала лицо у него на груди. Его одежда, его плечо, его руки почти заглушили ее рыдания.

Она ощутила его запах — сандаловое дерево с примесью розовой воды — и впервые не испытала утешения. Таким подавляющим было горе. Так потрясал этот вопль.

Анри, весь в колючках репейника, обеспокоенный услышанными звуками, подбежал, повизгивая, и остановился, глядя на своих хозяев.

Рейн-Мари отстранилась от мужа и отерла лицо платком. Но, увидев влажный блеск в глазах Армана, снова вцепилась в него. Теперь она держала его, как только что он держал ее.

— Я должен… — проговорил он.

— Иди, — сказала Рейн-Мари. — Я за тобой.

Она взяла Анри на поводок и поспешила вслед за мужем. Арман уже преодолел половину расстояния до поворота дороги. Он бежал на крик горя.

А потом вопли прекратились.

За поворотом Арман увидел Ала Лепажа внизу, у подножия холма, — тот стоял посреди грунтовой дороги и смотрел в никуда.

Арман сбежал вниз по крутому спуску, слегка оскальзываясь на сыпучем гравии. Вдали он заметил Габри и Оливье, приближавшихся к Алу с противоположной стороны.

Из подлеска до него донеслись стоны и ритмичное шуршание.

— Ал? — позвал Арман, замедляя шаг, и остановился в нескольких шагах от этого крупного, неподвижного человека.

Лепаж махнул рукой, но не повернулся.

Даже не успев еще взглянуть, Гамаш знал, что он увидит.

Позади него стихли шаги Рейн-Мари. Потом раздался ее стон. Стон матери, увидевшей воплощенный в жизнь кошмар другой матери. Любой матери.

А Арман смотрел на Ала. Воплощенный кошмар любого отца.

Быстрым, опытным взглядом Арман оценил местонахождение велосипеда, поломанные кусты, примятую траву. Расположение камней. Детали прочно запечатлелись в его памяти.

Потом он спустился в овраг через высокую траву и заросли, скрывающие Лорана и его велосипед. У него за спиной Оливье и Габри говорили с Алом. Пытались успокоить.

Но отец Лорана был безутешен. Он ничего не видел и не слышал. Он был бесчувствен в бесчувственном мире.

Иви обнимала Лорана, прижимала к себе, закрывала его своим телом. Баюкала. Ее темно-русые волосы выбились из резинки и упали, образовав завесу, скрывавшую ее лицо. И лицо мальчика.

— Иви, — прошептал Арман, опускаясь рядом с ней на колени. — Ивлин.

Он медленно и нежно отвел волосы с ее лица.

Гамаш повидал немало мест преступлений и знал, когда уже ничем нельзя помочь. Но он все равно протянул руку и пощупал холодную шею мальчика.

Рыдания Иви перешли в пение, и на мгновение ему показалось, что этот звук издает Лоран. Знакомая мелодия, мальчик напевал ее двумя днями ранее, когда Арман вез его домой.

«Старик, взгляни на жизнь мою, — тихонько пел он. — Двадцать четыре мне, и столько еще впереди».

Позади них, на дороге, раздался резкий вздох, такой громкий, что заглушил пение.

Вздох, а потом звук рвотного позыва. И еще один. Это Ал Лепаж пытался дышать сквозь комок горя в горле.

За этими жуткими звуками Арман услышал, как Оливье вызывает «скорую». Подошли другие люди, встали в полукруг возле Ала. Смотрели на него, не зная, что делать с таким неизбывным горем.

Ал упал на колени и, медленно опустив голову, уткнулся лбом в землю. Потом сцепил руки на своей седой голове и превратился в камень, булыжник на дороге.

Арман повернулся к Иви. Она прекратила раскачиваться и тоже окаменела. Она напоминала откопанное в развалинах Помпеев тело, навечно застывшее в мгновении ужаса.

Арман ничем не мог им помочь. И поэтому сделал кое-что для себя. Он взял Лорана за руку, бессознательно пытаясь ее согреть. Он так и держал руку мальчика, пока не приехала «скорая». Машина примчалась на полной скорости под звук сирены. А подъехала медленно. Беззвучно.

Некоторое время спустя Рейн-Мари и Арман задернули шторы на окнах, чтобы не проникали лучи солнца. Они отключили телефон. Осторожно выбрали репейник из шерсти терпеливого Анри. А потом, во тьме и тишине своей гостиной, они сидели и плакали.

— Примите мое сочувствие, patron, — сказал Жан Ги. — Я знаю, вы любили мальчонку.

— Ну, приезжать было необязательно, — сказал Гамаш и направился от входной двери в глубину дома. — Мог бы просто позвонить по телефону.

— Я хотел привезти вам это лично, а не отправлять по электронке.

Гамаш посмотрел на то, что держал в руке Жан Ги.

— Merci.

Жан Ги положил папку на кофейный столик перед диваном:

— Судя по данным местного отделения полиции, смерть наступила в результате несчастного случая. Лоран ехал домой на велосипеде вниз по склону, попал в рытвину. Вы же знаете, какая там дорога. Они считают, что он ехал на большой скорости и от толчка перелетел через руль в овраг. Не знаю, видели ли вы там поблизости камни.

Гамаш кивнул и потер большой рукой лицо, пытаясь прогнать усталость. Они с Рейн-Мари сумели поспать несколько часов, прежде чем их разбудил стук дождя по карнизу.

День клонился к вечеру, и Жан Ги приехал из Монреаля с предварительным заключением о смерти Лорана.

— Я видел камни. Быстрая работа, — сказал Гамаш, надевая очки и открывая папку.

— Данные предварительные, — напомнил Жан Ги, садясь рядом с тестем на диване.

За окном дождь лил как из ведра. Холодный дождь, пробирающий до костей. Растопили камин, и угольки весело потрескивали и вспыхивали, отскакивая от поленьев. Но двое мужчин, склонивших голову над бумагами, не замечали жизнерадостного танца пламени.

— Посмотрите вот сюда. — Бовуар ткнул пальцем в строчку полицейского отчета. — Коронер говорит, что он умер сразу же, как только ударился о дорогу. Он не…

Он не лежал там, страдая от боли, пока становилось все темнее. И холоднее.

В свои девять лет Лоран умер не испуганным в ожидании помощи.

Жан Ги увидел короткий кивок Гамаша, сжавшиеся губы. В том, что случилось, утешения искать не приходилось. Он примет то, что сможет принять. Как в конечном счете сделают это Иви и Ал. Что может быть хуже потери ребенка? Только мысль о том, что он умер в страданиях.

— Его травмы соответствуют тому, что обнаружила полиция, — сказал Жан Ги. Он откинулся на спинку дивана. — Почему вы думаете, что здесь возможно нечто большее?

Гамаш читал еще несколько секунд, потом поднял голову и посмотрел на Жана Ги над полукруглыми линзами очков:

— С чего ты решил, что я так думаю?

Жан Ги едва заметно улыбнулся и кивнул на бумаги:

— Я видел ваше лицо, когда вы читали отчет. Вы ищете улики. Я двадцать лет сидел напротив вас, patron. И знаю, как вы выглядите в такие минуты. Потому-то я и хотел присутствовать, когда вы будете читать это. — Он постучал пальцем по отчету. — Мне мальчишка тоже нравился. Забавный паренек.

Гамаш улыбнулся и кивнул.

— Ты прав, — признал он. — Я считал, что дело тут нечисто, с того момента, как мы его нашли. Об этом говорило множество мелочей. И одно серьезное соображение. Дети все время падают с велосипедов. Не могу тебе сказать, сколько раз Анни приземлялась на голову. Только многочисленные травмы головы и могут объяснить ее любовь к тебе.

— Merci.

— Однако смертельных случаев на удивление мало. И потом, Лоран почти всегда ездил в шлеме. Почему вчера он оказался без шлема? Шлем был при нем — привязан к рулю велосипеда.

— Возможно, Лоран надевал шлем, уезжая из дома и возвращаясь. А бóльшую часть времени, когда его никто не видел, ездил без шлема. Все дети так делают. Я снимал шапочку зимой, как только заворачивал за угол и мать переставала меня видеть. Я бы скорее отморозил голову, чем выставил себя дураком. Не надо, — поспешно произнес Жан Ги, предвидя логичный комментарий.

Гамаш покачал головой:

— Просто что-то там было не так, Жан Ги. Что-то не укладывалось. Траектория, расстояние, которое пролетело тело. Расстояние, которое пролетел велосипед…

–…все это здесь разобрано.

— В отчете, состряпанном за несколько часов? И к тому же нужно учитывать положение тела Лорана относительно велосипеда.

Жан Ги взял из полицейского отчета фотографии, рассмотрел их и передал Арману, который убрал их в папку.

Вид этого лица и тела преследовал его весь день. Он впечатался в его память. Нет нужды смотреть еще раз.

— Выглядело так, будто они были сброшены туда.

— Oui. Когда он попал колесом в выбоину, — сказал Жан Ги, стараясь проявлять терпение.

— Жан Ги, я расследовал немало несчастных случаев и вижу, что здесь смерть не была случайной.

— Однако все, кроме вас, patron, считают иначе.

Бовуар сказал это тихим, но твердым голосом. Гамаш снял очки и посмотрел на зятя.

— Ты думаешь, мне хочется, чтобы это оказался не несчастный случай? — спросил он.

— Нет. Но иногда наше воображение уносит нас в дали дальние. Сочетание горя, усталости, чувства вины.

— Вины?

— Хорошо, может быть, не вины, но вы наверняка чувствовали ответственность за мальчика. Он вам нравился и относился к вам с почтением. И тут случилось такое. — Бовуар показал на фотографии. — Я понимаю, patron. Вы хотите что-то сделать и не можете.

— И превращаю несчастный случай в убийство?

— Ну, вы же оспариваете выводы, — сказал Жан Ги, пытаясь разрядить неожиданно возникшее напряжение. — Только и всего. Но картина абсолютно ясна.

— Все это слишком уж предварительно. — Гамаш закрыл папку и отодвинул ее. — Они поспешили сделать очевидные выводы, потому что так им проще. Но дело нужно расследовать дальше.

— Почему?

— Потому что я должен быть уверен. Они должны быть уверены.

— Нет, я что хочу сказать: допустим на минуту, что это не несчастный случай. Он совсем мальчик. Насилию не подвергся. Следов истязаний нет. Слава богу. Зачем кому-то его убивать?

— Не знаю.

Гамаш не глядел на стопку грязных листов, лежащих на столике у задней двери, где они и оставались после того, как он откопал их и принес в дом. Но он ощущал их присутствие. Ощущал присутствие Джона Флеминга — вот он присел на корточки, слушает, наблюдает.

— Иногда мотив очевиден, иногда это просто неудачное стечение обстоятельств, — сказал он. — Убийца строит свои планы, а жертва выбирается без разбора.

— Вы думаете, Лоран стал жертвой серийного убийцы? — спросил Жан Ги, впадая в скептицизм. — Обычного убийцы вам недостаточно?

— Недостаточно? — Гамаш сердито посмотрел на зятя. — Что ты имеешь в виду?

Его голос, поначалу чуть не сорвавшийся на крик, упал до опасного шепота, но потом Гамаш взял себя в руки.

— Извини, Жан Ги. Я знаю, ты пытаешься помочь. Я ничего не выдумываю. Понятия не имею, зачем кому-то могло понадобиться убивать Лорана. Я лишь говорю, что сомневаюсь, с несчастным ли случаем мы имеем дело. Может быть, его сбила машина и водитель скрылся. Но что-то тут не складывается.

Гамаш снова открыл папку. Список того, что полиция нашла в карманах Лорана. Маленький камешек с вкраплением пирита. Золотая обманка. Плитка шоколада. Сломанная. А еще чешуйки и семена сосновой шишки, земля и галета.

Затем Гамаш отыскал в отчете описание рук мальчика. Они были поцарапанные, грязные. Коронер обнаружил под ногтями сосновую смолу и кусочки растительного вещества, но ни кожи, ни крови.

Никаких признаков борьбы. Если Лорана убили, то у него не было возможности защищаться. По крайней мере, такие результаты хоть немного утешали. Они свидетельствовали о том, что Лоран в последние часы, минуты жизни занимался обычными мальчишескими делами. Не сражался за жизнь, а явно наслаждался ею. До самого конца.

Гамаш перевел взгляд на Жана Ги:

— Ты займешься этим?

— Конечно, patron. Я приеду на похороны, а к тому времени постараюсь получить более определенные ответы.

Бовуар задумался, с чего начать. Но в голову ничего не приходило. Когда умирает ребенок, что делают в первую очередь?

— Вы сказали, отец не хотел смотреть на мальчика, на его тело. Не может ли быть, что…

Гамаш на миг задумался. Вспомнил обветренное, словно высеченное из камня лицо Ала Лепажа, стоявшего спиной к мертвому сыну и рыдающей жене.

— Такое возможно.

— Но?

— Если он убил Лорана в приступе ярости, то мог бы попытаться замести следы, но поступил бы проще, мне кажется. Он бы закопал тело где-нибудь в лесу. Или отнес в лес поглубже и оставил там. Чтобы природа сделала свое дело. Если было совершено убийство, то кто-то попытался придать ему видимость несчастного случая.

— Обычная история, — заметил Жан Ги. — Лучший способ скрыть убийство — это сделать его непохожим на убийство.

Они прошли в кухню, налили кофе, сели за сосновый стол и стали греть руки о кружки.

Бовуару не хватало этого. Долгих, долгих часов со старшим инспектором Гамашем. Когда они размышляли над уликами. Обсуждали подозреваемых. Сравнивали записи. Сидели друг против друга в столовых, машинах, захолустных гостиницах. Разбирали дело по крупицам.

И сейчас, сидя за кухонным столом в Трех Соснах, инспектор Бовуар спрашивал себя, не потворствует ли он шефу, соглашаясь взяться за дело, которое почти наверняка существовало только в воображении Гамаша. А может, он потворствует самому себе?

— Если это убийство, то почему просто не закопать его в лесу? — спросил Жан Ги. — Найти тело практически невозможно. И как вы сказали, волки и медведи…

Гамаш кивнул.

Он посмотрел на Жана Ги. Бовуар нахмурил брови, размышляя. Выстраивая логические цепочки. Сколько же раз, вспомнил Гамаш, они сидели, обдумывая тонкости дела, в маленьких рыбацких деревнях, на фермерских полях, в глуши, в занесенных снегом хижинах. Пытаясь найти убийцу, который делал все, чтобы скрыться от правосудия.

Ему не хватало того прошлого.

Не потому ли он и занялся этим? Не превратил ли он трагическую смерть ребенка в убийство ради своих эгоистичных целей? Не заставляет ли Жана Ги поверить в то, чего не существует? Потому что ему скучно. Потому что он тоскует по тем временам, когда был великим старшим инспектором Гамашем.

Потому что тоскует по аплодисментам.

Как бы там ни было, Жан Ги задал хороший вопрос. Если кто-то действительно убил Лорана, почему просто не спрятать тело в глуши темного леса? Зачем устраивать инсценировку несчастного случая?

На этот вопрос имелся единственный ответ.

— Убийца хотел, чтобы тело Лорана обнаружили, — сказал Жан Ги, опережая Гамаша. — Если бы Лоран пропал, мы бы начали поиски. Перевернули бы все вокруг.

— И могли бы найти что-нибудь такое, что хотел скрыть убийца, — добавил Гамаш.

— Но что? — спросил Жан Ги.

— Что? — повторил Гамаш.

Час спустя Рейн-Мари вернулась от Клары и увидела мужа и зятя в кухне. Они сидели молча, уставившись перед собой.

Она понимала, что это значит.

Похороны Лорана Лепажа состоялись два дня спустя.

Дождь перестал, небеса прояснились, день выдался яркий и неожиданно теплый для сентября.

Священник, который, похоже, не знал Лепажей, старался как мог. Он говорил о доброте Лорана, его мягкости, невинности.

— Того ли мы хороним? — прошептал Габри, когда снова началась молитва.

Священник попросил подойти отца Лорана. Ал вышел вперед, облаченный в плохо сидящий черный костюм. Волосы его были туго схвачены сзади, борода расчесана. Держа в руках гитару, он сел на стул, поставленный для него.

Гитара покоилась у него на коленях, готовая к действию. Но Ал просто сидел и смотрел на людей, пришедших проводить его сына. Он пребывал в оцепенении. Иви подошла к нему и помогла вернуться на скамью в первом ряду.

Погребение на кладбище над деревней Три Сосны прошло в узком кругу. Только Ивлин и Алан Лепаж, священник и люди из похоронной конторы.

В подвале церкви учителя Лорана, одноклассники и соседские дети вяло жевали еду, принесенную жителями деревни.

— Могу я поговорить с вами, patron? — спросил Жан Ги.

— Слушаю, — сказал Арман, когда они отошли в сторону.

— Мы перебрали все варианты. Нет ничего, что указывало бы на убийство.

Бовуар смотрел на этого крупного человека и пытался понять по его лицу, о чем он думает. Испытывает ли облегчение? Да. Но Бовуар увидел и кое-что еще.

— Все-таки вас что-то беспокоит, — сказал Жан Ги. — Я могу показать, что мы обнаружили.

— Нет нужды, — сказал Гамаш. — Merci. Я тебе благодарен.

— Но вы верите нашим выводам?

Гамаш задумчиво кивнул:

— Верю. — А потом, совершенно неожиданно для Жана Ги, улыбнулся. — Похоже, Лоран был здесь не единственным человеком, наделенным живым воображением. Способностью видеть то, чего нет.

— Так вы не будете подавать заявление о нашествии марсиан?

— Ну, теперь, когда ты об этом упомянул…

Гамаш кивком указал в сторону буфета, и Бовуар улыбнулся, заметив, что Рут наливает что-то из фляжки в свой картонный стаканчик с пуншем.

— Merci, Жан Ги. Я ценю то, что ты сделал.

— Благодаря Лакост. Она одобрила расследование, даже людей дала. Мальчик погиб в результате несчастного случая, patron. Он упал с велосипеда.

Гамаш снова кивнул. Они вернулись к остальным, по пути пройдя мимо Антуанетты и Брайана.

Брайан поздоровался, но Антуанетта отвернулась.

— Вижу, она все еще злится, — сказал Жан Ги.

— И все сильнее.

— Вы это о ком? — спросила Рейн-Мари, когда Арман и Жан Ги присоединились к ней.

— Об Антуанетте, — ответил Жан Ги.

— Она с такой ненавистью посмотрела на меня, — сказала Мирна.

— И на меня тоже, — подхватил Габри, подходя к ним с тарелкой яблочного пирога.

На тарелке Оливье громоздилась гора киноа, кинзы и яблочного салата.

— Пьеса плохо продвигается? — спросил Жан Ги.

— Когда люди узнали, кто автор, большинство актеров отказались участвовать, — пояснил Габри. — Я думаю, Антуанетта была искренно удивлена.

Мирна взглянула на Антуанетту и покачала головой:

— Она, кажется, действительно не понимает, чем могут быть обеспокоены люди.

— Значит, постановка отменяется? — спросил Жан Ги.

— Нет, — ответила Клара. — Вот что странно. Она не хочет отменять постановку. По-моему, теперь все роли исполняет Брайан. Она никак не хочет смириться с реальностью.

— Похоже, это всеобщее поветрие, — заметил Арман.

— Вы имеете в виду Лорана? — спросил Оливье. — Вот был парень, чье понимание реальности было расплывчатым.

— Помните, как он рассказывал о динозавре в пруду? — улыбаясь, спросил Габри.

— И почти убедил тебя, — сказал Оливье.

— А как он говорил, что три сосны разгуливают по деревенскому лугу? — напомнила Мирна.

— Они все время разгуливают, — заявила Рут, втискиваясь между Габри и Оливье.

— Накачавшись джина, — добавила Клара. — Забавно, как это действует.

— Кстати, никакого джина тут нет. Вероятно, кто-то все выпил. Принеси-ка еще, — велела Рут Мирне.

— Принеси свой…

— Тсс, мы же в церкви, — прервала Мирну Клара.

— Мы на похоронах ребенка, — сказал Оливье, обращаясь к Рут. — Здесь нет алкоголя.

— Если и есть повод для выпивки, то именно сейчас, — возразила Рут.

Она держала Розу так, как Ивлин Лепаж держала Лорана. Прижимая к груди. Защищая.

А потом прозвучали истинные надгробные слова Лорану Лепажу. Истории о его историях. О забавном парнишке с палкой, который причинял всем беспокойство. Создавал хаос, монстров, марсиан, пушки, бомбы и гуляющие деревья.

Таким был мальчик, которого они хоронили.

— Сколько раз мы смотрели на луг и видели там, как Лоран из своего «ружья» палил по инопланетянам, — сказала Клара, когда они вышли из церкви и направились по грунтовой дороге в деревню.

— Бросал сосновые шишки, как гранаты, — сказал Габри.

— Бам-бам-бам! — Оливье держал в руках воображаемый автомат и производил звуки, которые они не раз слышали от Лорана, отстреливающегося от врагов.

Клара швырнула воображаемую гранату:

— Шарррах!

— Он всегда был готов защищать деревню, — сказала Рейн-Мари.

— Верно, — подтвердил Оливье.

Гамашу вспомнились семена сосновой шишки, найденные в кармане Лорана. Мальчик был на задании — он защищал мир. Вооруженный до зубов. В момент смерти.

— Вообще-то, я думал, что его смерть не была несчастным случаем, — сказал Арман Мирне, когда остальные оторвались от них, уйдя вперед по деревенскому лугу. — Я считал, что это убийство.

Мирна остановилась и посмотрела на него:

— Правда? Почему?

Они сели на скамью в лучах вечернего солнца.

— Я всегда об этом думаю. Наверное, я так часто сталкивался с убийствами, что они мне видятся, даже когда их нет?

— Вы создаете монстров. Как и Лоран, — сказала Мирна.

— Да. Жан Ги считает, что часть меня хотела, чтобы это было убийство. Потому что мне стало скучно.

— Уверена, что он ничего такого не говорил.

— Не говорил. Но я воспринял это так.

— И как вы отвечаете на подобные подозрения?

— Полагаю, в его словах была доля правды. Не то чтобы мне стало скучно, и, уж конечно, убийство меня не забавляет. Оно вызывает у меня отвращение. Но…

— Продолжайте.

— На прошлой неделе приезжала Тереза Брюнель. Она предлагала мне должность суперинтенданта, курирующего отделы по расследованию убийств и тяжких преступлений.

Брови Мирны взлетели.

— И?..

— По правде говоря, я нигде не чувствовал такого душевного покоя, такой душевной гармонии, как здесь. Я не испытываю ни малейшей потребности возвращаться в полицию. Но я чувствую, что должен принять ее предложение.

Мирна рассмеялась:

— Как я вас понимаю! Когда я оставила свою психотерапевтическую практику, меня мучило чувство вины. Мы не из поколения наших родителей, Арман. Теперь у людей есть много возможностей. Перестав практиковать, я задала себе один вопрос: чего мне хочется на самом деле? Не для моих друзей. Не для моей семьи. Не для совершенно незнакомых мне людей. А для себя. Наконец-то. Наступил мой черед, мое время. А теперь — ваше, Арман. Ваше и Рейн-Мари. Чего вы хотите на самом деле?

Он услышал, как упала шишка, и с трудом удержался, чтобы не повернуться посмотреть, где там забавный мальчишка, кидающий «гранаты». Шарр-ррах.

Потом упала еще одна. И еще. Словно три громадные сосны стучали в землю. Просили принять Лорана. Того маленького волшебника, который заставлял их гулять.

Арман закрыл глаза, вдохнул запах свежескошенной травы, ощутил тепло солнечных лучей на лице.

«А чего я хочу?» — спросил он себя.

Ветерок донес до него первые слабые ноты знакомой мелодии. Из «Урожая» Нила Янга. Арман взглянул в сторону маленького кладбища на вершине холма. На фоне ясного голубого неба он увидел крупную фигуру человека с гитарой в руках.

И с холма донеслись слова: «…и столько еще впереди».