Всевидящее око

Луи Байяр, 2006

НАЦИОНАЛЬНЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР США. Скоро фильм от NETFLIX с КРИСТИАНОМ БЭЙЛОМ и ДЖИЛЛИАН АНДЕРСОН! Это расследование оставит неизгладимый след в его душе. А он оставит след в душах многих поколений… Эдгар Аллан По считается создателем западного детектива. Но что, если этот жанр – не плод его живого воображения, а результат невероятных событий, пережитых в молодости? Невероятных и неизвестных… 1830 год, Вест-Пойнт, Военная академия США. Октябрьским вечером найден повесившийся кадет Лерой Фрай. Событие крайне скверное, но все же не за рамками понимания. Пока кто-то не выкрадывает труп Фрая и не вырезает у него сердце, с глубоким знанием дела вскрыв грудную клетку… Руководство академии обращается за помощью к живущему неподалеку Огастесу Лэндору – ушедшему на покой нью-йоркскому сыщику, о чьем умении читать людей ходят легенды. Рыская по Вест-Пойнту в поисках зацепок, Лэндор неожиданно находит себе толкового помощника в лице одного курсанта. Тот эмоционально нестабилен, болезненно самолюбив, исповедует странные идеи и является воплощением дисциплинарных нарушений. Но имеет обширные знания, потрясающую интуицию, нестандартную логику и острый глаз. Его зовут Эдгар Аллан По. И он почему-то твердо убежден, что за кошмарным надругательством стоит… поэт. «Высший пилотаж… Глубокий и напряженный роман. Этот прекрасно написанный триллер на голову выше других попыток художественно осмыслить биографию По». – Publishers Weekly «Невероятно умно и чрезвычайно дельно. Читаешь как утерянную и обретенную классику. Байяр вдохнул новую жизнь в историческую прозу, показывая XIX век так, будто жил в нем». – New York Times «Заслуга Байяра не только в том, что он описывает место и время действия, создавая жуткую атмосферу в лучших традициях своего героя, но и в том, что По на этих страницах столь убедителен, словно мы слышим его подлинный голос». – Washington Post «По, который был крайне взыскательным литературным критиком, впечатлился бы интеллектом и писательским мастерством Байяра». – Oregonian «Великолепный сюжет, полное погружение. А на такую шокирующую концовку мало кто из романистов способен». – The Sunday Times (London) «Байяр – писатель выдающегося дарования. Его язык, воображение, невероятная смесь дерзости и мастерства свидетельствуют: у нас на глазах крепнет новый огромный талант». – Джойс Кэрол Оутс «Байяр написал первоклассный триллер, полный отсылок к Конан Дойлю и самому По; здесь лучится великолепным языком каждая страница. Его По – именно такой, каким мы могли бы представить писателя в молодости: удивительный, странный, даже слегка пугающий». – Дастин Томасон «Оглушительное и достойное самого По посвящение ему; и дело не только в мастерстве, с которым реализован сюжет этой готической головоломки, но и в том, как выписан характер будущего великого писателя. Обворожительная печальная повесть, созданная не боящимся риска автором». – Лора Липпман «Байяр искусно вплетает в повествование мотивы из творчества По, полностью захватывая нас». – New York Observer «Байяр продемонстрировал великолепное владение стилем века, о котором он пишет, не принеся в жертву динамичности и напряженности. Остросюжетная литература высшей пробы». – Historical Novels Review «Байяр создал тонкую, великолепно выписанную вещь, достойную самогó нашего классика, его героя». – Baltimore Sun «Поразительно оригинальный портрет великого писателя. Захватывает ум тонкими нюансами и будоражащей историей». – Denver Rocky Mountain News

Повествование Гаса Лэндора

5

Лазарь начал попахивать через несколько дней — чем Лерой Фрай отличался от него? Так как никто не планировал воскрешать его из мертвых и родители должны были приехать только через три недели, у руководства академии возникла проблема. Можно было сразу похоронить юношу, а потом стойко выдержать гнев семейства Фрай, — и можно было не класть его в могилу, но тогда возникал риск разложения исковерканного тела. После короткого обсуждения был выбран второй вариант, однако для этого требовался лед, и доктору Марквизу пришлось прибегнуть к практике, которую он наблюдал много лет назад, будучи студентом медицинского факультета Эдинбургского университета. Иными словами, он погрузил Лероя Фрая в ванну со спиртом.

Именно там мы и нашли его, капитан Хичкок и я. Голого, в дубовом ящике, наполненном этанолом. Чтобы закрыть ему рот, между грудиной и челюстью вставили палку, а чтобы он не всплывал, в полость груди насыпали уголь, однако нос все равно маячил над поверхностью, а веки отказывались опускаться. Вот так он и плавал, и казался при этом более живым, чем раньше, как будто его несли к нам волны.

Ящик был проконопачен, но недостаточно плотно, поэтому мы могли слышать, как на козлы падают капли. Вверх поднимался резкий запах спирта, и я понял, что здесь можно очень быстро опьянеть.

— Капитан, — сказал я, — вы бывали у океана?

Хичкок ответил, что бывал несколько раз.

— А вот я только однажды, — сказал я. — Помню, там была девочка — лет восьми, наверное, — она строила собор из песка. Удивительная штука получалась, с колокольнями, рядом здания клира… Не могу перечислить, как много там было деталей. Она учла все — кроме прилива. Чем быстрее она работала, тем быстрее он наступал. Не прошло и часа, как прекрасное дело ее рук превратилось в кучки на песке. — Я жестом показал, как все сровнялось с песком. — Мудрая девочка не пролила ни слезинки. Иногда я думаю о ней, когда пытаюсь нагрузить посторонними обстоятельствами простые факты. Выстраивается нечто красивое, а потом накатывает волна, и остаются только кучки. Основание. Горе тем, кто об этом забывает.

— А какое у нас основание? — спросил Хичкок.

— Ну, — сказал я, — давайте посмотрим. Есть предположение, что Лерой Фрай хотел умереть. Это, капитан, кажется чертовски хорошим основанием. А зачем еще молодому человеку вешаться на дереве? Он был сломлен; это старая песня. Что сделал бы сломленный человек? Ну, оставил бы записку. Рассказал бы своим друзьям и родственникам, почему решил так поступить. Чтобы услышали, чего он не мог добиться при жизни. Так что… — Я вытянул вперед руку. — Где эта записка, капитан?

— Мы ее не нашли.

— Гм… Ну, не страшно, не все самоубийцы оставляют записку. Господь свидетель, я видел, как многие просто прыгают с моста. Итак, Лерой Фрай устремляется к ближайшему обрыву… О, постойте-ка, он решает повеситься. Только не там, где его легко найти. Возможно, не хотел никому доставлять хлопот… — Помолчав, я продолжил: — Итак, он находит удобное крепкое дерево, перекидывает веревку через ветку… — Я вытянул одну ногу, потом другую. — И обнаруживает, что на своей самодельной виселице даже не оторвется от земли. Ладно, он закрепляет веревку по-другому… Нет, он этого не делает. Нет, Лерой Фрай так жаждет умереть, что просто… продолжает брыкаться. — Я дергаю ногой. — Пока веревка не заканчивает свою работу. — Хмуро смотрю в пол. — Да, дело было долгое, если выполнять его таким образом. А если шея не сломана, то еще более долгое…

Хичкок принял вызов.

— Вы сами говорили, что он был не в себе. Почему мы должны ждать от него разумного поведения?

— Что ж, по моему опыту, капитан, нет ничего разумного в том, что человек решает убить себя. Он просто знает, как собирается это сделать. Однажды… Однажды я видел, как женщина кончает с собой. У нее в голове была очень четкая картина. Пока она все это делала, можно было поклясться, будто она просто вспоминает. И это потому, что она уже видела, как все происходит.

Капитан Хичкок сказал:

— А та женщина, о которой вы говорите, — она была?..

Нет-нет, он этого не сказал. Он вообще какое-то время молчал. Просто наматывал круги вокруг гроба Лероя Фрая, сапогами соскребая воск.

— Возможно, — сказал он, — это был просто пробный забег, который вышел из-под контроля.

— Если верить нашему свидетелю, капитан, то тут ничего не выходило из-под контроля. Ноги на земле, ветка в пределах досягаемости: если б Лерой Фрай хотел все это отменить, он запросто это сделал бы.

Хичкок продолжал расхаживать.

— Веревка, — сказал он. — Узел распустился, когда он повесился. Или кадет Хантун толкнул его сильнее, чем ему показалось. Есть масса…

Он упирался изо всех сил, такова уж была его природа. Я бы восхищался им, но у меня от него уже начали болеть глаза.

— Взгляните сюда, — сказал я.

Скинув сюртук грубого сукна, я закатал рукава рубашки и сунул руку в спиртовую ванну. Сначала шок от холода, потом шок от фантомного жара. И еще причудливое ощущение, будто моя кожа одновременно и растворяется и грубеет. Однако с моей рукой ничего не происходило, я просто поднял голову Лероя Фрая на поверхность. С головой поднялось и тело, жесткое и вытянутое, как дно, на котором оно лежало. Мне пришлось подсунуть и другую руку, чтобы оно не погрузилось.

— Шея, — сказал я. — Это первое, что удивило меня. Видите? Нет четкого следа. Веревка стянулась и скользила вверх-вниз по шее, словно искала хорошее местечко.

— Как будто…

— Как будто он боролся. И еще взгляните. На пальцы.

Я указал подбородком, и капитан Хичкок после короткой заминки закатал рукава и склонился над телом.

— Видите? — сказал я. — На правой руке. Подушечки.

— Волдыри.

— Именно так. Свежие волдыри, судя по виду. Думаю, он… цеплялся за веревку, пытаясь содрать ее.

Мы смотрели на запечатанный рот Лероя Фрая, смотрели внимательно, как будто этим могли распечатать его. По какой-то странной случайности в помещении и в самом деле зазвучал голос — не мой, не Хичкока, — зазвучал так громко, что мы резко выпрямились, и тело Лероя Фрая с плеском погрузилось в спирт.

— Позвольте узнать, что вы тут делаете?

Должно быть, мы являли собой жуткое зрелище для доктора Марквиза. Склоненные над гробом, с закатанными рукавами. Прямо-таки дневные грабители могил.

— Доктор! — воскликнул я. — Я счастлив, что вы смогли присоединиться к нам. Мы крайне нуждаемся в медицинском авторитете.

— Джентльмены, — процедил он, — это против всяких правил.

— Абсолютно точно. Вы не будете возражать, если я попрошу вас ощупать затылок мистера Фрая?

Он поборолся за соблюдение правил приличия — по крайней мере, уделил этой борьбе еще несколько секунд своего времени, — а потом последовал нашему примеру. И пока ощупывал череп, его лицо, хмурое от напряжения, постепенно стало умиротворенным. Человек был на своем месте.

— Что там, доктор?

— Пока ничего… Я… Гм… Гм, да. Своего рода ушиб.

— То есть шишка?

— Да.

— Попробуйте описать ее нам.

— Затылочная область, насколько я понимаю… дюйма три в окружности.

— Насколько плотная?

— Выдается… о, примерно на четверть дюйма.

— Скажите, доктор, а что могло стать причиной такой шишки?

— То же, что и любой другой шишки: что-то твердое, вступившее в контакт с головой. Без осмотра больше ничего сказать не могу.

— Удар мог быть нанесен после смерти?

— Маловероятно. Шишку образует экстравазированная кровь — кровь, вытекшая из сосудов. Если она не циркулирует… если нет сердца… — У него хватило здравомыслия подавить смешок. — Шишки быть не может.

То была медленная, стыдливая работа — возвращать себе цивилизованный вид, раскатывая рукава рубашек и надевая сюртук и мундир.

— Итак, джентльмены, — сказал я, хрустя костяшками пальцев, — что конкретно нам известно? — Не получив ответа, был вынужден отвечать сам: — У нас есть юноша, который никому не рассказывает о своем желании умереть. Не оставляет записки. Умирает, опираясь ногами о землю. У него на затылке имеется… ушиб, как выразился доктор Марквиз. Волдыри на пальцах, ожоги от веревки по всей шее. А теперь я вас спрашиваю: предполагает ли все это, что человек добровольно отправился к Создателю?

Хичкок, как я помню, поглаживал нашивки на своем мундире, словно напоминал себе о своем звании.

— И что, по вашему мнению, произошло? — спросил он.

— О, у меня просто версия, вот и всё. Примерно между десятью и, скажем, одиннадцатью тридцатью Лерой Фрай выходит из комнаты в казарме. Он, естественно, знает, что наверняка наткнется… Простите, а каковы последствия того, что он столкнется с мистером Хичкоком?

— Если покинет казарму после отбоя? Это десять штрафных баллов.

— Десять, да? Значит, он рискует, не так ли? А зачем? Ему очень хочется увидеть Гудзон, как нашему очаровательному мистеру Хантуну?.. Может, и так. Может, среди ваших кадетов есть тайный отряд любителей природы. Но в случае мистера Фрая я склонен считать, что у него на уме было какое-то особое дело. И только потому, что кто-то ждет его.

— И этот кто-то?.. — сказал доктор Марквиз, не закончив свой вопрос.

— Давайте предположим, что это тот, кто ударил его по голове. Накинул петлю ему на шею. И затянул ее.

Я сделал шаг назад и улыбнулся, глядя в стену, потом вернулся к ним и сказал:

— Естественно, это только версия, джентльмены.

— Думаю, вы скромничаете, — сказал капитан Хичкок довольно оживленным тоном. — Сомневаюсь, что вы стали бы выдвигать версию, не веря в нее.

— О да, — сказал я, — но завтра океан все смоет, и… пшик.

Тишина, которую нарушало лишь «кап-кап» по козлам и шарканье сапог Хичкока… а потом, наконец, и голос капитана, звучавший все напряженнее с каждым словом.

— Мистер Лэндор, теперь вы поставили нас перед двумя загадками, хотя раньше была одна. По-вашему, получается, что мы должны искать и осквернителя Лероя Фрая, и убийцу Лероя Фрая?

— Если только, — сказал доктор Марквиз, скользя взглядом по нам обоим, — это не одно и то же лицо.

Странно, что предположение высказал именно он, — но он его высказал, и воцарившаяся тишина приобрела совершенно новое качество. Все мы, думаю, двигались вверх разными дорогами, но одинаково ощущали изменение высоты.

— Итак, доктор, — сказал я, — единственный, кто может ответить нам, — это бедный юноша в гробу.

Лерой Фрай слегка покачивался в своей ванне; его глаза были широко распахнуты, тело пребывало в окоченении. Скоро, как я знал, трупное окоченение пройдет и суставы начнут двигаться… и, может, тогда, думал я, тело что-нибудь нам откроет.

Именно в тот момент я обратил внимание — снова, должен отметить — на его левую руку, сжатую в кулак.

— Прошу прощения, — сказал я, — если не возражаете…

Вероятно, я произнес эти слова, но уже не отдавал себе отчет в том, что говорю и что делаю. Передо мной стояла единственная цель: добраться до руки Лероя Фрая.

Подтащить руку к свету было невозможно, так как для этого пришлось бы подтаскивать все тело, поэтому я удовлетворился тем, что работал под поверхностью. Остальные двое не понимали, что меня так заинтересовало, пока не услышали треск отогнутого от кулака большого пальца Лероя Фрая. Даже приглушенный спиртом, звук получился ужасным; он напомнил тот, с каким курице рубят шею.

— Мистер Лэндор?

— В чем дело?

Следующий палец разогнулся быстрее. Или, вероятно, я уже знал, какое усилие понадобится.

Щелк. Щелк. Шелк. Шелк.

В раскрытой ладони Лероя Фрая лежало нечто желтое и с неровными краями. Клочок бумаги.

Когда я поднес его к свету, Хичкок и Марквиз уже стояли по обе стороны от меня, и мы вместе читали, молча шевеля губами, как студенты, вглядывающиеся в написанные мелом на доске латинские слова.

АНИ

ТАМА В

АЙ БУДЬ ВО

ДИ НА ВС

— Ну, может, в этом ничего и нет, — сказал я, сворачивая бумажку и убирая ее в карман. Присвистнув, посмотрел на лица своих соратников. — Вернуть пальцы в прежнее положение?

* * *

Мое пребывание в академии нельзя назвать полноценным тюремным заключением. Бывали периоды, особенно в следующие несколько недель, когда эскорт отходил на короткое время или позволял мне на несколько ярдов отклониться от курса. На минуту или даже на две поводок ослабевал, и я оказывался в одиночестве в самом сердце Вест-Пойнта, и тело давало о себе знать: лысина на голове, хрип в левом легком, боль в бедре… а поверх всего этого то биение — бум-бум-бум, — что я ощутил в кабинете Тайера. Каждый симптом я воспринимал как повод для ликования, так как он означал, что какие-то части меня далеки от академии. Много ли кадетов и даже офицеров могли сказать про себя такое?

А теперь позволь, Читатель, вернуть тебя к тому моменту, когда нас с капитаном Хичкоком (доктора Марквиза мы оставили заглаживать оскорбления, нанесенные личности Лероя Фрая) по пути к квартире суперинтенданта остановил некто профессор Чёрч. У профессора имелась жалоба, предназначенная исключительно для ушей Хичкока. Мужчины отошли в сторону; я немного продвинулся вперед и оказался в саду суперинтенданта. Милый крохотный уголок: рододендроны, астры, дуб, обвитый плетистой розой… Я закрыл глаза и позволил себе опуститься на медную скамью, радуясь одиночеству.

Вот только я оказался не один. Позади меня раздался напряженный голос:

— Прошу прощения…

Я повернулся и увидел его. За грушей. Он показался мне таким же нереальным, как лепрекон. Разве я не наблюдал (или не слышал), как кадетов академии строевым шагом гонят на завтрак, обед и ужин? В класс, на парад, в казармы? Спать и бодрствовать? Я стал думать об этих мальчиках в страдательном залоге^[22], и мысль о том, что один из них может выйти из строя ради какого-то своего дела (более важного, чем окунуть ногу в Гудзон), была для меня настолько же дикой, как если б у камня выросли ноги.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он. — Вы Огастес Лэндор?

— Да.

— Кадет четвертого класса По, к вашим услугам.

* * *

Начнем с того, что он был слишком стар. Во всяком случае, когда сидел рядом с однокурсниками. Остальные мальчишки все еще сохраняли юношескую прыщавость, у них были большие руки и впалые груди, они легко пугались, будто розга директора школы все еще свистела в воздухе. Этот же кадет был другим: на месте прыщей остались шрамы, осанка была прямой, как у офицера на выздоровлении.

— Как поживаете, мистер По?

Из-под дурацкого кожаного кивера свисали две гладкие черные пряди, превращая глаза — серо-карие, слишком большие для лица — в камеи. А вот зубы, напротив, были маленькими и ровными; такие можно увидеть на ожерелье вождя каннибалов. Изящные зубы соответствовали его конституции: он был худым, как соломинка, хрупким, если не считать лба, не влезающего в кивер. Бледный и выпуклый лоб выпирал из всего облика, словно пища анаконды, образующая узел cопротивления в ее теле.

— Сэр, — сказал он, — если не ошибаюсь, вам поручили раскрыть тайну вокруг Лероя Фрая.

— Именно так.

Новость еще не стала официальной, но отрицать ее смысла не было. К тому же молодой человек не питал никаких иллюзий, хотя и колебался, причем настолько долго, что я вынужден был спросить:

— Чем могу помочь, мистер По?

— Мистер Лэндор, я считаю, что честь этого учреждения возлагает на меня ответственность довести до вашего сведения некоторые сделанные мною умозаключения.

— Умозаключения…

— Касательно l’affaire^[23] Фрая.

При этих словах он откинул голову. Помню, я тогда подумал, что любой, использующий выражение «l’affaire Фрая», должен откидывать голову. Точно так же.

— Выслушаю их с величайшим интересом, мистер По.

Он открыл рот, собираясь заговорить, но промолчал и быстро огляделся — чтобы убедиться, я думаю, что никто нас не видит, или, как мне кажется более вероятным, что я уделю ему максимум внимания. Наконец-то выйдя из-за дерева, замер, выпрямившись в полный рост… а потом наклонился (в этом движении присутствовал намек на извинение) и зашептал мне на ухо:

— Человек, которого вы ищете, — поэт.

Сказав это, По отдал честь, низко поклонился и пошел прочь. Увидел я его, уже когда он смешался с группой кадетов, направлявшихся в столовую.

* * *

Большинство наших встреч затеряны в тумане. Когда кто-то становится жизненно важным для нас, только тогда мы видим в первой встрече значимость, задним числом… хотя, если признаться самим себе, тот, например, мужчина или та женщина были просто лицами среди многих лиц или случайностью. В данном случае, однако, я склонен верить: мое первое впечатление оказалось таким же полным, как и последующие. По той простой причине, что все в нем было неправильно. И всегда будет.

Примечания

22

Страдательный залог — грамматическая глагольная форма, подчеркивающая, что предмет мысли является не субъектом действия, а объектом.

23

Дело (фр.).