Всевидящее око

Луи Байяр, 2006

НАЦИОНАЛЬНЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР США. Скоро фильм от NETFLIX с КРИСТИАНОМ БЭЙЛОМ и ДЖИЛЛИАН АНДЕРСОН! Это расследование оставит неизгладимый след в его душе. А он оставит след в душах многих поколений… Эдгар Аллан По считается создателем западного детектива. Но что, если этот жанр – не плод его живого воображения, а результат невероятных событий, пережитых в молодости? Невероятных и неизвестных… 1830 год, Вест-Пойнт, Военная академия США. Октябрьским вечером найден повесившийся кадет Лерой Фрай. Событие крайне скверное, но все же не за рамками понимания. Пока кто-то не выкрадывает труп Фрая и не вырезает у него сердце, с глубоким знанием дела вскрыв грудную клетку… Руководство академии обращается за помощью к живущему неподалеку Огастесу Лэндору – ушедшему на покой нью-йоркскому сыщику, о чьем умении читать людей ходят легенды. Рыская по Вест-Пойнту в поисках зацепок, Лэндор неожиданно находит себе толкового помощника в лице одного курсанта. Тот эмоционально нестабилен, болезненно самолюбив, исповедует странные идеи и является воплощением дисциплинарных нарушений. Но имеет обширные знания, потрясающую интуицию, нестандартную логику и острый глаз. Его зовут Эдгар Аллан По. И он почему-то твердо убежден, что за кошмарным надругательством стоит… поэт. «Высший пилотаж… Глубокий и напряженный роман. Этот прекрасно написанный триллер на голову выше других попыток художественно осмыслить биографию По». – Publishers Weekly «Невероятно умно и чрезвычайно дельно. Читаешь как утерянную и обретенную классику. Байяр вдохнул новую жизнь в историческую прозу, показывая XIX век так, будто жил в нем». – New York Times «Заслуга Байяра не только в том, что он описывает место и время действия, создавая жуткую атмосферу в лучших традициях своего героя, но и в том, что По на этих страницах столь убедителен, словно мы слышим его подлинный голос». – Washington Post «По, который был крайне взыскательным литературным критиком, впечатлился бы интеллектом и писательским мастерством Байяра». – Oregonian «Великолепный сюжет, полное погружение. А на такую шокирующую концовку мало кто из романистов способен». – The Sunday Times (London) «Байяр – писатель выдающегося дарования. Его язык, воображение, невероятная смесь дерзости и мастерства свидетельствуют: у нас на глазах крепнет новый огромный талант». – Джойс Кэрол Оутс «Байяр написал первоклассный триллер, полный отсылок к Конан Дойлю и самому По; здесь лучится великолепным языком каждая страница. Его По – именно такой, каким мы могли бы представить писателя в молодости: удивительный, странный, даже слегка пугающий». – Дастин Томасон «Оглушительное и достойное самого По посвящение ему; и дело не только в мастерстве, с которым реализован сюжет этой готической головоломки, но и в том, как выписан характер будущего великого писателя. Обворожительная печальная повесть, созданная не боящимся риска автором». – Лора Липпман «Байяр искусно вплетает в повествование мотивы из творчества По, полностью захватывая нас». – New York Observer «Байяр продемонстрировал великолепное владение стилем века, о котором он пишет, не принеся в жертву динамичности и напряженности. Остросюжетная литература высшей пробы». – Historical Novels Review «Байяр создал тонкую, великолепно выписанную вещь, достойную самогó нашего классика, его героя». – Baltimore Sun «Поразительно оригинальный портрет великого писателя. Захватывает ум тонкими нюансами и будоражащей историей». – Denver Rocky Mountain News

Повествование Гаса Лэндора

9

31 октября

— Скот! — вскричал Хичкок, замахиваясь газетой, как саблей. — Теперь в жертву приносят домашний скот. Неужели ни одному из божьих созданий не уберечься от этого безумца?

— Так ведь, — сказал я, — уж лучше коровы, чем кадеты.

Его ноздри раздувались, как у быка, и я понял, каково это — быть кадетом.

— Прошу вас, капитан, не надо так волноваться. Мы же пока не знаем, тот же ли это человек.

— Если нет, это стало бы экстраординарным совпадением.

— Тогда, — сказал я, — мы можем хотя бы утешиться сознанием, что он переключил свое внимание с академии.

Нахмурившись, Хичкок провел пальцами по рукоятке парадной сабли.

— Хаверстроу не так далеко отсюда, — сказал он. — Любой кадет смог бы добраться туда за час — или меньше, если б раздобыл лошадь.

— Вы правы, — сказал я. — Кадет мог запросто преодолеть это расстояние. — Вероятно, я и в самом деле был не прочь спровоцировать этого бравого солдата и добропорядочного американца — а иначе зачем у меня возникло желание добавить: — Или офицер?

В ответ я получил суровый взгляд и покачивание головы. И короткий допрос. Осмотрел ли я ледник? Да, осмотрел. Что я там нашел? Много льда. Что еще? Ни сердца, ни улик.

Так, хорошо, беседовал ли я с преподавателями академии? Да, беседовал. Что они рассказали? Они проинформировали меня об оценках Лероя Фрая по минералогии и измерениям и поспешили сообщить, что он очень любил сушеный пекан. А еще попытались заполнить пробелы своими версиями. Лейтенант Кинсли посоветовал взглянуть на положение звезд. Профессор Чёрч поинтересовался, не слышал ли я об экстремальных практиках друидов. Капитан Эней Маккей, квартирмейстер, заверил меня в том, что кража сердца — ритуал инициации у некоторых племен семинолов (до сих пор существует).

Не разжимая губ, Хичкок втянул в себя воздух и с шипением выдохнул.

— Не побоюсь признаться, мистер Лэндор, что я крайне обеспокоен. Юноша и парочка бессловесных тварей. Наверняка между ними существует связь, но я пока ее не вижу. Я не в состоянии, хоть убейте, уяснить, ради чего человеку могли понадобиться все эти…

— Все эти сердца, — сказал я. — Вы правы, это очень любопытно. Ну, а мой друг По считает, что это дело рук поэта.

— Тогда, вероятно, — сказал Хичкок, отряхивая рукав мундира, — нам следует прислушаться к совету Платона и исключить всех поэтов из нашего общества. Начиная с мистера По.

* * *

То воскресенье было холодным и бесконечным. Помню, я одиноко сидел в гостиничном номере; створка окна была поднята, и если я вскидывал голову, то мог видеть дорогу на Ньюбург и дальше, в горы Шаванганк. Облака напоминали воротники вокруг пиков, солнце вычертило сверкающую дорожку вдоль Гудзона, и порывы ветра, поднимавшиеся из лощин, будоражили поверхность воды.

Ага! Точно по расписанию: пароход Северной реки «Палисадо», четыре часа назад вышедший из Нью-Йорка, подходит к пристани Вест-Пойнта. На всех палубах под навесами толпятся пассажиры, притиснутые друг к другу плотнее, чем любовники. Розовые шляпки, голубые, как яйца малиновки, зонтики и ярко-фиолетовые страусиные перья — сам Господь не додумался бы до такого сочетания цветов.

Прозвучал гудок, вверх вырвались клубы пара, и рабочие заняли свои места вдоль трапов. Мне было видно, как на воду, трепеща, что твой осиновый лист, спускается крохотная лодка, нагруженная телами и багажом. В королевство Сильвануса Тайера прибыли новые любопытные. Я наклонился вперед, пытаясь разглядеть их…

И обнаружил, что они разглядывают меня.

Их лица были подняты вверх, их бинокли — большие и маленькие, театральные, — направлены на мое окно. Я встал с кресла и сделал шаг назад… еще один… пока они не пропали из поля зрения; однако все равно сохранилось ощущение, будто они преследуют меня и в комнате, и я собрался уже опустить раму и закрыть ставни, когда за подоконник ухватилась рука — обыкновенная человеческая рука.

Я не закричал. Думаю, даже не шевельнулся. Помню, единственной моей эмоцией было любопытство, такое же, какое испытывает пехотинец, когда созерцает летящее в него пушечное ядро. Я стоял в центре комнаты и наблюдал, как еще одна рука — сестра первой — ухватилась за подоконник. Я услышал глухое ворчание и, затаив дыхание, смотрел, как в проеме окна появляется слегка покосившийся набок кивер. За кивером последовали завитки черных волос и большие серые глаза, потом нос. Ну, а потом два ряда крепко стиснутых зубов.

Кадет четвертого класса По к моим услугам.

Без единого слова он перевалился через подоконник… замер, чтобы перевести дух… перекинул ноги и приземлился на пол. Мгновенно выпрямившись, снял кивер, взлохматил волосы и поприветствовал меня европейским поклоном.

— Мои извинения за опоздание, — сказал он, тяжело дыша. — Надеюсь, не заставил долго ждать.

Я, не отрываясь, разглядывал его.

— У нас назначена встреча, — сказал По. — Сразу после службы, как вы и предложили.

Я подошел к окну и посмотрел вниз. До земли было три этажа, а дальше на сто футов тянулся крутой склон, заканчивавшийся камнями и рекой.

— Глупец, — сказал я. — Безмозглый глупец.

— Вы сами настояли на том, чтобы встретиться при свете дня, мистер Лэндор. А как еще я мог попасть к вам, не привлекая внимания?

— Не привлекая внимания? — Я с грохотом опустил створку. — Неужели вы не понимаете, что вас видели все на пароходе! Как вы забирались в гостиницу. Не удивлюсь, если сюда уже выслали армейскую охрану…

Я подошел к двери и прислушался, как будто в любую секунду в номер могли ворваться бомбардиры. Однако они не ворвались, и я почувствовал (с некоторым разочарованием), что мой гнев гаснет. Поэтому недовольно пробормотал:

— Вы могли убиться.

— О, высота тут небольшая, — деловым тоном сообщил он. — Не хотелось бы превозносить себя, мистер Лэндор, но должен сообщить, что я великолепно плаваю. Когда мне было пятнадцать, я проплыл семь с половиной миль по реке Джеймс против течения в жаркий день со скоростью три мили в час. Рядом с этим заплыв Байрона через Дарданеллы — детская шалость.

Вытерев пот со лба, По плюхнулся в качалку с плетеным сиденьем у окна и принялся дергать себя за пальцы так, чтобы щелкали костяшки — звук походил на тот, что издавали пальцы Лероя Фрая, когда я разгибал их.

— А теперь рассказывайте, — попросил я, усаживаясь на край кровати. — Как вы узнали, какое окно мое?

— Я увидел вас снизу. Естественно, попытался поймать ваш взгляд, но вы были чем-то увлечены. Во всяком случае, я рад сообщить, что успешно расшифровал записку.

Сунув руку в карман мундира, он достал клочок бумаги, свернувшийся от купания в спирте. Осторожно развернув его, положил его на кровать, встал на колени и принялся водить пальцем по ряду букв.

АНИ

ТАМА В

АЙ БУДЬ ВО

ДИ НА ВС

— Мистер Лэндор, мне очертить этапы своих умозаключений? — Он не стал дожидаться «да». — Начнем с самой записки. Что мы можем о ней сказать? Она явно носит личный характер. Она была у Лероя Фрая на момент его смерти; из этого мы можем предположить, что записка оказалась веской причиной, чтобы вынудить его той ночью покинуть казарму. Если учесть, что остальная часть записки была вырвана из его руки, мы можем предположить, что она каким-то образом идентифицирует отправителя. Весь текст состоит из довольно примитивных заглавных букв, и это указывает на то, что отправитель пожелал скрыть свою личность. Какой вывод мы можем сделать на основе этих предположений? Могла эта записка быть приглашением? Или нам стоит считать ее ловушкой?

Перед последним словом По сделал паузу. Которая явственно свидетельствовала о том, что он получает огромное удовольствие.

— Имея все это в виду, — продолжил кадет, — сосредоточим наше внимание на третьей строчке таинственного обрывка. И получим вознаграждение в виде одного слова, которое нам известно: «будь». В словарном запасе английского языка, мистер Лэндор, мало более простых и более емких по смыслу слов. Оно сразу же, как я считаю, выводит нас на территорию повелительного наклонения. Отправитель требует, чтобы Лерой Фрай был каким-то. Каким? Таким, что начинается с «во». Однако, если мы подставим сюда определения, они не будут согласовываться с пригласительной функцией послания. Нет, если кому-то понадобилось, чтобы Лерой Фрай оказался в определенное время в определенном месте, сюда подходит только одно слово: «вовремя».

Он вытянул вперед руку, словно буквы стояли у него на ладони.

— Итак, мистер Лэндор, два слова: «будь вовремя». Обыкновенная просьба для любого приглашения. Отправитель наверняка хотел, чтобы Лерой Фрай пришел вовремя. Но если посмотреть на третью строчку, учитывая смысл уже найденных двух слов, мы можем сделать вывод, что просьба была настоятельной. Давайте вспомним, каким еще способом просят человека, чтобы он пришел вовремя? Обычно говорят: «не опаздывай». И теперь у нас есть вся третья строчка: «Не опаздывай, будь вовремя».

Он встал и заходил вокруг кровати.

— Короче, фактор времени играет главную роль. Теперь дальше. Возьмем таинственное «ди». Едва ли это самостоятельное слово, как вышеназванное «будь». Это наверняка последний слог более длинного слова. И если так, нам не понадобится долго искать, чтобы найти подходящий вариант. Пусть Лерой Фрай шел на условленное место, но для отправителя Фрай — вы следите за моей мыслью, мистер Лэндор? — приходил. — Он изобразил манящий жест. — «Приходи», мистер Фрай. «На» вопросов не вызывает, и нам ничего не стоит додумать следующее слово. Что здесь может быть, кроме «встречу»? Мы вставляем это слово, et voilà^[43]. «Не опаздывай, будь вовремя. Приходи на встречу». — По хлопнул в ладоши и поклонился. — Вот вам, мистер Лэндор, и разгадка вашей petit énigme^[44]. С совершеннейшим моим почтением.

Он ждал чего-то — может, аплодисментов? Благодарности? Пушечного салюта? Я же всего лишь взял клочок и улыбнулся.

— О, высший класс, мистер По. Высший класс. От всей души спасибо.

— И вам спасибо, — сказал он, — что предложили мне такое приятное развлечение. — Сев обратно в качалку, закинул одну ногу на подоконник. — Пусть и непродолжительное.

— Нет, это мне было приятно. Честное слово, мне было… Ой, еще кое-что, мистер По.

— Да?

— А с первыми двумя строчками вам тоже сопутствовала удача?

Он взмахнул рукой.

— С ними я ни к чему не пришел, — сказал он. — Ни одного приемлемого варианта. Вынужден признать, мистер Лэндор, что потерпел неудачу с первыми двумя строчками.

— Гм. — Я подошел к прикроватной тумбочке и достал стопку кремовой бумаги и перо. — Позвольте спросить, мистер По, вы умеете писать грамотно?

Он слегка приподнялся.

— Сам преподобный Джон Брэнсби из Сток-Ньюингтона высоко оценил мой дар грамотного писца.

Видите? Нет у него простых «да» и «нет». Все должно быть приукрашено аллюзиями, обращениями к авторитетам… И что это за авторитет — Джон Брэнсби из Сток-Ньюингтона?

— Как я понимаю, вы так и не сделали то, что сделали бы многие из нас, — сказал я.

— А именно?

— Вспомнили бы, что в просторечии «там» часто произносится и пишется как «тама».

По склонился над листом, потом пожал плечами.

— Широко распространенная ошибка, мистер Лэндор. Мой сосед по комнате делает ее раз десять на дню… делал бы, если б сам писал письма.

— Ну, а что, если наш автор записки больше похож на вашего соседа, чем на вас? Что у нас тогда получилось бы? — Я зачеркнул «а» в слове «тама». — Ведь и правда приглашение, а, мистер По? «Встретимся там». Но мы наталкиваемся на следующее слово, не так ли? Начинающееся с «в».

Он задумался, мысленно обкатывая букву. Через несколько секунд не без удивления произнес:

— А это не первая буква слова, это само слово!

— Конечно, предлог «в»! Я бы не удивился, если б дальше следовало точное время: «Встретимся там в одиннадцать вечера», что-то вроде этого.

По мрачно уставился в листок. Он молчал.

— Осталась одна проблема, — сказал я. — Мы всё еще не знаем, где они должны были встретиться, верно? У нас есть всего три буквы — «ани». Любопытная особенность сочетания этих трех букв — уверен, вы тоже это заметили, мистер По, — в том, что они часто образуют окончания слов, которые в начальной форме заканчиваются на мягкий знак. Вы можете назвать место на территории академии, которое оканчивалось бы на «ань»?

Он выглянул в окно, как будто ответ был там — и нашел его.

— Пристань.

— Пристань! Великолепный выбор, мистер По. Форма этого слова наводит нас на мысль, что нужно добавить предлог «у». Но ведь здесь две пристани, не так ли? И обе охраняются Вторым артиллерийским полком, как я понимаю. Едва ли там можно найти уединение, правда?

По задумался. Глянул на меня раз или два, прежде чем заговорить.

— Там есть пещера, — сказал он. — Недалеко от Северной пристани. Именно туда мистер Хевенс доставляет свой товар.

— Вы имеете в виду, Пэтси доставляет. Значит, укромное местечко. Ваши товарищи-кадеты знают о нем?

Он пожал плечами.

— Любой, кто когда-либо покупал контрабандные пиво или виски, знает.

— Что ж, тогда у нас есть решение нашей маленькой задачи. «В пещере у пристани. Встретимся там в одиннадцать вечера. Не опаздывай, будь вовремя. Приходи на встречу». Пока нам все это вполне подходит. Лерой Фрай получает приглашение. Он не может отказаться. Если верить свидетельским показаниям мистера Стоддарда, он принимает его с легким сердцем. Мы даже можем предположить, что он принял его с радостью. «По нужному делу», — говорит он, исчезая в темноте. Мистер По, вас это наводит на какие-нибудь мысли?

Его губы шевельнулись; одна бровь изогнулась дугой.

— По мне, — сказал кадет, — так здесь замешана женщина.

— О. Да, женщина. Очень интересная версия. Естественно, по тому, как написана записка — заглавными печатными буквами, — установить пол отправителя трудно. Не исключено, что Лерой Фрай в тот вечер отправился в путь, уверенный, что его ждет женщина. — Я поднял повыше подушку, откинулся на изголовье и уставился на свои потертые башмаки. — В общем, решение этой проблемы откладываем на другой день. А пока, мистер По, мне трудно… в том смысле, что я искренне благодарен вам за помощь.

Если я ожидал, что он примет мою благодарность и спокойно уйдет… Думаю, вряд ли я такого ожидал.

— Вы знали, — сказал он.

— Что я знал, мистер По?

— Решение задачи. Вы знали всё с самого начала.

— У меня были кое-какие мысли, не более того.

По надолго замолчал, и я даже подумал, что потерял его навсегда. Вряд ли он сможет смириться с тем, что у кого-то что-то получается лучше, чем у него. Ведь он вполне мог обвинить меня в том, что я использовал его ради забавы (а разве не так, Лэндор?). И полностью разорвать наше общение.

На самом же деле он ничего этого не сделал. Подъем к моему окну отнял у него больше сил, чем он хотел показать, поэтому По продолжал тихо сидеть в качалке, ни разу не качнувшись, а на все мои реплики отвечал просто, без ожесточения и без прикрас. Так мы провели час, сначала разговаривая мало, а потом, когда он восстановил силы, все оживленнее обсуждая Лероя Фрая.

Я всегда сожалел о том, что больше всего о мертвых склонны рассказывать люди, меньше всего их знавшие — то есть те, кто познакомился с ними в последние месяцы их жизни. Я считал: чтобы разгадать тайны человека, нужно возвращаться в те дни, когда ему было шесть и когда он обмочил свои штаны, стоя перед директором школы, или когда его рука нашла путь к причинному месту… Мелкий позор ведет нас к большому.

Во всяком случае, единственное, в чем сошлись друзья-кадеты Лероя Фрая, — что он был тихоней и что его приходилось тормошить. Я рассказал По о словах Лафборо: Фрай связался с «плохой компанией», а потом стал искать утешения в религии, и мы задались вопросом, какого рода утешение бедняга искал ночью двадцать пятого октября.

Затем наш разговор повернулся на другие темы… самые разные… Я не назову вам, какие конкретно, потому что примерно в два часа дня я заснул. Странная штука. Вот я сижу и беседую, немного медлительно, но все же разговариваю. И в следующую секунду оказываюсь в погруженной в сумрак комнате — месте, где никогда не бывал. За шторами пролетает то ли летучая мышь, то ли птица; какая-то женщина своей юбкой задевает мой локоть. Костяшками пальцев ощущаю холодный воздух, что-то щекочет ноздри, с потолка свешивается лиана и, раскачиваясь, чиркает по моей лысине, и это ощущение напоминает прикосновение пальцев.

Я просыпаюсь, судорожно хватая ртом воздух… и вижу, что он все еще наблюдает за мной. Кадет четвертого класса По, к моим услугам. Взгляд выжидающий, как будто я участвовал в розыгрыше или слушал историю.

— Прошу простить меня, — пробормотал я.

— Ничего страшного.

— Даже не знаю…

— Не переживайте, мистер Лэндор, мне самому удается поспать ночью не более четырех часов. Последствия бывают ужасными. Однажды я заснул прямо на дежурстве, целый час пребывал в сомнамбулическом трансе и едва не выстрелил в другого кадета.

— Что ж, — сказал я, вставая, — надо собираться в путь, пока я сам не начал стрелять в кадетов. Добраться бы до дома засветло…

— Я бы с радостью взглянул на ваш дом.

По говорил беспечным тоном и ни разу не посмотрел на меня. Словно хотел показать: откликнусь я на его просьбу или нет, ему это совершенно безразлично.

— Я был бы счастлив показать его вам, — сказал я, наблюдая, как его лицо проясняется. — А теперь, мистер По, вы избавите старого человека от ненужных волнений, если выйдете отсюда через дверь и спуститесь вниз по лестнице.

Кадет качнулся в качалке и встал.

— Не такого уж и старого, — сказал он.

Теперь настала моя очередь просиять: на щеках появился слабый румянец. Кто бы мог подумать, что я так падок на лесть…

— Вы очень добры, мистер По.

— Вовсе нет.

Я рассчитывал, что он уйдет, но у него были другие планы. Он опять полез в карман мундира. И опять достал клочок бумаги — правильной формы, аккуратно сложенный — и развернул его, открывая на обозрение красивый наклонный почерк. Едва сдерживая дрожь в голосе, сказал:

— Если нам, мистер Лэндор, и в самом деле предстоит искать женщину, я позволю себе изложить свое представление о ней.

— То есть?

Это, как я потом узнал, было одной из его особенностей — то, что, когда он приходил в возбуждение, его голос начинал звучать тише, падая до жужжащего, потрескивающего бормотания, глухого и неразборчивого. Однако тогда я расслышал каждое слово.

— Утром после смерти Лероя Фрая, — сказал По, — до того, как узнал о случившемся, я проснулся и сразу начал записывать строки стихотворения — строки, в которых говорится о таинственной женщине и о неясных, но глубоких страданиях. Вот результат.

Признаюсь, сначала я воспротивился. К тому моменту я достаточно начитался его поэзии, чтобы считать себя невосприимчивым к ней. Но все закончилось тем, что По настоял. И я взял у него листок и стал читать:

Меж черкесских садов благодатных,

У ручья, что испятнан луной,

У ручья, что расколот луной,

Атенейские девы внезапно

Ниц упали одна за одной.

Там скорбела навзрыд Леонора,

Содрогалась от воплей она.

И взяла меня в плен очень скоро

Диких глаз ее голубизна,

Эта бледная голубизна.

— Естественно, оно не закончено, — сказал он. — На данный момент.

— Понятно. — Я протянул ему листок. — А почему вы считаете, что это стихотворение связано с Лероем Фраем?

— Дух скрытого насилия, намек… намек на принуждение. Неизвестная женщина. Да и время написания, мистер Лэндор, точно не случайно.

— Но ведь вы могли проснуться в любое другое утро и написать его.

— О да, но ведь этого не произошло.

— Думал, вы…

— Я в том смысле, что оно было продиктовано.

— Кем?

— Моей матерью.

— Ясно. — В моем голосе явственно слышались отзвуки смеха. — Тогда давайте спросим у вашей матери. Уверен, она сможет пролить свет на причины смерти Лероя Фрая.

Я всегда буду помнить его взгляд. Полный глубочайшего изумления, как будто я забыл какую-то прописную истину.

— Она умерла, мистер Лэндор. Почти семнадцать лет назад.

Примечания

43

И вот (фр.).

44

Маленькой загадки (фр.).