Война

Лора Таласса, 2019

Четыре Всадника пришли в наш мир, чтобы уничтожить человечество. Вслед за Мором, явился его брат – Война. Все кончено. Город в огне, улицы залиты кровью, и вряд ли Мириам удастся выжить, особенно после того как ее замечает Война – тот, кто разрушает города и несет гибель всему живому. Тот, кто послан, чтобы стереть род людской с лица земли. Всадник настигает Мириам, но… вместо того, чтобы убить, называет ее своей женой и открывает ей свое сердце. Однако любовь и смерть – плохие соседи. Мириам придется сделать выбор: уступить Войне и стать свидетелем гибели человечества, или пожертвовать всем и остановить катастрофу.

Глава 7

Пальцы Войны замирают на моей коже.

— Тебе почти удалось сбежать. — Всадник отстраняется и принимается за второй наруч, расстегивая ремни. — Хорошо, что только почти.

Он воистину бесчеловечен. Никто в этом мире не вызывает во мне такого страха, только он.

За последние несколько дней я дважды пыталась избежать Всадника — сначала ценой смерти, потом — побега. Если он, действительно, столь безжалостен, каким хочет казаться, меня ждут серьезные неприятности.

— Ты в самом деле умеешь делать оружие? — спрашивает Всадник.

Я колеблюсь с ответом, не понимая, к чему он клонит.

— Не так, чтобы очень хорошо… — отвечаю спустя пару секунд.

— То есть «да»? — Война поднимает голову, и я неохотно киваю в ответ.

Взгляд Всадника устремляется к моим губам.

— Отлично. Тогда необходимым оружием для армии займешься ты.

Вот еще одна гребаная причина, почему никогда и ни за что нельзя нарушать второе правило и лгать. Теперь у меня есть работа, которую несколько часов назад я сама и придумала.

— Я не смогу ничего сделать без своих инструментов, — отвечаю ему. — А они остались в квартире.

Несколько долгих секунд Война внимательно смотрит на меня, видимо, пытается понять, не очередная ли это ложь.

— Где ты жила?

Жила. В прошедшем времени.

Я все еще смотрю на Всадника, когда приходит осознание: Война считает, что вся моя прежняя жизнь осталась в прошлом; теперь этот палаточный лагерь — мой дом.

Немного помедлив, называю адрес. В обычной ситуации я бы ни за что его не выдала, но… раз Война считает, что сможет достать мои инструменты, пусть попробует. В конце концов, в ближайшем будущем мне вряд ли представится возможность отсюда сбежать — за мной слишком пристально следят.

— Я могу идти?

Взгляд Войны опять устремляется ко мне. Несколько мгновений он смотрит на меня, а затем сосредотачивает все внимание на доспехах.

— Ты ведь не веришь в Бога, правда? — спрашивает он.

Кажется, мне еще нельзя уйти. Сама того не желая, удивленно поднимаю брови:

— А что?

— Просто любопытно. — Уголок губ Всадника чуть приподнимается, словно в словах его таится шутка, смысл которой мне понять не дано.

— С чего вдруг?

Война снова ловит мой взгляд:

— Подойди и расскажу. — Дразнит ответом, как приманкой.

Я делаю маленький шаг в его сторону. И снова эта улыбка, только теперь она кажется чуть менее веселой и более опасной.

— Трусость тебе не к лицу, жена.

— Я не трушу, — огрызаюсь с безопасного расстояния.

Его темный взгляд многозначительно останавливается на мне:

— Тогда докажи это.

Будь храброй.

Спотыкаясь, подхожу еще ближе, чувствую запах пыли и пота.

— Действительно, не трусишь. — Всадник внимательно смотрит на меня. — Что же касается твоего вопроса… любопытно, что ты не веришь в Бога, ведь я-то существую.

— А что в этом странного? Ты не Бог.

Я верю в то, что Война — не человек. Он сверхъестественная сущность. Во все остальное поверить сложнее. Всадника мои слова и прозвучавший в них вызов совершенно не впечатляют.

— Да, я не Бог, — соглашается он.

Война отворачивается, снимает поножи, а я резко выдыхаю, оставшись без его внимания. Не представляю, почему это кажется такой потерей. Каждый раз, когда Всадник устремляет на меня взгляд, меня пробирает дрожь.

— Я верю в Бога, — говорю ему. — Но не в твоего.

Моя мать была иудейкой, отец — мусульманином. Я выросла, веря во все и ни во что.

— Плохо, — отвечает Война, глядя на меня, — потому что ты Его, кажется, заинтересовала.

И вновь тянутся дни налетов; дни, которые начинаются с грохота копыт, а заканчиваются кровавым парадом.

Лишь на четвертый день звуки становятся иными. Проснувшись, моргаю, глядя на ветхие деревянные подпорки палатки. Снаружи доносятся женские голоса. Протираю глаза, сажусь, сдерживая зевок. Колено упирается в кучу веток, занимающую большую часть моего жилища. Война выполнил свою часть договора — мне позволили собирать древесину, из которой я делаю оружие. Но хожу я с сопровождающим, конечно.

Скатившись с тюфяка, подхватываю ботинки и обуваюсь. Затем расчесываю пальцами волосы. Последнее время я сплю в одежде — не рискую оставлять что-либо без присмотра в лагере, где двери не запираются, — поэтому просто расправляю рубаху и выхожу на улицу.

Палатки вокруг разобраны и упакованы. Я в замешательстве оглядываюсь, мимо пробегает женщина.

— Извините, — окликаю ее, — а что происходит?

Она удивленно смотрит на меня, как будто все и так понятно.

— Мы переезжаем.

Переезжаем.

Даже сейчас, когда палатка превратилась в кучу шестов и ткани у моих ног, от одной мысли об этом все внутри сжимается. Я не ожидала, что лагерь будет переселяться. Хотя именно так и ведут себя захватчики — снимаются со старого места, совершают набеги, и снова в путь, навстречу новым грабежам.

— Мириам.

Я едва не подпрыгиваю от прозвучавшего за спиной голоса, оборачиваюсь и вижу двух мужчин с красными повязками на руках. Всадники Фобоса.

— Военачальник желает видеть тебя.

Внутренности снова сводит спазм. С последнего разговора с Войной миновала половина недели, и я никак не могу понять, боюсь ли очередной встречи с ним или предвкушаю ее. За прошедшие дни я убедила себя: даже если у Войны и был ко мне какой-либо интерес, он уже пропал. Наверное, Всадник нашел себе новую женщину, и теперь изводит ее, называя женой.

Роскошный шатер Войны еще не убран. Внутри я вижу хозяина, облаченного в черные штаны и рубаху, на поясе у него висит кинжал. Он стоит на коленях у открытого сундука, спиной ко мне и моим провожатым.

— Господин, — говорит один из всадников Фобоса, — мы привели ее.

Война отвечает не сразу. Прячет вещь, которую держит, в сундук, захлопывает его и проводит ладонями по крышке.

— Свободны, — говорит он на обычном иврите. Видимо, бережет свою тарабарщину для официальных речей.

Воины отступают, я тоже пытаюсь ускользнуть вместе с ними.

— Не ты, Мириам.

Замираю, волоски на руках встают дыбом. Хотелось бы мне сказать, что это от страха, но в голосе Войны слышны особые нотки… навевающие мысли о мягких простынях и теплой коже. Перевожу дух и снова оборачиваясь.

Война стоит и смотрит прямо на меня. Он кажется огромным, величественным и страшным. Угроза, волнами исходящая от него, никак не связана с мечом, который он держит в руках. Есть что-то в самой его сущности, что вызывает страх.

Несколько долгих секунд Всадник изучает меня взглядом. Достаточно долгих, чтобы увериться: никакой другой женой он меня не заменил. И мое сердце пускается вскачь.

— У меня для тебя кое-что есть, — заявляет Война.

Я поднимаю брови. Не думаю, что мне нужен его подарок, что бы он там ни приготовил. Но он продолжает стоять и смотреть на меня, и мои брови взлетают чуть выше.

— Так ты собираешься показать мне подарок? — спрашиваю я.

— Сперва мне хочется посмотреть на тебя, жена. Или откажешь мне даже в этой малости?

В его тяжелом взгляде напряжение, и я не знаю, как мне себя вести. Каждый раз, когда мне кажется, что Всадник свернет направо, он сворачивает налево, и наоборот. Четверо суток Война держался от меня на расстоянии, а теперь говорит так, будто все это время жаждал меня видеть.

Не понимаю его.

Но могу отказать.

К сожалению, не успеваю я и слова сказать, как Война устремляется в угол шатра и поднимает валяющийся на земле мешок. Затем неторопливо возвращается — черная рубашка плотно облегает его тело, — и бросает его к моим ногам. Мне требуется всего мгновение, чтобы узнать мою старую холщовую сумку.

Но я же бросила ее в… Быстро поднимаю глаза на Всадника:

— Ты был в моей квартире?

Пытаюсь представить Войну у себя дома, как он осматривается в моей комнате. Скорее всего, он видел вещи, которые я хранила на память о родных. Видел беспорядок на верстаке, который стал еще ужаснее, когда квартиру разграбили, — заметил фотографии на стенах, часы и захламленную кухню, грязное белье, неубранную кровать, и кучу других, слишком личных подробностей. О чем он думал, глядя на мои вещи?

Война не отвечает, и, опустившись на колени, я открываю сумку. Мой взгляд падает на кожаный сверток — чехол для инструментов. Достаю его, разворачиваю. В мягких кармашках лежат инструменты для работы по дереву. Откладываю их в сторону и продолжаю изучать содержимое сумки. Вижу там листы наждачной бумаги и пару крепежей. И, похоже, Всадник захватил даже мой топорик и одну из маленьких пил. Он сделал это! Принес из дома мои инструменты. Не ожидала от него такой щедрости.

Поверить не могу, он был в моей квартире… При мысли об этом чувствую себя странно — неловко и беззащитно, словно Всадник заглянул мне в голову.

Полог шатра откидывается, входит один из Фобосов:

— Мой господин, пора грузить ваши вещи.

Война кивает, воин подхватывает небольшой сундук и уносит из шатра. Как только Фобос уходит, Всадник подходит ближе, нависает надо мной:

— Поедешь рядом со мной.

— Ты всем своим «женам» раздаешь приказы? — интересуюсь я.

— Думаешь, у меня есть другие? — Война изгибает бровь и жутко улыбается.

В шатер входят другие солдаты, начинают собирать вещи Всадника.

— Тебя проводят, — сообщает Война, уходя. — С нетерпением жду нашей поездки.

Не понимаю, почему мы должны ехать верхом, если есть велосипеды. Они не устают, не требуют еды, не гадят повсюду и уж точно не пытаются лягнуть тебя только потому, что они гребаные темпераментные ублюдки. Однако армия на велосипедах вряд ли вселяла бы страх в сердца людей.

Я еду на жеребце по имени Гром. Он несколько раз пытался пнуть меня копытом, но я все равно должна ехать верхом на этом чудовище, которое считает, что я недостойна сидеть в седле.

Лагерь сворачивают целую вечность. Когда все, наконец, собрано, выстраивается огромная колонна — конные воины, повозки, и бескрайнее море тех, кто идет пешком. Война, величественно восседающий на коне, едет последним. Он вновь облачен в доспехи, огромный меч занял свое место у него за спиной, золотые украшения в волосах сверкают на солнце. Он выглядит так, словно явился из другого времени.

Всадник приближается ко мне.

— Готова?

Я киваю. Можно подумать, у меня есть выбор!

— Тогда следуй за мной.

Он пришпоривает коня, направляется в начало процессии. Толпа разражается приветственными криками, когда он проезжает мимо, словно это их спаситель, а не жуткая сверхъестественная угроза. Несколько мгновений я наблюдаю за ним, потом заставляю Грома двинуться следом. Люди молчат, но я чувствую на себе их любопытные, испытующие взгляды.

Кто она? Почему едет вместе с Войной?

Еду вдоль всей колонны, в самое начало. Там, впереди, ждет Война. Его взгляд будто изучает меня, пока я медленно подъезжаю. Но стоит мне оказаться рядом, как он молча трогается в путь. Никаких «привет» или «как дела?». Лишь спокойная уверенность, что я последую за ним.

Оглянувшись, вижу, что колонна пришла в движение. Однако она движется медленнее, чем мы. И хорошо — никогда еще я так не хотела отделаться от толпы вероломных предателей. Они плетутся за нами метров пятьсот, но за первым же поворотом мы со Всадником остаемся вдвоем.

Мы едем в молчании. Я жду, когда Война нарушит его — конечно, нарушит! — но он продолжает молчать, устремив взгляд на дорогу.

— Зачем тебе нужно, чтобы я ехала рядом? — спрашиваю я наконец.

— Ты моя жена.

Хочется возразить: «Я не твоя жена». Не то, чтобы это имело значение, но… слова вертятся на языке, однако, вглядываясь в точеный профиль Войны, я понимаю: он почему-то уверен, что имеет право так вести себя со мной. Еще несколько секунд я рассматриваю его — от длинных темных волос до изгиба губ и резкой линии подбородка.

— Почему ты думаешь, что я твоя жена? — интересуюсь я.

Взгляд Войны, метнувшись к моей шее, замирает.

— Я не думаю, — отвечает Всадник. — Я знаю.

Черт! Вот она, эта уверенность. Можно подумать, что если Войне и правда предначертано стать моим мужем, я тоже должна это знать.

— Если я твоя жена, почему мы спим в разных палатках? — замечаю я. — И почему мы не…

Замолкаю, чтобы не сказать лишнего. Всадник переводит на меня взгляд. В его глазах светится интерес.

— Продолжай, — подбадривает он. — Скажи это, Мириам.

Я молчу.

— Почему я не сплю с тобой день и ночь и не приковываю цепями к кровати, как порядочный муж? — продолжает он.

Что? Приковывать цепями к кровати?

— Кто, черт побери, учил тебя секретам семейного счастья? — спрашиваю, стрельнув на него глазами.

Серьезно, что за?.. Какой там бог? Настоящий демон, определенно.

— Разве не так ведут себя мужья? — смеется Война, повернувшись ко мне.

Он это на самом деле или все же шутит?!

— А, может, я уже замужем? — Сама не знаю, зачем так говорю. Это наглая ложь.

Несколько мгновений Война не реагирует. Затем поворачивается ко мне, медленно и бесконечно спокойно.

— Да? — негромко спрашивает он. — У тебя уже есть муж, Мириам?

Его голос, эти пугающие глаза… По спине пробегает холодок, и я вдруг особенно четко осознаю: Война — не человек. Это сверхъестественное существо, убивающее без страха и сожалений.

— Нет. — Я не смогла бы солгать под прицелом этого взгляда, даже если бы захотела.

Война кивает:

— К счастью для тебя. И для него.

И снова этот холодок… Никаких сомнений: если бы я была замужем, Всадник, не раздумывая, уничтожил бы моего мужа. Я вздрагиваю. Да он точно демон. Несколько секунд мы едем в тишине, Война оглядывает окрестности, а затем спрашивает:

— У тебя есть семья?

— Была, — отвечаю я через силу. — Но тебе это и так известно, правда?

Всадник был у меня дома. Я предполагаю, что был — ведь он собирал мои инструменты. Он видел фотографии на стенах: родители, мы с сестрой в детстве.

— Что случилось? — интересуется он.

Вы случились! Ты и другие!

Я опускаю глаза, смотрю на свой браслет. Ничего особенного, всего одна бусина на кожаном шнуре — красная нить, на которой он был изначально, давно порвалась. Но этот простенький амулет — последний подарок, который я получила от отца. Он должен был защищать меня от бед.

— Мой отец погиб, когда явился ты и другие Всадники.

Они с коллегой-профессором переходили улицу, возвращаясь в университет после обеденного перерыва. Их сбил автобус.

— Мать и сестра…

Выстрелы оглушают. Мы втроем бежим из города с рюкзаками за спиной. Тогда нам повезло. Но потом… эта лодка, эта жуткая лодка…

— Давно, задолго до твоего появления здесь, в Новой Палестине, шла война. — Война бушевала все время, что люди жили в этом уголке мира. — Мы бежали и…

Я чувствую на себе взгляд Всадника, ждущий, требующий продолжения, но я не могу говорить. Эта недавняя потеря причиняет гораздо больше боли.

— Их тоже больше нет, — я качаю головой.

Мы едем по пустынной дороге на запад, удаляясь от Иерусалима. Вокруг так тихо, будто у самой земли нет слов, чтобы описать то, что здесь произошло. Кидаю взгляд через плечо в надежде увидеть, что где-то за нами движется остальная процессия, но последние двадцать минут нет даже намека на ее существование.

— Они следуют за нами, — раздается голос Войны.

Не знаю, успокаивает он меня или предупреждает — возможно, и то, и другое.

— Как ты заставляешь их идти за собой? — спрашиваю. — В бою, а не только сейчас.

Одной клятвы верности недостаточно, чтобы заслужить преданность армии, особенно после тех зверств, свидетелями которых все мы стали.

— Я не заставляю, — говорит Всадник. — Я не стремлюсь заслужить их преданность. Моя миссия — судить их сердца.

Ответ звучит… по-библейски. Тревожно.

— А что насчет моего сердца? — спрашиваю я. — Ему ты уже вынес приговор?

Взгляд Войны останавливается на мне, и он мягко отвечает:

— Твое сердце для меня загадка. Но скоро мы узнаем правду.