В твоем плену

Лия Роач, 2023

Он ненавидит меня, и это паршиво, ведь я – пленница в его доме. Я не оставляю попыток удрать, но он меня ловит, хоть и с трудом терпит. Я не знаю причин такой немилости и почему сама так странно на него реагирую. Я больше не хочу убегать. Я влюбилась?..Отдавшись новому чувству, забываю обо всем. Даже о том, что у меня есть муж… И он вряд ли благословит мою любовь со своим сыном…

Глава 3 Знакомство

От столь сомнительного радушия меня бросает в дрожь. По позвоночнику табуном бегут мурашки, и мне приходится напрячь мышцы, чтобы не содрогнуться всем телом, не выказать своей реакции на этот холодный прием. Непонятно чем вызванный, оттого вдвойне неприятный.

Как ледяной душ.

Улыбаться я себе сразу отсоветовала и старательно пытаюсь сохранить на лице прежнее чуть подавленное, чуть любопытное выражение.

— Это мой старший сын Сойер, — подтверждает Рассел мою догадку. — Думаю, самое время вам познакомиться.

— Тот самый Сойер, который"попал под влияние неправильных людей"? — не удерживаюсь я от вопроса.

Глядя исключительно на мужа, напоминаю ему, что именно так он ответил мне, когда я спросила, почему он не общается с сыном.

Парень сдержанно усмехается. Но молчит.

Рассел бросает на него странный взгляд и коротко кивает мне. Берет меня за руку и вводит в крохотную прихожую, где кроме лестницы на второй этаж и изрядно удивившей меня трёхъярусной полки для обуви — это же чисто русская привычка разуваться в доме, — ничего нет.

Только оказавшись с блудным сыном на одном уровне, понимаю, какой он на самом деле высокий и мощный, хотя исполинским телосложением похвастаться не может. Но сила от него исходит колоссальная. Сила и опасность. Они окружают его, они осязаемы, как электромагнитное поле. Оно фонит и притягивает. Я чувствую.

— И ты оставишь меня с ним? Теперь? — спрашиваю громким шепотом, кивком указывая на двойную темного дерева дверь, за которой скрылся мой потенциальный телохранитель.

Мне сразу стало легче дышать — под его взглядом я ощущала себя мухой, которая добровольно лезет в паутину. Хотя о моей доброй воле тут речи не идет, но этот факт несущественен.

— Так будет лучше. С ним ты в безопасности, — убежденно говорит Рас, ничуть не понижая голоса.

— Я в этом не так уверена. Ты же видишь — я ему не нравлюсь!

— Это первое впечатление, — возражает с нажимом. — Оно изменится. Ты тоже не сама приветливость, Хэвен.

— Я это учту, — поджимаю губы, принимая критику.

— Я надеюсь. К тому ж, цель не в этом. Ты не должна подружиться с ним. Он обеспечивает твою безопасность. Ты здесь прячешься.

— И как долго я буду тут прятаться?

— Пока я не разберусь со всем.

Как всегда — минимум информации, ноль ясности.

— Это я уже слышала. И мне не нравится такая неопределенность, Рас. Я хочу знать точнее: день, два… Может, ты запрешь меня тут на неделю?..

— И на больше, если понадобится, — следует сухой категоричный ответ.

— Я что, пленница? Я арестована?! — автоматически повышаю голос, возмущенная его тоном.

— А есть за что? — слышу позади себя безэмоциональный голос бесшумно появившегося блондина.

Резко развернувшись на звук, впиваюсь в него уничижительным взглядом.

"Мы точно не подружимся", — думаю с удивившим меня разочарованием.

Разозлившись на себя, отворачиваюсь обратно к мужу:

— Я с ним не останусь! — заявляю твердо.

— Это решено, — спокойно парирует муж.

— Рассел, пожалуйста, давай вернемся домой, — решаю я сменить тактику и тон и, взяв его ладонь, прикладываю к щеке. — Я обещаю, что не буду никуда выходить, не буду путаться у тебя под ногами. Если ты хочешь, чтобы я сидела взаперти, я буду, но я бы предпочла находиться среди привычных вещей. Запри меня дома. Пожал…

— Хэвен, в тебя стреляли. Я видел, что стало с машиной твоего отца. Эти люди не шутят. И они совсем не дураки. К нам домой, равно как и к твоему отцу, они придут в первую очередь. Твоя жизнь слишком дорога, чтобы ей рисковать, — большим пальцем он поглаживает меня по щеке.

Нежно и с умыслом. Желая убедить если не словом, то лаской.

— Ты не пленница, но ты останешься тут, даже если мне придется применить силу. И задержишься на столько, сколько понадобится. Я сам не смогу и заботиться о тебе, и пытаться найти тех, кто за всем этим стоит. Пожалуйста, побудь с Сойером…

— А он сумеет обо мне позаботиться? — перебиваю, не позволяя ему заболтать меня, загипнотизировать, как удав глупого кролика. — Сумеет защитить? Он что, опытный телохранитель?

Парень недобро сверкает глазами, а Рассел морщится — ему однозначно не нравится такая формулировка.

— Нет. Но он — единственный, кому я могу доверить твою жизнь.

— А твои подчиненные? — еще раз закидываю я эту удочку без особой надежды на успех.

Просто не хочу сдаваться и оставаться в этом доме. С этим… пасынком.

— Они нужны мне для дела. И я не хочу, чтобы кто-то еще знал, где ты. Это может быть опасно. Что ты здесь, известно лишь трём людям в этой комнате. Я хочу, чтобы так и оставалось. Дай мне, пожалуйста, свой телефон.

— Что?! — не верю я ушам.

— Телефон, — повторяет до противности бесстрастно.

— Ты не оставишь меня без связи! Ты…

Я не договариваю, потому что не знаю, что сказать. Коварство мужа лишает меня способности говорить, а глаза предательски пощипывает. Я не верю, что Рассел может так поступать со мной.

— Я буду звонить Сойеру. От общения с остальными тебе лучше пока воздержаться.

— Это абсурд! Я… Как… Это… — я снова не могу найти правильных слов.

Да и кому они нужны? Рассел решил все за меня, у меня нет права голоса.

— Это необходимые меры в нынешней ситуации. Поверь. Я знаю, что делаю.

Пытаюсь отвернуться, чтобы не видеть этой спокойной собранности, деловитости в его взгляде. Я словно очередное задание, которое ему нужно успешно выполнить. Рас останавливает меня и протягивает руку.

Забрав телефон, смазано целует меня в щеку, и, пообещав:

— Позвоню, — уходит.

Блондин отлепляется от стены, которую подпирал все это время, и шагает ко мне.

Улыбается миролюбиво.

— Мы, и правда, не с того начали. Может, попробуем еще раз? Я — Сойер.

— Я Хэвен, — отвечаю настороженно, не понимая, с чего вдруг такие перемены.

Только что волком смотрел, и вдруг предлагает начать с начала.

Но, в принципе, я не против. Судя по настрою Рассела, мозолить глаза друг другу нам предстоит долго, и лучше, если мы не будем лаяться по любому поводу.

— Имя у тебя… красивое. И многообещающее, — неожиданно делает он мне комплимент. — Но если бы я не обещал себе, что должен вести себя хорошо, то позволил бы заметить, что твое второе имя подходит тебе больше.

— Хм… — плоские шуточки про мое не совсем обычное второе имя, и о его сочетании с первым уже давно меня не удивляют и даже не обижают. — А ты, значит, мной интересовался? Анкетные данные изучил или не поленился всю биографию проштудировать?

— Не поленился, — он открывает дверь, за которую удалялся на несколько минут, приглашая меня войти. — Я знаю о тебе все, что мне нужно знать.

— И как много тебе нужно? — спрашиваю, проходя к широкому дивану, стоящему спиной к двери и сажусь на его край.

— Всё, — он усаживается в кресло напротив и, поставив локти на колени, склонятся максимально близко ко мне.

— Дерзко, — усмехаюсь, откидываясь на спинку, чтобы увеличить расстояние между нами.

Не хочу попасть в его поле действия его мощного магнетизма. Но угол наклона спинки оказывается очень некомфортным, она слишком откинута назад, и я практически лежу перед Сойером. Что не остается им незамеченным — я вижу это по тому, как он на миг расширяет светлые глаза, и хоть сразу возвращает им прежнее ленивое выражение, тут же краснею и резко выпрямляюсь. Он прячет усмешку.

— Дерзко — мое второе имя.

— Вот видишь, и я тоже его узнала. Безо всяких усилий.

— И то правда… — он тоже откидывается на спинку кресла, но обходится без неловкостей. — На самом деле, у меня нет второго имени.

— Как нет? У всех есть.

— Ну, допустим, не у всех. У твоего русского имени ведь нет второго? Имя отца таковым не является.

— Ты и о русском имени знаешь…

— Конечно. Я же сказал: я знаю всё.

— Окей, — киваю. — Тогда и мне расскажи, что там с твоим вторым именем?

Он медлит. Заметно, что не хочет отвечать, но все же открывает тайну:

— У меня вместо имени лишь буква.

— Одна? — хмурю брови.

— В этом смысл, — хозяин дома усмехается.

— И какая?

–"Кей".

— Сойер Кей О'Грейди? — складываю я его полное имя, как пазл.

— Нет. Моя фамилия Волчек.

— Разве ты Расселу не родной? — округляю глаза.

— Самый что ни на есть. Первенец. Наследник и прочее… — брезгливо дергает он губой. — Был. Теперь это право отошло Спенсеру. Чему я бесконечно рад.

Со вторым сыном Рассела я знакома. В отличие от Сойера, Спенс присутствовал на нашей свадьбе и часто бывает у нас дома. Приезжает на выходные несколько раз в год, а на Рождество и летом остается на неделю или две. Мне нравится проводить с ним время, гулять по городу, разговаривать о книгах и фильмах — у нас похожие интересы. Мы оба тащимся от комиксов и приключенческих романов. О брате Спенс всегда говорит с восхищением и никогда с горечью, как Рассел. С их слов в моей голове за эти годы сформировались два противоречивых образа Сойера, которые никак не складывались в образ одного человека.

И оба они точно не подходят тому, кто сидит сейчас передо мной.

Но если об отношениях с братом все более или менее понятно, то такая неприкрытая неприязнь к отцу — взаимная с его стороны — меня коробит.

— Я могу спросить почему?

— Можешь. И я даже расскажу. Когда-нибудь…

— Я подожду.

— Не сомневаюсь в этом.

На его лице даже нет уже знакомой усмешки. Он действительно не сомневается, что знает меня, как облупленную. От этого открытия мне не по себе, поэтому я резко встаю с дивана.

— Ну, считай, знакомство состоялось. Все живы. Можешь показать мне мою комнату.

— Иди за мной.

Он тоже поднимется, но плавно и неторопливо, как тигр, разморенный на солнце, и ведет меня к лестнице на второй этаж. Подойдя к левой из трех дверей, распахивает ее и замирает на пороге. Смотрит прищуренно и говорит протяжно:

— По идее, я должен бы внести тебя на руках…

— Обойдусь, пожалуй, — фыркаю я, чувствуя, как от его предложения мгновенно вспотели ладошки.

Я сжимаю их в кулаки, возвращая себе самообладание.

— Пожалуй, придется, — согласно кивает.

Вхожу и придирчиво осматриваю комнату, вертя головой во все стороны, спиной чувствуя и его взгляд, и каждое движение. По шороху предполагаю, что он прислонился плечом к косяку. Чуть поворачиваю голову — угадала!

— Нравится? — спрашивает без намека на интерес в голосе.

— Мм… сгодится.

— Я старался.

— Не переживай, это заметно, — не отказываю себе в желании поязвить. — Я оценила твою заботу.

Теперь, когда я оказалась в комнате, где меня будут содержать взаперти как матёрую преступницу, меня вновь охватывает притихшее было негодование от несправедливости такого решения. Оно буквально кипит во мне, бурлит и булькает, выводя из себя и требуя разрядки.

— Ну, располагайся, — он делает шаг вперед и ставит на пол мою сумку, я даже не заметила, когда он ее прихватил. — Не буду мешать.

Он берется за ручку двери и начинает тянуть ее на себя, шагая назад.

— Подожди, — останавливаю его. — Разве ты не зачитаешь мне мои права, не огласишь список того, что мне можно в моем заключении в твоём доме, а чего нет?

— Такого списка не существует, — равнодушно пожимает плечом.

— Это значит всё можно? — уточняю. — Или ничего нельзя?

— Первый вариант, я полагаю.

— Всё-всё?

— В пределах этого дома — да.

Отвечает спокойно, несмотря на мои докапывания.

— Значит, все же есть ограничения, — я не отстаю, желая до конца выяснить рамки дозволенного мне.

— Всего одно. Так что, как я и говорил — никакого списка.

— Значит, я могу делать все, что угодно?

— Абсолютно всё, — говорит он терпеливо, так и не почувствовав подвоха.

— Смело, — широко улыбаюсь и, не переставая смотреть на него, пинком роняю стоящий на полу большой горшок с неизвестным мне нецветущим цветком. — И неразумно.

Делаю шаг в сторону и опрокидываю неприкрученный к стене телевизор.

— Даже безрассудно, — хватаю со стола и, размахнувшись, швыряю на пол лэптоп.

Суетливо оглядываюсь в поисках еще чего-нибудь и шагаю к зеркалу на стене, Сойер не препятствует. Наоборот, отступает, освобождая мне дорогу. Снимаю — не без труда — зеркало в массивной серебряной оправе и отправляю в кучу к лэптопу и телевизору.

Так-то лучше.

— Полегчало? — слышу за спиной голос без эмоций.

— Значительно.

— Я счастлив, — все так же равнодушно. — А теперь убери за собой. Горничная приходит раз в неделю по вторникам. Он был вчера. Так что если не хочешь ходить босиком по осколкам и жить в этой грязи, придется тебе потрудиться. Все, что нужно, найдешь в кладовке под лестницей. Справишься?

— А у меня есть выбор? — оборачиваюсь.

— Конечно. Впредь советую тебе, прежде чем что-то сделать, сначала подумать. Но ты ведь не прислушаешься.

Улыбаюсь.

— Так я и думал. Развлекайся, Золушка…

Жду пару минут и, когда шаги внизу стихают, иду вслед за ним по ступенькам за инструментом.

Я действительно чувствую облегчение, мне было полезно выпустить пар, поэтому я ничуть не сожалею о предстоящей уборке. К тому же, она тоже станет для меня терапией. Когда руки чем-то заняты, лично мне лучше думается.

А думать мне есть над чем.