В твоем плену

Лия Роач, 2023

Он ненавидит меня, и это паршиво, ведь я – пленница в его доме. Я не оставляю попыток удрать, но он меня ловит, хоть и с трудом терпит. Я не знаю причин такой немилости и почему сама так странно на него реагирую. Я больше не хочу убегать. Я влюбилась?..Отдавшись новому чувству, забываю обо всем. Даже о том, что у меня есть муж… И он вряд ли благословит мою любовь со своим сыном…

Глава 8 Финита

— В тебе голубых кровей нет? — спрашивает Сойер неожиданно и с плохо скрываемым раздражением в голосе.

Стою к нему спиной, но чувствую его неприязнь всем телом. Каждый волосок на спине встает дыбом от его презрительного, даже брезгливого взгляда. Я давно поняла, что мое присутствие ему поперек горла, он этого, в общем-то, и не скрывает. Представления не имею, чем так его допекла, но и разбираться не буду — пусть терпит, я тут тоже не по собственному желанию и отнюдь не на курорте. Если что-то не устраивает, пусть идет со своими претензиями к отцу. Я буду только счастлива убраться отсюда поскорее.

Местом нашей встречи и на этот раз снова стала кухня — точно по старой советской классике.

Сойер на барном стуле у острова лениво попивает кофе с разогретой в микроволновке бельгийской вафлей — его любовь к ним просто маниакальна, в шкафчике я видела, наверное, их месячный запас, — а я спустилась вниз за пакетом сока, стаканом молока и печеньем. Стараясь лишний раз не попадаться ему на глаза, из комнаты почти не выхожу, поэтому затариваюсь сухим пайком.

— Это так заметно? — спрашиваю с вызовом, не оборачиваясь.

Мою кровь нередко называют голубой из-за редкости — у меня четвертая отрицательная, — но он, конечно, имеет в виду другое. Аристократическая бледность лица у меня тоже присутствует.

— Невооруженным глазом. Ты ведешь себя как наследница престола в изгнании. Опальная королева, не иначе.

— Что за мания у тебя придумывать мне разные прозвища? — все же верчу я головой в его сторону. — Тебе так не нравится мое имя?

— Я уже говорил: оно тебе не идет. Вот твое второе имя куда больше отражает твою сущность.

— И об этом ты уже тоже упоминал.

Я уже всё взяла, и готова уходить, но моему надзирателю явно пришла охота поговорить, поэтому я не спешу удаляться. Это, по меньшей мере, невежливо. Да и, честно, достало сидеть в крохотной комнатушке наверху. Я — свободолюбивое создание.

— Я помню, спасибо. И все же… — он продолжает жевать вафлю. — Второе имя. Тот, кто дал тебе его, на редкость прозорливый малый. Видимо, твое"я"пёрло из тебя еще в далеком младенчестве.

— Аха, — на издевках, основанных на моем имени, я не одну собаку съела, вряд ли Сойер сможет меня удивить, поэтому его попытки даже забавляют. — Всем известно, что младенцы лысоваты. Мне трудно было скрыть пробивающиеся на поверхность рожки.

— Так я и думал. А хвост с крючком тоже имеется? — подавшись вперед, спрашивает шепотом, будто о чем-то запретном.

— Желаешь проверить?

— Воздержусь, пожалуй.

Он отклоняется назад и возвращается к кофепитию, я же пожимаю плечами.

— Восхищена твоей сдержанностью.

— А я — твоей покладистостью.

— Это просто я еще не освоилась. То ли еще будет, — обещаю с легкой улыбкой и фальшивым выражением святой невинности во взгляде.

— Я буду готов, — обещает он в ответ на полном серьезе.

— Уверен?

— Абсолютно.

Он совершенно точно верит в то, что говорит. Это меня даже дразнит, провоцирует на то, чтобы доказать, что он не прав.

— Хм… Я постараюсь тебя удивить.

Снова улыбаюсь.

— Очень на это рассчитываю. И обещаю достойно тебе ответить.

— Что ж, попробуй, — не спорю я.

Думаю, что разговор закончен и собираюсь сваливать, когда он вдруг спрашивает вполне дружелюбно:

— Кофе будешь?

— Давай, — чуть подумав, вздыхаю.

Аромат свежемолотых зерен дразнит обонятельные рецепторы и лишает возможности ответить отказом. Оставив свой сухпаёк на столе, я присаживаюсь на стул напротив Сойера. Остров очень широкий, что позволяет сохранить приличную дистанцию между нами.

Через пару минут он ставит передо мной на стол по-американски большую чашку с на удивление крепким напитком. Это не американо, это большая — четверная, не меньше — порция эспрессо.

— Так ты откроешь мне тайну, кто наградил тебя таким противоречивым именем?

— Ты ж хвалился, что знаешь обо мне все, — разбавляю крепость молоком из своего стакана.

— Этой информацией мои источники не обладали, — признает он с сожалением, а я цокаю языком.

— Непростительно. И непрофессионально. Как они могли упустить что-то в моей славной биографии?

— Я уже пожурил их за эту неслыханную оплошность.

— Надеюсь, они вняли, — продолжаю я кривляться.

— Безусловно, — вторит он мне. — Так я заслужил откровенность?

— Вполне. Но ты будешь разочарован — никакой тайны и никакой оригинальности. Своим прекрасным именем я обязана — о, ужас! — делаю большие глаза. — Своей матери.

— Не слышу в твоем голосе любви к женщине, что подарила тебе жизнь.

А у меня складывается ощущение, что именно ради информации о моих отношениях с матерью и был затеян весь этот разговор. Уж слишком притянута за уши последняя фраза. Он долго ждал подходящего момента, чтобы как бы невзначай спросить об этом, но он так и не наступил, поэтому он воспользовался полуподходящим.

Но я не буду его обламывать. Тайну из моей нелюбви я не делаю.

— Правильно не слышишь. Ее нет, — я тянусь к вафле.

— У вас какие-то терки с бывшей миссис Вандербилт?

— А я смотрю, твои шпионы и тут схалтурили. Их уволить мало за халатное отношение к работе. Мама никогда не брала фамилию отца.

— Серьезный недогляд. Я придумаю для них наказание пострашней.

— Уж сделай милость.

— Я задал вопрос, — обрывает он мою клоунаду, и я отвечаю серьезно:

— Никаких терок. Никакой любви. Никаких отношений. Она ушла от отца и перестала для меня существовать.

— От отца или от тебя? — смотрит в упор.

Но меня это не трогает.

— Ты же интересовался. Про мою жизнь в России знаешь. Зачем этот дешевый выпад? Мамуля забрала меня с собой. И быстро пожалела об этом.

— Почему?

— Потому что гладиолус! — отвечаю на автомате по-русски.

— Чего? — не понимает он.

— Ничего. Проехали. Ты, кстати, тоже не питаешь большой любви к отцу.

— Тебе показалось, — он резко закрывается и даже встает со стула, чтобы поставить чашку в мойку, вновь оказываясь у меня за спиной.

— Ну разумеется, — говорю я, обращаясь к пустому месту перед собой. — И именно поэтому мы познакомились только сейчас, хотя я замужем за ним уже семь лет?..

— Просто не было подходящего случая.

— Уху, — бурчу, а он возвращается в поле моего зрения.

— На самом деле ужасно боялся предстать перед красавицей мачехой и испортить отцу репутацию.

— Красавицей? — выражаю максимально искреннее удивление. — Так ты все же оценил мою природную красоту?

— Ее трудно не заметить.

— Какое облегчение! Значит, не зря стараюсь.

— Не зря.

На губах блуждает усмешка. Что ж, по душам, похоже, наговорились. Ну, не больно-то и хотелось. Я залпом допиваю противный горький, несмотря на большую дозу молока, кофе, и со стуком ставлю чашку на стол.

Финита ля диалог.