Непокорное Эхо

Лидия Петровна Будрик, 2017

Как заставить себя полюбить нелюбимого и совсем чужого тебе человека, когда ты любишь и любима другим? Вера и Ваня мечтают о счастье. На Покров они загадали сыграть свадьбу, но их планы рухнули, как только барин узнал, что в их селе живет эта юная красавица. На какой отчаянный шаг решилась девчонка, и что уготовила ей судьба-судьбинушка? Эта книга посвящается всем девушкам, которых когда-то выдали замуж против их воли.

Глава 7. Молодежь

Ближе к вечеру в имение Громовых пришла Антонина Павловна. Она с ходу попросила служанку сообщить барыне о ее приходе, а сама осталась стоять за дверью.

Та быстро ушла в дом, и вскоре на крылечке появилась сама Анна Федоровна. Увидев Карнаухову, расплылась в милой улыбке и стала приглашать рукодельницу в дом.

— Проходи, проходи, голубушка, — махала она рукой, приглашая портниху к себе. — Думала, Вера придет, а тут вы сами.

— Я заказ ваш принесла, — пояснила Антонина Павловна, подходя ближе, и протянула ей сверток.

— В дом, всё в дом! — говорила Громова, пропуская ее вперед. — Варька! — тут же кликнула она служанку, — чаю нам с гостьей!

— Что вы, кормилица вы наша! Какой чай? — стала отказываться она.

— Ничего-ничего! — успокаивала барыня, подталкивая её к двери. — Сейчас все посмотрю! Оценю! А вы со мной чайку попьете.

— Право… мне неудобно, — пожимала та плечами.

— Голубушка, — с улыбкой смотрела на нее Анна Федоровна, — я целый день тут одна! Мне и поговорить толком не с кем. А так хочется новости узнать местные. Идемте, посплетничаем немного с вами, а заодно и чайку отведаем вдвоем.

А сама взяла Карнаухову под руку и, заглядывая ей в глаза, ласково проговорила:

— Видите, как я с вами. С другими только приказываю, а вас как дорогую гостью в дом зову! А вы капризничаете!

— Мне, право… не по себе, — замялась женщина. — Если вы мне приказали бы, мне легче было б, а так чувствую себя совсем неловко.

— А вы мне к сердцу пришлись с Верой. Что вы, что дочка ваша, такие трудяги! Такие рукодельницы! Таких мастериц сыскать еще надо! У меня вон, полон дом прислуги, а толку? Никакого! — махнула она рукой.

— Дел много накопилось. Некогда чаи гонять.

— Все дела не переделаешь! — успокаивала ее Громова, а сама уже провела гостю на летнюю веранду, усадила за стол и присела рядом.

Антонина Павловна развернула сверток и стала выкладывать перед ней весь заказ.

— Вот наволочки, как вы просили беленькие и по бокам с шитьем, вот рушники, глядите сразу, что не понравится, все заберу обратно и тут же переделаю.

— Что вы, голубушка! — замахала руками Анна Федоровна. — У вас, да не понравится! Красота, да и только!

— Вот подзорчики к иконочкам, — продолжала выкладывать товар Карнаухова, — вот скатёрки на стол, как и просили — по краям шелковое шитье, а в центре розы, и по бокам розы поменьше и кисточки. А тут еще салфеточки к ним.

— Всем довольна! — нахваливала ее барыня.

Потом устремила свой взор на дверь и вновь прикрикнула:

— Варька! Чай неси!

С кухни вышла Варвара, неся перед собой большой самовар, на котором висела связка баранок. Она водрузила его на стол, убежала и принесла чашки с блюдцами, выставила сладости, варенье, сахар и, кланяясь, удалилась.

Громова сама разлила кипяток по чашкам, пододвинула одну к гостье, взяла свой чай и сказала:

— Угощайся, голубушка.

— Благодарствую, — отвечала Антонина Павловна.

— Слышали, радость-то какая у нас? Сыночек вернулся!

— Слыхивали. Все село судачит про то. Рада за вас! — поддерживала разговор портниха. — Дождались голубчика! Теперь и сердце матери успокоится, спать спокойнее станете, волнений будет меньше.

— Буду спокойно спать, когда женим его, — честно призналась она. — Вот невесту выбираем ему. А кого выбрать сама не знаю! Все хороши, а он молчит!

— За невестами дело не станет, — заверила ее Карнаухова. — Он у вас видный, богатый, за него любая пойдет.

— Да разве ж нам любая нужна! — всплеснула руками Анна Федоровна. — Нам бы ровню себе сыскать! Он у нас умный, красивый, образованный! Теперь врачом будет! А девицы только и знают, что о балах, да развлечениях думают.

— Кто полюбится, — вздыхая, рассудила Антонина Павловна и отпила чай из чашки.

— Мы ему столько девушек позвали на смотрины, а он взял и умчался на Буяне ото всех.

— Значит пока… не глянулась ни одна из них, — сделала вывод она.

— Так и есть, не глянулась! — с сожалением проговорила Громова. — Может, у него там в городе любовь была? Мы же ничего о нем не знаем! Писал, что все хорошо, что скучает по нам, про учебу, работу, про больничку, в которой практиковался, а про девушек ни слова!

— Наверное, не зацепила ни одна. Вот полюбит, так и узнаете сразу.

— Я слышала, к вашей Вере уже сватались?

— Я отказала, — серьезным тоном отвечала Карнаухова. — Мала еще, пусть погуляет. Успеет наработается. Она и сейчас от работы не просыхает, а пойдут детишки? Тогда совсем гиблое дело.

— Правильно! Мала еще! А наш-то уже — перезрел! — махнула рукой барыня. — Поди жени его теперь!

— Ничего, — стала успокаивать её портниха, — найдется и на его шею хомут.

— Вы так думаете?

— Я не думаю, я знаю. Кто ж теперь пройдет мимо такого жениха. Устанете отбиваться! — улыбалась она в ответ.

— Вот поговорю с вами, и мне легче станет, — жалобно призналась Громова. — Вы бараночки ешьте! Они у нас знатные! С нашей лавки привезенные.

— Вкусные, — похвалила женщина барское угощение.

Григорий давно выспался, лежал на кровати с открытыми глазами, а заслышав разговор на веранде, прислушался и решил туда выйти. Он медленно встал, оделся, причесал свои пышные волосы, свою аккуратную бородку, усы, покрутился у зеркала и, брызнув на себя немного одеколону, уверенно шагнул к двери. Там прошел через гостиную к выходу и оказался на летней веранде.

Завидев его, барыня расплылась в улыбке. А Карнаухова встала из-за стола и тихо сказала:

— Добрый вечер, Григорий Владимирович. С приездом вас!

— Добрый вечер и вам, — добродушно отозвался он и шагнул к столу.

— Может, чайку с нами? — спросила его мать.

— Спасибо, не буду вам мешать, — отказался он, — пойду пройдусь немного.

— Скоро ужинать будем, не опаздывайте, — напомнила ему мать.

Громов склонил перед женщинами голову, потом повернулся и уверенной статной походкой вышел с веранды. Он оставил дверь открытой, желая впустить свежего воздуха, а сам остановился на крылечке и стал смотреть во двор.

— А что же Вера не пришла? — поспешила спросить барыня у портнихи.

Заслышав про Веру, Григорий насторожился и прислушался к их разговору.

— Она вчера ногу поранила, вот пришлось мне к вам идти.

«Ногу поранила? — подумал барин и улыбнулся. — Значит, все-таки, она и есть, та самая Вера»!

— А я ей за работу отрез на платье приготовила, — услышал он голос маменьки.

— Что вы, — запротестовала та, — совсем забаловали девчонку.

— У девочки должно быть много нарядов. Пусть сошьет себе красивое платье. А от меня не убудет, — успокаивала ее барыня. — Дочки у меня хорошие, но ваша просто умница!

— Даже не знаю, как вас благодарить, — смущалась в ответ Антонина Павловна. — Постоянно, кроме денег, подарки даете. Мне всегда неудобно их принимать.

— А вы берите! — настаивала Громова. — Чай от души даю! Не ко всякой я так, а только к тем, кто мне полюбился! Моя-то портниха не может так расшить, — пожаловалась она, — да и не справляется лентяйка со всеми заказами.

— Может, что не по нраву придется, то я и платы не возьму.

— Все по нраву! Все к сердцу! Все в лучшем виде! — расхваливала ее работу Анна Федоровна.

— Пойду я, — сказала Карнаухова и отставила чашку в сторону.

А сама медленно встала из-за стола и поблагодарила кормилицу:

— Спасибо за чай.

— Если надо что — просите. Вам никогда ни в чем не откажу. В доме теперь доктор есть, зовите, если надобно будет.

— Дай вам Бог доброго здоровья и мира в доме, — ответила ей портниха и склонила вперед голову, в знак благодарности.

— Спасибо, голубушка, — расплылась в улыбке хозяйка и проводила её на улицу.

На крылечке они распрощались, и Антонина Павловна поспешила покинуть барскую усадьбу, понимая, в каком положении она оказалась.

Григорий проводил женщину пристальным взглядом, видел, как та спешно прошла по двору и вскоре скрылась за воротами. Он сразу вернулся на веранду, подошел к столу и стал рассматривать вышитые салфетки.

Следом вошла маменька, она была радостной и довольной, сразу подошла к сыну и стала рядом.

— Кто эта женщина? — поинтересовался он.

— Наша мастерица! Мы ее просим белье пошить, вышить, расшить.

— Но у нас своя портниха есть.

— Наша так не умеет вышивать, — с досадой махнула рукой барыня. — Одну я к Марии в дом отправила, там теперь всех обшивает, а та что осталась, так не умеет трудиться. На это тоже талант нужен.

— А Вера ее дочка?

— Да, — радостно сообщила она. — И мать, и дочь, просто умницы и такие рукодельницы! Во всей округе не сыскать!

— Они вам полюбились?

— Конечно, — ответила довольно Громова. — Вера такая чудная девочка! Она умница, красавица, вся такая хорошенькая! Вот если могла бы, в дочки её себе взяла. Такая ласковая, такая отзывчивая, такая покладистая! — расхваливала она девчонку. — А зачем ты спрашиваешь?

— Я намерен открыть свой кабинет. Мне надо будет немного белого ситцу и пошить занавески, скатерти, салфетки и халаты.

— Я их попрошу, они мне не откажут.

Григорий улыбнулся, потом достал карманные часы, взглянул на них и тихо попросил:

— Вы ужинайте без меня. Я пойду вдоль реки пройдусь. Тишины хочу набраться, после шумного города.

— А как же ужин? — всплеснула руками матушка.

— Я потом Варю попрошу, она мне самоварчик поставит и достаточно.

— Гришенька, — жалобно заговорила она, — может, потом на речку? А сейчас с нами за стол?

— На ночь много есть вредно, — улыбнулся он в ответ, — это я вам, как доктор заявляю!

А сам склонился, поцеловал ее в щеку и быстрым шагом вышел из дома. А в спину услышал тяжелый вздох матушки.

Он уверенной и статной походкой двигался по селу. Вскоре свернул в проулок, прошел возле храма, там спустился вниз и тихо побрел по берегу многоводной реки.

Уже вечерело. Солнце медленно катилось к горизонту. По небу плыли белые пушистые облака. А широкая река тихо журчала, неся свои воды вниз по течению. В кустах звонко щебетали птички, наполняя Белогорье своими голосистым пением. У изб суетились крестьяне, завершая день на своих грядках и убирая свое скудное хозяйство.

Барин шел по берегу и вслушивался в тишину. Нет, не прогуляться он намеревался и не набраться этой удивительной тишины, а пошел он на луг, где собиралась местная молодежь. Так хотел он отыскать ту незнакомку, что повстречалась ему тогда в лесу. Ее заразительный смех он не забудет никогда и узнает его из миллиона девушек. Её взгляд он будет помнить еще долго, такими большими и красивыми были у Веры глаза. Они словно глядели на него из темноты, и как только он пытаясь уснуть или отвлечься от мыслей о ней, то этот чудный образ, милой и совсем молоденькой девочки, вновь и вновь всплывал перед ним. Хотя и предполагал он, что зовут её Вера, но надо было убедиться в этом лично.

Время неумолимо бежало вперед. Вот и солнце уже зашло за горизонт. А к лугу стала медленно собираться местная молодежь. Парни и девушки, парами и кучками, шумно двигались от села в сторону реки. Еще издали слышался звонкий заразительный смех, а с другой стороны деревни девчата затянули громкую протяжную песню. Нарядные и красивые, молодые и задорные, они сошлись в большую кучку и на лугу стало совсем весело. Ребята сразу принесли хвороста, сложил все в большую кучу и зажгли костер. Мгновенно в небо взмыло большое яркое пламя.

Громов уверенно шагнул вперед, а самому не терпелось познакомиться со всеми, ведь ему предстоит теперь лечить эту самую молодежь.

Костер разгорался все сильнее, а девчата стали увлеченно играть в ручейки. Парни остались в стороне и смотрели то на огонь, то на своих подружек.

Григорий остановился у костра. Его враз обступили двоюродные братья, которые тоже любили приходить на луг и гулять среди простых крестьян. Все по очереди пожали друг другу руки, весело поприветствовали и стали чуть ближе к реке. На молодого, красивого и статного мужчину тут же обратили внимание местные девчонки. Кто-то смотрел искоса, кто-то с любопытством. Но тут от девушек отделилась Маруся — молодая веселая хохотушка и плясунья, а еще она была лучшей подружкой Веры Карнауховой. Она бойко подошла к нему, окинула своим зорким взглядом и громко спросила:

— Вы… чё ли, наш молодой барин?

— Я! — весело отозвался он, рассматривая девушку при свете яркого костра.

— И чё, вы вот так с нами будете хороводы водить?

— А примите?

— А чего же не принять?! — пожала плечами Грачева. — Если вы с благими намерениями, то и мы всегда с радостью примем такого дорогого гостя.

— Я с благими, а вот вы меня не прогоните?

— Как себя вести будете! — сверлила его девушка своим пронзительным взглядом.

— Обещаю вести себя хорошо, — с улыбкой на лице уверял ее барин.

— Тогда идемте в ручейки играть, — предложила она и смело взяла его за руку.

А сама тут же потянула его за собой и поставила мужчину в ряд с подружкой. Девушки с любопытством смотрели на молодого красивого барина, кто-то хихикал, кто-то шептался, а Громов уже бежал под их руками и выбирал себе пару. Он внимательно всматривался в лица девчат, но Веры там не увидел. Молодежь гуляла и шумела: кто-то пел песни, тут же весело заиграла гармошка, и все разом бросились плясать. Каждая из молодых особ пела частушку, одна интереснее другой, а парни стояли кругом и с задором посматривали на них. Самые смелые выходили к ним и устраивали с девчатами перепляс, и тогда у костра становилось особенно шумно. Молодые люди хлопала в ладоши, подбадривая своих, а те, кто плясал, старались изо всех сил, чтобы с круга вышел именно соперник или соперница, и тогда все похвалы и громкие аплодисменты достанутся ему или ей.

Григорий Владимирович пробыл на лугу допоздна, но Вера там так и не появилась. Не видел он там и Вани. В сердце мужчины засела тоска: «Раз их нет, то, наверняка, они где-то вместе». Он немного постоял у костра, а потом тихонько удалился.

Ночь была светлая, тихая. В небо взошла большая яркая луна. А весь небосвод сплошь усеян мерцающими звездами.

Мужчина медленно шел по пригорку к дому, удаляясь с луга к барской усадьбе. Спать ему совсем не хотелось, а в голове крутились мысли одна за другой: «Может, отогнать все от себя? Не моя, чужая невеста, — думал он про девушку, — пусть живет себе и любит. Иван парень молодой, но ладный. Из них хорошая пара получится. Может, забыть? Забыть… Но как? Словно заноза в сердце засела. И надо же, с самого первого раза. Вот такая любовь, получается, безответная. Как же мне тебя найти, голубушка моя? Поговорить, постоять возле тебя, посмотреть в твои карие глаза… Где ты, радость моя»? А сам тяжело вздохнул и снова рассудил: «Радость, но не моя…»

Ночью барин почти не спал, он ворочался на кровати, поправлял подушки, но сон так и не шел.

Уже светало. Комната медленно наполнялась голубой дымкой рассвета. Стрелки часов показывали четверть пятого, а во дворах во всю горланили петухи.

Громов накрылся одеялом с головой, пытаясь хоть немного поспать, и ему это почти удалось. Но тут в углу с сундука свалился спящий кот и, мяукнув, бросился к двери.

Григорий с досады вздохнул, быстро откинул одеяло в сторону и нехотя встал. Он вразвалочку прошел по комнате к двери, выпустил кота в парадную, вновь прикрыл за ним дверь и направился к окну. Подойдя, распахнул створки настежь, выглянул во двор и увидел, как на востоке медленно всходило солнце. Он так давно не видел рассвета, и таким красивым ему все показалось: и небосвод, розово-голубой, и эти удивительные лучики, которые только-только начинали показываться, выплывая из-за горизонта, и природа. А в курятнике во всю горланили петухов, пробуждая Белогорье от ночной спячки, словно старались перекричать друг друга. Где-то на псарне лаяли собак, звонко, протяжно, с подвывом. Под самым окном зацветали красивые яркие пионы, наполняя воздух приятным ароматом цветущих соцветий.

Барин стоял и не шевелился, словно боялся спугнуть или что-то пропустить во всей этой удивительной красоте пробуждающегося утра.

— Красота-то какая! — только и мог вымолвить он.

Потом медленно повернулся и прошел к кровати. Там сразу забрался под одеяло, укрылся им, улегся поудобнее и вскоре уснул. Проспал мужчина до обеда. Тревожить и будить его никто не посмел. Барыня была рада, что сын выспится за все эти дни, и категорически запретила его будить или даже шуметь в доме. И до обеда в барских хоромах все ходили на цыпочках.