Непокорное Эхо

Лидия Петровна Будрик, 2017

Как заставить себя полюбить нелюбимого и совсем чужого тебе человека, когда ты любишь и любима другим? Вера и Ваня мечтают о счастье. На Покров они загадали сыграть свадьбу, но их планы рухнули, как только барин узнал, что в их селе живет эта юная красавица. На какой отчаянный шаг решилась девчонка, и что уготовила ей судьба-судьбинушка? Эта книга посвящается всем девушкам, которых когда-то выдали замуж против их воли.

Глава 2. Возвращение

И наступил день приезда Григория Владимировича. С раннего утра в доме было суетно, всё выбегали и выбегали на крылечко то одна служанка, то другая, поглядеть, не едет ли молодой барин. Иногда и сама барыня нет-нет, да выйдет из парадной, чтобы самой убедиться, не видать ли ее долгожданного сыночка. Больше всех доставалось Варваре. Ее торопили с приготовлениями, посылали то и дело за ворота, дергая девушку по этому поводу, чтобы глянула: не показался ли экипаж, который должен привезти их любимого Григория.

Из своих имений пожаловали и сестрицы с детьми, им также не терпелось увидеть братца. Они давно соскучились по нему, за эти долгие годы разлуки, и теперь нарядные и красивые расхаживали по дому, поправляли прически, осматривали свои пышные платья, поглядывая на себя в зеркала.

По двору вокруг фонтана, под присмотром многочисленных нянек, бегали внуки. Они резвились, кричали и тоже ждали возвращения своего дядьки, которого еще ни разу не видели.

Уже ближе к полудню Варя громко оповестила:

— Едут! Барин едут!

Что тут началось! Все забегали, засуетились, стали кричать и звать друг друга, указывая, что кому делать и куда стать. Дети в испуге и с замиранием сердца смотрели на взрослых и встали рядком, ожидая чего-то особенного.

Варя спешно принесла с кухни на вышитом рушнике большой красивый каравай и подала его барыне.

Та взволнованно приняла его, вытянула хлеб вперед, поправила солонку и вместе с супругом шагнула на ступеньки парадного входа, чтобы встретить своего долгожданного сыночка хлебом и солью, как и подобает по русскому обычаю.

В ряд выстроилась и прислуга, чтобы молодой барин мог сразу всех видеть и знать, кто придет к нему по первому же его зову.

К воротам, поскрипывая, подъехали дрожки, остановились, и на землю сошел высокий и статный мужчина.

Кучер тут же отогнал подводу под раскидистый клен, остановился там и стал осматривать багаж, боясь, что в дороге могло что-то потеряться.

А Григорий уверенной походкой шагнул вперед и замер: перед ним стояло все его семейство. Маменька и папенька, милые сердцу сестрицы с детьми с волнением смотрели в его сторону и не скрывали своей радости.

Племянники, которых он еще ни разу не видел, а только по письмам узнавал о рождении у сестер детей, с неким любопытством разглядывали дядьку всего. Мальчики сняли свои картузы и держали их в руках, а девочки, взявшись за подолы своих красивых платьиц, пытались сделать перед ним реверанс.

Григорий снял картуз, низко всем поклонился и со счастливой улыбкой на лице осматривал всех по очереди.

Первым шагнул к нему барин.

— Григорий Владимирович! — со слезами на глазах и с распростертыми объятиями поспешил вперед отец. — Сынок! Вот так радость! Вот так встреча! С приездом! — радовался Владимир Петрович возвращению сына в отчий дом.

— Отец! — радостно проговорил тот и шагнул ему навстречу.

Они крепко обнялись, потом по русскому обычаю три раза расцеловались, а старый барин не удержался и пустил слезу. Он незаметно смахнул ее ладошкой, потом отошел чуть в сторону и сказал:

— Дай я на тебя налюбуюсь! Какой ты стал! Сокол! — с восхищением осматривал он сына и никак не мог нарадоваться на свое любимое чадо. — Как возмужал! Уезжал-то совсем мальчишкой, а вернулся-то господин!

— Кровиночка моя… — запричитала Анна Федоровна и подошла к сыну ближе, — сыночек мой любимый… приехал! — радостно сказала барыня и заплакала.

— Маменька! — нежно проговорил Григорий и шагнул к ней навстречу.

А сам заключил ее в свои крепкие объятия и нежно произнес:

— Как же я по вам соскучился!

— Вот, хлеб соль отведай, — всхлипывая, предложила она.

Григорий Владимирович взглянул на сестер, понимал, что те тоже ждут, чтобы обнять его, но все же отломил кусок хлеба, макнул его в соль и сразу отправил себе в рот. Он быстро прожевал его и с восхищением похвалил:

— Какой вкусный! Свой! Родной! Такой аромат только в отчем доме бывает, и я помнил его все эти годы. Думал, вернусь, а в доме на столе свой хлебушек, да такой вкусный и ароматный!

— Вернулся! — качая головой, протянула мать и вновь заплакала.

Слуга взял из ее рук каравай и с радостной улыбкой на лице отошел в сторону, понимая, что в такие минуты мешать никак нельзя. Уж больно соскучились хозяева по своему наследнику и совсем этого не скрывали.

— Ну будет, будет, маменька, — успокаивал ее сын, — теперь я здесь и уж никуда более от вас не уеду.

— Мы так рады, так рады… — причитала на радостях Анна Федоровна, утирая слезы платком.

— Погоди, мать, слезы-то лить, — упрекнул ее супруг, — радоваться надо, а мы тут целый потоп устроили.

— Радуюсь… — выдавила из себя женщина и, махнув ажурным платком, вновь залилась слезами.

Григорий взглянул на сестер, те дождались своей очереди и кинулись к нему, а сами стали обнимать его и целовать.

— Все в дом к столу, — позвал громко Владимир Петрович, — обедать будем. Варька! — кликнул он служанку.

На крылечке незамедлительно появилась девушка двадцати лет, пышная, ладная, в белом передничке, и мило пролепетала:

— Слушаю-с, ваша светлость.

— Все ли готово к обеду?

— Как велели, так и готово-с, — радостно отозвалась она и засмотрелась на наследника.

Какое-то время девица молчала, а потом тихо, но с восхищением проговорила:

— Красавчик!

— Что? — строго переспросил ее Владимир Петрович.

— Кушать подано-с! — громко объявила Варвара и быстро скрылась в доме, боясь нарваться на гнев хозяина.

Его крутой нрав она уже знала и лишний раз попадаться на глаза жутко боялась. Но и промолчать не могла, молодой барин и впрямь был красив собой.

Григорий Владимирович изучающе взглянул на прислугу, все разом ему поклонились, а он мило всем улыбнулся и остановил свой взор на старом слуге Прошке.

— Прохор, ты еще служишь! — обрадовался он, что застал старика в живых.

— Служу-с, барин! — отозвался тот, а сам на радостях смахнул слезу и был в восторге от его приезда.

— Рад, что ты дождался меня, — признался Громов и обнял его за плечи.

Он заглянул в его глаза, наполненные радостью и слезами, и тихо шепнул:

— У нас еще будет время, вспомнить с тобой прошлые годы.

Тот расплылся в довольной улыбке, понимая намеки молодого барина, а сам пуще прежнего залился слезами, не скрывая своего радостного настроя.

А Григорий Владимирович уже осматривал дородных девиц, что служили в их доме.

— Прислуга почти вся поменялась, — пояснила сразу маменька, — кого-то замуж выдали, кто-то сам ушел, а кого-то уже Господь призвал. Но новые работники ничем не хуже старых. Все работящие, исполнительные, покорные.

Он вновь перевел взгляд на маменьку, мило ей улыбнулся, и его сразу же проводили к парадной.

Широкая и просторная лестница, которая вела в дом, тоже изменилась, ее отреставрировали, расширили и покрасили.

Да и внутренность дома встретила наследника своим внешним и обновленным великолепием. Гостиная, устланная бархатными коврами и уставленная множеством цветущих растений, вела в роскошную приемную, с дорогой мебелью, обитой атласом и бархатом. По стенам всюду висели картины, все сплошь в золоченых рамках. Под потолком красовались люстры-подсвечники, которые считались новшеством и роскошью, и украшали гостиные и залы исключительно знатных людей. На столах множество дорогих серебряных и золоченых предметов — это вазы, шкатулки, которые указывали на достаток и хороший вкус хозяев. Гармонично вписывающаяся лестница вела на второй этаж, где находились барские покои и комнаты для гостей. По бокам витые ажурные балясины с тонкой резьбой, ступеньки стали аккуратнее, тоньше, обновились и перила, и от них все еще пахло свежим деревом и краской.

Стол накрыли в малом зале, так как гостей особо не ждали, а прибытие единственного наследника решили отметить в тесном кругу.

В сопровождении кормильцев, а еще сестриц и кучи племянников, Григорий Владимирович вошел в гостиную, осмотрелся и радостно произнес:

— Как все изменилось! Все по-модному у вас тут теперь.

— Старались! — ответила ему мать и стала рядом. — К твоему приезду готовились! Вот, — указала она рукой на залу, — все подремонтировали, отреставрировали. Твои покои обновили. Напрочь все изменили! — радовалась она, что в доме произошли такие перемены. — Мы подумали: уезжал юным, а вернется совсем зрелым мужчиной. Не к чему все оставлять. Решили сюрприз сделать.

— Да, жизнь не стоит на месте. За десять годков… все везде изменилось… — ответил он задумчиво и шагнул вперед.

Все дружно препроводили его в залу, усадили за праздничный стол и стали потчевать разносолами. Рядом присели родители, которые все никак не могли наглядеться на свое любимое чадо. Сестры с детьми уселись тут же и не сводили со своего младшенького братца своих счастливых глаз. А Варя уже подавала борщ, зная, что молодой барин уж дюжа его любит.

— И про борщ не забыли! — радостно воскликнул Григорий, поглядывая то на маменьку, то на отца.

— Все помним, касатик ты наш! — сквозь слезы, проговорила Анна Федоровна. — Так ждали, так ждали… Все глазоньки проглядела… Думала, не доживу…

— Что вы, матушка! — ласково смотрел на нее сын. — Вот он я! Приехал и уж более никуда от вас не уеду.

— А что, сын, ты теперь фельдшером будешь у нас? — серьезно смотрел на него Владимир Петрович.

— Думаю, знаний хватит, практика тоже есть. Конечно маловато, но с годами и это придет, — отозвался он.

— Правильно, — вздохнул облегченно отец, — хватит по свету мотаться. Пора и семьей обзаводить, домом, хозяйством.

— Думаю, пора, — согласился с ним сын.

— Внуков дождаться хотим. А-то стары мы уже становимся. Хочется хоть немного внуков твоих понянчить.

— Здоровья совсем нет, — пожаловалась Анна Федоровна.

— Ну, здоровье ваше я вам обязательно поправлю, для того и учился. А за внуками дело не станет. Вот осмотрюсь маленько, пригляжусь к невестам, — радостно отвечал Григорий. — Кто тут у вас самая красивая в округе? Думаю, и свадьба скоро состоится!

— Ты выбирай, а наша сваха сосватает тебе самую красивую невесту, какую только пожелаешь! — добродушно смотрела на брата Полина. — Хочешь боярского роду, хочешь княжеского. Ты у нас жених завидный, за тебя любая девушка пойдет.

— Вон какой красавчик стал! — смотрела на него с восхищением Ольга. — Враз тебе невесту сыщем!

— А меня уже многие девицы спрашивали, — вставила свое слово Мария, — когда же Григорий Владимирович вернется? Всем не терпится тебя увидать.

— С вашей помощью, думаю, и за свадьбой дело не станет, — улыбнулся он, и все принялись есть борщ.

За вкусным и пышным обедом вся семья долго разговаривала, по очереди расспрашивая Григория: что там делается на чужбине? Как ему там жилось? Чему научился у заграничных светил? Худо или хорошо ему там было? Вспоминал ли он отчий дом? Скучал ли по ним?

А мужчина был безумно рад, что наконец-то его учеба закончилась, и он вновь оказался в кругу самых дорогих и любимых ему людей. Он никого не хотел обидеть и отвечал на все вопросы, что задавали ему сестрицы или родители.

Прислуга стояла тут же и, по взмаху руки барыни, подавали на стол новые угощения и разносолы.

Уже после обеда молодого барина препроводили в его покои. Сестрицы шумно распрощались с ним. А Анна Федоровна дала всем понять, что с дороги Григорию Владимировичу не мешало бы и отдохнуть, а уж все разговоры останутся на потом.

Кучер принес вещи, поставил чемоданы у двери, вежливо откланялся и сразу же удалился.

Громов осмотрелся, немного походил по комнате, но после такого вкусного затяжного обеда и долгой дороги его сморила усталость, и он решил прилечь отдохнуть.

Мешать ему никто не стал. Сестрицы радостные покинули усадьбу родителей и отправились в свои имения, прихватив с собой детей, так как те сильно шумели, а брату с дороги хотелось отдыха и тишины.

Уже лежа на постели, барин внимательно осмотрел всю комнату, и всё ему здесь пришлось по душе: и новые цветные занавески на окнах, и красивые ковры на стенах и полу, резное зеркало, что стояло в уголочке на комоде, его кровать, устланная шитыми покрывалами, и эти подушечки, что лежали в изобилии у его изголовья. Он взял самую маленькую в руки, покрутил ее, залюбовался вышивкой на наволочке и подумал: «Кто же это такая рукодельница, что умеет так красиво вышивать»? Сразу решил, что это маменька балуется или кто-то из сестричек, отложил подушку в сторону, закрыл глаза и вскоре уснул.

Мужчина проспал до позднего вечера, потом нехотя встал и пошел побродил по дому, стараясь разогнать дрему. Ему отдельно подали ужин, он выпил парного молока, а барыня предложила сыну попариться в баньке, которую протопили специально для его приезда. Он тут же согласился и уже вскоре парился в жаркой парилке.

Старый слуга лихо нахлестывал его веником по бокам, стараясь угодить кормильцу.

— Еще! Еще! — просил его Григорий. — Прошка, хлестни еще!

А тот старался, нахлестывал его от души веником, затем поливал на него водой, вновь хлестал, а сам был рад, что он вернулся, и теперь его кормильцы будут спокойно доживать свою старость.

Из бани Громов вышел весь распаренный и разморенный, а утомленный долгим переездом, вновь закрылся в своих покоях, скинул с себя одежду, улегся на пышную кровать и уже вскоре уснул крепким сном…