Бёрк. Оборотни сторожевых крепостей

Ли Литвиненко (2024)

Самка? Орка? Не может быть. Она пахнет… восхитительно! Это другой вид, не известный для него. Оборотень сильнее вжал нос в шею пойманной девушки. Бёрк испуганно пискнула. –Тише,– губы Гелиодора коснулись нежной кожи. Клыки заострились и зачесались. Хотелось укусить, оставить метку на шее смеска. Чтоб никто кроме него не смел трогать эту крошку. –Моя! — в друг вспыхнуло в голове. Он понял что не сможет больше отпустить страшилку

4. Б

ё

рк

Спустя несколько лет

Утро обещало быть добрым. Ни туч, ни ветра за окошком не наблюдалось, и солнце уже вовсю пускало зайчиков по комнате. Бёрк откинула одеяло и сладко потянулась. Ранний подъем был для неё привычен. С кроватью девушка расставалась быстро, особенно зимой, когда в доме по утрам было холодно.

Зевая и почесывая живот, как истинный орк, Бёрк прошла в переднюю, где стояло ведро с водой и выщербленный таз, заменявший рукомойник. Наполнив два черпака, она сунула в них руки. Вода была прохладная и быстренько смыла остатки дремы. Фыркая и тряся головой, словно собака, девушка умылась. Зачерпнув из маленькой плошки древесной золы, пальцем почистила зубы и громко высморкалась, как учил её Сфенос. Плеснув из пузатой баночки на ладонь вязкую зеленую жидкость, Бёрк тщательно растерла её по рукам до самых локтей. Потом, глядя в осколок зеркала, размазала краску и по лицу, не забыв про уши и шею. Она обновляла окраску примерно раз в неделю. Кожа, и до этого зеленая, стала приятного оттенка молодой травы.

Завершало утренний туалет скрупулезное расчесывание волос. Косица была не особо густая, но отрезать её девушка не хотела, как ни настаивал на этом Сфен. В детстве она, как и положено настоящему орку, носила на голове ирокез — Сфенос два раза в год выбривал ей виски. Но после того, как они осели среди гномов, прическа стала казаться Бёрк неактуальной. Местные ходили заросшими по самые брови. И мужчины, и женщины носили косы и совсем не брились. После долгих споров, в которых Бёрк не раз пускала слезу, отец разрешил отрастить ей серенькую косу, по толщине больше походившую на мышиный хвост. Сейчас Бёрк с любовью вплела в неё синюю ленточку, подаренную Полли на весеннее равноденствие.

Хлопнула входная дверь.

— Утро доброе, — пробасил Сфенос, ступая через порог.

Не разуваясь, он прошел к столу и уселся на широкую лавку у стены.

Как только на улице спадали морозы, отец перебирался ночевать в конюшню. Он любил прохладу и часто жаловался, что в доме ему душно. В теплое время года он заходил домой только по утрам, и они вместе завтракали.

— Где этот чертов носок? — ругалась Берк, встряхивая одеяло.

Она уже скинула ночную рубаху и теперь в одних трусишках ползала по полу, заглядывая под низкую кровать. Своей наготы она совсем не стыдилась. С детства Бёрк купалась и переодевалась при отце и, даже повзрослев, не изменила привычки.

Сфен разломил краюху зачерствелого хлеба, принесенную вчера из харчевни, и оглядел комнату. Девчонка под вечер всегда сильно уставала и, раздеваясь, могла разбросать свои вещи по всему дому.

— На печке, — кивнул Сфенос на кучу тряпок, скрученных узлом.

Бёрк торопливо просунула голову в рубашку и метнулась к топке, прикрытой старым покрывалом. Точно, тут нашлись и штаны, и недостающий носок, а на полу ждали растоптанные сапоги из потрескавшейся кожи.

— Я вчера не стала свечку зажигать, — объяснила она, натягивая пропажу на ногу и усаживаясь за стол.

— Ты и с зажженной мимо лавки проходишь, — беззлобно пожурил дочку орк.

— Зато все достирала, — ответила девушка, вытащив из кармана штанов медную монетку. — Вот, целый медяк! — И гордо сунула его отцу под нос.

Сфен одобрительно кивнул и в качестве поощрения провел огромной, покрытой огрубевшей кожей ладонью по волосам девушки. Деньги в их семье зарабатывала только Бёрк, Сфенос работал за еду и поношенные вещи, которые время от времени отдавал ему хозяин харчевни.

— Еще две — и закажем тебе новые сапоги, — набив хлебом рот, пробубнила Бёрк.

–Тебе нужнее, — отпивая темный квас, возразил Сфенос.

Ему было стыдно за свою несостоятельность, и когда речь заходила об обновках для него, он всегда пытался отказаться от них.

— Не начинай, — возразила девушка. — Сто раз уже говорили. Сначала тебе сапоги — они дороже выйдут, а ты весной уже босиком ходил…

— Мне не холодно.

–…А к зиме я себе на сапоги заработаю.

Бёрк старалась говорить твёрдо, хоть уверенности в своих словах не испытывала. Обувь для орка стоила дорого. Размер ноги у Сфеноса был просто огромным по сравнению с ногами гномов. Кожи на такие сапожищи уходило много больше, и цена соответствовала. Они копили уже полгода, не позволяя себе тратить ни одной монеты.

— Сезон заканчивается. Еще недели три — и все разъедутся.

Бёрк зарабатывала, стирая вещи рудокопов. В эту глушь они съезжались на лето, чтобы рыть уголь в здешней шахте. Как только начинались осенние дожди, каменоломни подтапливало, и рабочие разбегались по домам.

— Тогда купим в следующем году.

Её сапоги были куплены четыре зимы назад. Кожа отличного качества и, наверное, могла носиться еще долго, но за это время девушка выросла, и единственная обувь нещадно жала ноги, а ходить босиком было уже холодно. Бедные пальцы Бёрк не успевали заживать от мозолей.

–Тогда твои ноги превратятся в скрюченные копытца, — хмыкнул Сфен.

— Не превратятся.

— Будешь на следующее лето цокотеть по дорогам, словно козлик Полли.

Бёрк представила эту картину и возразила, наморщив нос, словно злая зеленая кошка.

— Не бывать этому!

— Ме-ме-ме, — продолжал со смехом дразнить её Сфен.

— Ну тебя! — вскочила со стула обиженная Бёрк. Она смахнула со стола рассыпанные крошки и высыпала себе в рот. Шумно выцедив в рот из кружки последние капли кваса, стрелой выскочила на улицу. — Все равно сапоги купим тебе! — услышал Сфенос перед тем, как дверь захлопнулась.

— Не получилось, — грустно вздохнул Сфен — он так надеялся её рассердить.

Орк был туговат на идеи и других способов управлять своенравной девчонкой придумать не мог. Несколько раз это срабатывало, и в порыве злости она поступала так, как хотел Сфенос. Но вот с сапогами, стоившими как хороший поросенок, это не помогало. Дочь впряглась в эту идею, как упрямый мул. А ведь он мог ходить по снегу, просто обмотав ноги кусками войлока…

Бёрк обогнула угол дома и, подхватив большущую ивовую корзину, стоявшую у порога, пошла по дорожке мимо грядок пожелтевшего лука. Поперек заднего двора на веревках, протянутых от огромного старого дуба к сараю, были развешаны разномастные вещи. Тут мотались на ветру короткие штаны рудокопов, сорочки престарелых соседей, не хотевших заниматься стиркой, и постельное белье с постоялого двора. Летом стирка была почти в удовольствие: полощи в реке, вывешивай на улице. Не то что зимой, когда от веревок в доме комнаты напоминают лабиринт.

Девушка пощупала крайнюю рубаху с наполовину оторванным рукавом — толстая шерсть была еще влажной.

— Сыровата… К обеду сниму.

Бёрк легко проскользнула под тряпичными парусами и пошла к дороге.

Их маленький хутор, словно бурей раскиданный по пологому берегу речки, был местом весьма живописным. Земля тут неровная, словно изрыта огромными кротами, и у каждого домика не просто двор, а как бы земляная лунка, в которой прятался дом. Для уединения не нужно было ставить забор или палисадник, ведь чтобы увидеть соседа, требовалось зайти в его личный закуток. С берега можно рассмотреть только ярко-красные черепичные крыши, похожие на мухоморы, торчащие между деревьев. Домиков было немного — не больше двадцати. На окраинах они стояли далеко, а ближе к центру хутора сходились плотней, словно заглядывая в окна двухэтажной гостиницы, которая была сердцем этого места.

Хибарка Бёрк и Сфена находилась недалеко от реки. Домишко был так себе: низкий, чуть скособоченный, с обитыми потемневшей дранкой стенами и скрипучим порожком и всего двумя окнами. За ним небольшой огородик, засаженный овощами и кукурузой. Большим плюсом этого места была дорога, проложенная к водяной мельнице мимо их двора — по ней часто ездили, и накатанная полоса всегда оставалась чистой: зимой её очищали от снега, а летом Бёрк не надо было идти по мокрой от росы траве.

Легонько пнув зазевавшуюся курицу, девушка ступила на укатанную глинистую колею. Корзину для белья, которую всегда брала с собой, она перевернула и для удобства надела на голову наподобие огромной шляпы. Ивовые прутья сплели неплотно, и Берк отлично видела через щели дорогу. Несмотря на солнце, утро было прохладным — осень уже позолотила листья на деревьях.

Ближний к ним дом давно стоял заброшенным, и двор его густо зарос лопухами и боярышником. Сейчас в них рылись две худые длинноухие свиньи, внешне больше напоминавшие бездомных собак. С дороги за ними наблюдал хозяин — господин Адуляр Гурт, ушедший на покой городской учитель, приехавший на хутор доживать свой век. На поросшей седым пухом голове у сухощавого коротышки круглый год красовался неизменный колпак с золотой кисточкой, а на ногах были смешные ботинки с загнутыми кверху длинными носами. Старик был их ближайшим соседом, и каждое утро Бёрк обязательно с ним сталкивалась. Хитрый гном всегда делал вид, что это случайность.

— Доброе утро, господин Гурт! — громко крикнула орчанка и помахала ему рукой.

Старик был глуховат, и неизвестно что было тому виной: жизнь, такая же продолжительная, как песчаная отмель, или густая растительность, торчавшая из его ушей. Гном прищурился и посмотрел на Бёрк, словно только что увидел её, и, покряхтев, переступил с ноги на ногу. Его руки были скрещены на высоком кряжистом посохе, доходившим гному до подбородка.

— Бёрк? — удивленно спросил гном, будто не ожидал её тут встретить.

Действительно! Кто бы еще мог проходить тут в такой ранний час?

— Да, это я, господин Адуляр, — отвечала Бёрк на ходу.

Она старалась говорить со стариком как можно меньше мало что значившими короткими предложениями. Одинокому гному было скучно, и часто он развлекался, заговаривая с прохожими на разные темы. Невинная фраза могло вызвать у Адуляра пространные воспоминания, и разговор мог затянуться на час, а то и дольше.

— Куда это ты идешь? — бесцеремонно спросил старый учитель.

— На работу.

— На работу… — проскрипел гном и скривился, будто она зарабатывала блудом, а не стиркой.

— Да. Стирка, штопка, перешивка, — повторила Бёрк свой рекламный лозунг. — Вам ничего не нужно постирать? — вежливо поинтересовалась, хотя ответ знала наперед.

— Нет.

Гном с любовью провел рукой по засаленному жилету, наполовину скрытому длинной бородой, отросшей до колен. Адуляр, как любой порядочный гном, был довольно прижимист и в целях экономии стирал сам. Судя по застарелым пятнам, недостаточно часто.

— Жаль. Но если когда-нибудь вам понадобится…

— А почему в такую рань? Отчего тебе не спится? — перебил старик и, прищурив глаз, уставился на неё, как на преступницу.

В детстве она ею и была, но сейчас почти исправилась.

Бёрк задумалась. Как коротко объяснить дедусе, что ты не замышляешь ничего дурного? Винограда по дороге не было, морковь уже убрали, а яблок в этом году у них с отцом и у самих полно.

Свиньи, не заинтересованные в разговоре, бросили свое занятие и потрусили к реке. Видимо, после кореньев их замучила жажда. Адуляр с тоской посмотрел животине вслед. Придется ему отпустить свою жертву. Он от злости стукнул о землю посохом, на который опирался, и Бёрк дернулась — до сих пор не забыла, как старик лупил её своей палкой, когда не слышал на уроках ее ответа или тот был неверным.

— Сегодня я меняю всю постель на постоялом дворе! — прокричала Бёрк.

Старик ничего не ответил, только еще раз стукнул посохом о землю, досадуя на лопоухих свинтусов, и, смешно ковыляя в своих башмаках, стал спускаться к речке. Обойдя по обочине старика, проходившего мимо (мало ли, вдруг решит ее треснуть), Бёрк почти бегом понеслась к гостинице. Мысленно она благодарила хрюкающее хозяйство Адуляра, избавившее её от утреннего допроса.

Через заднюю дверь она влетела в кухню, как штормовой ветер. С порога в нос ударили аппетитные ароматы специй и выпечки. Беленые стены, выскобленные до блеска деревянные полы, льняные занавесочки и кустики мелкого жгучего перца, украшавшие подоконники — просторная комната с широкими окнами была по-домашнему уютной и теплой. В центре стояла печь с кастрюлями, в которых кипело варево. Половину комнаты занимал длинный разделочный стол, на котором громоздилась свежая зелень с огорода.

— Ух! Напугала! — дернулась Полли — трактирная кухарка. Правая рука её была по локоть погружена в кадку с тестом. — За тобой что, шишига гонится? — вытерев передником пот со лба, спросила гномка.

— Адуляр.

— Вот уж не поверю! — засмеялась стряпуха. — Чтоб старый пень да за кем-то гнался…

Гномка была щедро наделена природой. Тело мягкими изгибами постоянно притягивало мужские взгляды. Сегодня высокую грудь Полли подчеркивал ситец ярко-розового цвета, щедро обшитый воланами. Из-за обилия поклонников и капризного характера Полли еще не была замужем, хотя ей давно перевалило за двадцать.

— Он устроил мне засаду у гнилушки.

Бёрк поставила свою широкую корзину у двери и зачерпнула ледяной воды, только что поднятой из колодца. Железное ведро было покрыто влагой, будто вспотело.

— Опять заставлял рассказать ему счетную таблицу? — Гномка чистой рукой выхватила у Бёрк ковш и кивнула на глиняный кувшин, стоявший на столе: — Молоко.

Орчанка скривилась, уже ощущая вкус козьего молока на языке, но, зная, что отпираться бесполезно, налила полную кружку.

— Нет, только хотел узнать, что я замыслила в такой час.

— Жир, — потребовала Полли.

— А ведь ты хорошая…

— Жир! — не терпящим возражения тоном снова потребовала толстушка.

Гусиный жир, отвратительный на вид и запах, стоял на верхней полке в баночке, заботливо накрытой холстинкой. Зачерпывая ложкой желтоватую массу, Бёрк оскалилась, задрав верхнюю губу. Так делал Сфенос, когда был недоволен. У него это выглядело устрашающе из-за крупных клыков, но на лице Бёрк это смотрелось как смешная гримаса.

— Кто только выдумал, что эта гадость полезная? — И девушка расколотила в теплом молоке ложку жира.

Стараясь выпить как можно быстрее, она большими глотками осушила кружку с плавающей на поверхности желтой пленкой.

— Врачеватели, — убирая тесто, ответила Полли.

— Дурни, — зло рыкнула Бёрк и стерла с губ остатки неприятного пойла.

— Да уж поумнее тебя будут, — отмывая руки, усмехнулась Полли. — Это же надо было додуматься — купаться в речке в такой холод, да еще в грозу!

— Я сети снимала, сколько можно повторять? — Бёрк не любила оправдываться, тем более когда действительно была невиновна.

— А лодка зачем нужна? Видно, чтобы умный народ в воду не лез, не простужал свое хлипенькое здоровьице.

— Сеть за коряги зацепилась, а там дерево повалено, на лодке было не подойти.

— А ты так умна, что в ледяную воду прыгнула! — Кухарка поцокала языком.

— А как я должна была сделать?

— Бросила бы эти сети.

— Они денег стоят! И рыба…

— И грудное воспаление теперь.

— Кто ж мог знать…

— Тот, кто от каждого сквозняка мается кашлем по полгода.

Бёрк досадливо фыркнула. Месяц назад она простудилась, снимая сети на дальней запруде. Целую неделю её лихорадило, а кашель прорывался и сейчас. Отец долго пичкали её всякими отварами — такими гадкими, что, казалось, от них становилось только хуже. Немного окрепнув, Бёрк стала выливать вонючие настойки в окно, изображая перед Сфеносом покорность и смирение. Но вот Полли провести было куда сложней. Принимать лекарство приходилось под цепким взглядом стряпухи. Девчонку она раскусила давно и не доверяла её шельмоватому характеру ни на грош. Почему-то гномка решила, что гусиный жир с молоком — средство чудодейственное, и заставляла Бёрк не только пить и есть эту гадость, но и натирать ею спину перед сном.

Вообще, орки отличались прекрасным здоровьем. Отец, сколько Бёрк себя помнила, никогда не мучился даже изжогой. А вот она… Бёрк вообще была особенным орком. Слишком особенным даже для этого хутора. Альбинос. У всех орков кожа бугристая и зеленая, а Бёрк белая в розовую крапину. Её шкурка была светлой, как у гномов, и только неровности, похожие на маленькие шрамы, пятнили её словно яйцо перепелки.

— Почему так? — спрашивала она Сфена.

— Исключение, — отвечал отец, пожимая плечами.

Разве могло это мудреное слово дать ей объяснение? Чтобы она не сильно отличалась от своего родителя и не вызывала лишних вопросов, Сфен выдумал её красить, и теперь периодически девушка натиралась болтушкой из Изумрудной водоросли.

Но слабое здоровье под краской не спрячешь, и девчонка постоянно простужалась.

— Пойду белье менять, — бросила Бёрк.

— В четвертой комнате не нужно, там никого нет, — предупредила Полли, усаживаясь на низкую скамеечку и пододвигая к себе корзину с овощами.

— Знаю.

Глянув на кухарку, Бёрк незаметно стащила с тарелки, приготовленной для постояльцев, оладушек и сунула его в рот — плата за гадость, которую ей пришлось пить.

— Потом поможешь мне с репой, — сказала Полли и смахнула с желтого клубня макушку.

— Будешь запекать?

— Нет, отварю на гарнир к кролику.

— О-о-о! — Бёрк радостно встрепенулась — остатки со столов всегда отдавали им со Сфеном. — Кролик!

Бёрк любила поесть.

— Даже не мечтай. Все куски поделены между постояльцами, лишних сегодня не будет.

— У-у-у-у, — протянула уныло Бёрк и поплелась к лестнице.