Адам

Леонид Сергеевич Акимкин, 2016

Первый человек на земле: полное единение с природой, господин всего живого, альфа и омега для целого мира. Об этом мечтает каждый, но какую цену за это заплатит главный герой? Чем придется пожертвовать, чтобы получить возможность попробовать себя в роли Адама? И есть ли во всем этом Бог? Содержит нецензурную брань.

глава 10

Из угла меня сверлил чей-то взгляд. Даже мне, не особо разбирающемуся в животных, было понятно — такие глаза бывают только у кошек. У крупных, очень крупных и опасных кошек. Вечность. Кажется, столько времени я смотрел на эти два желтых круга хищных глаз. Все как-то стерлось, стало незначимым, исчез страх за жизнь и само ощущение собственного существования. Не было ничего, были только глаза, те, что напротив, и мои. Мы смотрели друг на друга и все. Возможно, это и есть та гармония, к которой все века стремились мятежные души людей. Вот она истинная философия мира. Мысль вторична, бытие — это мусор, сознание — паразит, не дающий увидеть мгновение. Мгновение — это вечность. Отринь все, смотри в глаза.

Через секунду гармония исчезла, ее убил звук. Странный звук, исходивший из угла, где жили эти два огромных глаза. Звук весьма необычный. Как будто толстые металлические пружины, обернутые в толстую сырую кожу, сжатые когда-то, начали свой путь к свободе Сознание подсказало мне, это тугие мышцы перекатываются под шкурой зверя, большие тяжелые мышцы хищника. У хищников всегда так, мышц много, а шкуры пергаментные и стонут мышцы от тесноты, и шелестит шкура, мечтая не треснуть от мощи, что скрыта под ней.

Глаза моргнули. Спасительное наваждение психики спало. В опасном углу началось движение. Слабое человеческое зрение не позволяло увидеть мне, что там движется, но реакция Сильки не внушала ничего хорошего. Собачьи нервы не выдержали, и пес с визгом бросился ко мне в ноги. От воинственного вида ничего не осталось. Спрятавшись за мной, Сильвестр начал лаять как бешеный. Он никогда не лаял, а сейчас просто глушил меня звонким эхом своей истерики. Мне слышалась в этой каше лая, визга и скулежа обида, огромная горькая обида. Так люди обижаются на судьбу, когда ничего уже не исправить, когда понимаешь, что ничем не заслужил такого подвоха от жизни. Когда хочется кричать сквозь слезы, что ты неплохой человек, что сделал много хорошего или не сделал плохого, а мог бы, что ничем не заслужил такого. А судьба глуха, забирая самое дорогое, она смотрит на тебя и видит звонко лающую собаку, которая раньше молчала, а сейчас так раздражает своими визгливыми причитаниями.

Наша судьба двигалась к нам навстречу. Она вышла на границу темноты и света, источаемого открытым лифтом. Теперь я смог его видеть. Сильвестр замолк. Это был лев. Я никогда не видел живого льва, только по телевизору. Какой же он… Не зря его зовут царем зверей, это его титул по праву. Он царь. Тусклый свет старался окрасить хищника в серые цвета, как и все вокруг, но воображение мое доливало нужных оттенков на могучий торс зверя, щедро размазывая по его шкуре желтую и коричневую краски. Глаза его перестали светиться и скрылись в сумерках тени. Чувство страха, зудевшее, пока лев шел к свету, отступило.

Вместо того, чтобы рвануть к комнате охраны и закрыться там, я пытался найти границу львиной гривы и ночной темноты помещения. Казалось, что гриве нет конца, она огромна. Быть может, вся темнота земной ночи — это львиная грива, а звезды — это глаза львов, львы смотрят, царственно, сверху вниз, и где бы ты ни был, они придут к тебе из темноты, если захотят.

Лев решил оказать мне содействие и вышел на свет полностью, возможно, ему понравилось, как я на него смотрю. Какой же он огромный, мощный, сильный. Грива оказалась и впрямь шикарной, редкого черного цвета. Она покрывала не только его голову, но и могучие плечи, часть спины и глубокую грудь. От этого он казался еще опасней, еще величественней. Я бы мог еще долго любоваться этим божьим созданием, подмечая, как много на нем шрамов и как гордо он держит свою венценосную голову, сколько в нем хищной грации и невероятной мощи, но я снова увидел его глаза.

Я понял, почему Силька молчит, он давно их разглядел и все понял. Говорят, у людей глаза способны говорить. Львы не умеют говорить, поэтому и глаза хищника не были красноречивы, они просто показали свою глубину и намерения зверя.

Я умру. Спокойный царственный взгляд дал понять — я буду убит и растерзан. Не было во взгляде извинений или сочувствия, присущих человеку, совершающему что-то плохое по отношению к другому человеку, было только спокойствие. Сильвестру был вынесен свой вердикт, он может пока жить и будет убит, но потом.

Вот так, перед самой смертью, я узнал главный секрет львов. В дикой природе охотятся только самки, все потому, что лев должен всегда смотреть в глаза своей жертвы, даря ей в последние мгновения царское спокойствие и лишь потом смерть.