Адам

Леонид Сергеевич Акимкин, 2016

Первый человек на земле: полное единение с природой, господин всего живого, альфа и омега для целого мира. Об этом мечтает каждый, но какую цену за это заплатит главный герой? Чем придется пожертвовать, чтобы получить возможность попробовать себя в роли Адама? И есть ли во всем этом Бог? Содержит нецензурную брань.

глава 24

Я был раздавлен рассказом друга. Ярослав сидел, обхватив голову руками и тихо покачиваясь, бормотал себе под нос проклятия в адрес всего мира. В последнее время я все реже вспоминал о его увечьях. Протезы руки и лица создавали иллюзию здорового во всех смыслах мужчины в самом расцвете сил. А сейчас, глядя на него, я видел инвалида, изувеченного и чудом выжившего человека. Смогу ли я снова обманываться и без содрогания смотреть на него, я не знал.

— Пошли, — Ярослав встал, вытер рукавом лицо и, одарив меня полным злобы взглядом, повернулся и вышел.

— Подожди! — мне пришлось быстро обуться, а рубашку натягивать на бегу, догоняя идущего далеко впереди по коридору товарища.

Я всегда неплохо бегал, благо конституция позволяла, но Ярослав так быстро шагал по коридору, что я даже немного запыхался: «Мы куда?»

— В лучшее место этого курятника, — Ярослав бодро подмигнул мне и, как ни в чем не бывало, широко улыбаясь, еще быстрее зашагал вперед. Его резкие смены настроения когда-нибудь сведут меня с ума, или он съедет с катушек и придушит меня в темном углу.

Поглощённый мыслями о возможных способах моего умерщвления одноруким безумцем я и не заметил, как мы пришли. Мы остановились у совсем небольшой двери с табличкой «кладовая» и приклеенной бумажкой с надписью «ремонт». Ярослав еще раз мне подмигнул и стал стучать в запертую дверь. Сразу стало понятно, что стучит он заранее обговоренным сигналом, старательно выстукивая необходимый код. Послышались обороты ключа в замке, и дверь тихонько приоткрылась для того, чтобы осмотреть пришедших. Кто стоял за дверью, в узкую щель увидеть не получалось, но незнакомцу с той стороны, видимо, хватало ширины обзора.

— Это кто с тобой? — прошипел хозяин кладовой недовольным голосом.

— Свои, — так же тихо, но дружелюбно прошипел Ярослав, мне оставалось молчаливо наблюдать шипящее общение.

— Свои дома сидят и, знаешь, чего делают? — с еще большим недовольством прошипел незнакомый мне человек.

— Леонидыч, не гони, — недовольно прогнусавил Ярослав, — он со мной. Дверь приоткрылась чуть шире, и мой друг проворно просочился вовнутрь. Я последовал его примеру, и хотя я был намного худее товарища, так быстро проникнуть мне не удалось. Как только я втянулся внутрь, дверь за мной была захлопнута и закрыта на ключ. Помещение оказалось небольшим и довольно узким из-за стеллажей, стоящих у обеих стен от пола до потолка. Полки стеллажей были закрыты шторками, дабы спрятать от любопытных глаз их содержание.

Ярослав пошел дальше по кладовой и завернул за угол, в том же направлении пошел и я, настырно подталкиваемый в спину загадочным Леонидычем. За углом оказалась небольшая коморка, в ней была казенная металлическая кровать с сеткой, застеленная голым матрасом, небольшой столик, пара табуретов, заляпанный холодильник и допотопный телевизор. Еще имелись какие-то полки и комод, все было покрыто толстым слоем пыли, и само понятие гигиена отсутствовало в этом помещении, как враждебный элемент.

Ярослав бодро уселся на кровать, представив меня: «Леонидыч, знакомься! Это Александр Петров, мой друг, товарищ и коллега!».

Леонидыч уселся напротив меня на табурет и стал пристально меня рассматривать. Я же, оставшись стоять, тоже стал рассматривать нового знакомца. Передо мной сидел весьма колоритный мужик. На вид ему было около пятидесяти. Голова его была выбрита налысо, при этом лицо нездорового цвета заросло щетиной неприличной длины. Можно было бы считать растительность его круглого лица бородой, но росла она клочками и в разные стороны. Смотрел он на меня недобро красноватыми раскосыми глазами, азиатом я бы его не назвал, но в его роду точно были монголоиды. Из одежды на нем была тельняшка и старые застиранные трико с отвисшими коленями. Роста он был невысокого, таких называют коренастыми. Руки были покрытыми какими-то татуировками, рассмотреть мне их не удалось, а главным его украшением был пивной живот, туго обтянутый полосатой морской майкой. Все в этом человеке говорило об одном, он любит выпить и делает это довольно часто.

— Че стоишь? — Леонидыч закончил осматривать меня и дружелюбия в его голосе не прибавилось.

— Леонидыч, ну ты чего? Саня свой парень, зуб даю, — Ярослав по-приятельски хлопнул по плечу хозяина комнаты. Лысый моряк, я почему-то решил, что он с такой фактурой точно должен был служить когда-то на флоте, злобно зыркнул на инвалида: «Давалка-то с зубами еще не отвалилась? Ты сам мудак редкостный и таскаешь ко мне шушеру всякую! У меня, может быть, имущество пропадает!».

Лицо Ярослава побагровело, он показательно набрал полные легкие воздуха, и я даже зажмурился, ожидая выброс ответного гнева, но услышал, как он от души засмеялся. Когда я открыл глаза, эти двое ржали и обнимались. Выглядел я, наверное, очень глупо, потому что, как только они повернулись в мою сторону, прыснули одновременным смехом еще сильнее.

Леонидыч и правда оказался моряком, только условным. На пенсию он ушел в звании капитана третьего ранга, но ни на море, ни на флоте никогда не служил. Сразу после окончания военно-морского училища он попал по распределению в какие-то мало мне понятные войска, где для службы на суше требовались именно моряки. Там он и прослужил до пенсии, а после попал сюда, в кладовщики. Но все в нем говорило о наличии именно той настоящей морской души, что делает человека таким интересным и загадочным. Больше о себе он ничего рассказывать не захотел, а когда узнал, что я не служил, то очень долго и живописно высказывал свое мнение о таких как я, сильно ущербных людях. Справедливости ради, такую же порцию нравоучительных ругательств он выдал и Ярославу, который тоже не служил.

— Я научу вас Родину любить, уроды мамины! — Леонидыч с довольным видом притащил два больших огнетушителя. В них он ставил брагу на конфетах, которые так же были вверены ему на хранение. Старый моряк заметил, что никакого хищения в его кладовой нет, все по книгам учета у него тютелька в тютельку. Просто загадочные нормы утряски и усушки карамели позволяли ему иметь маленькие запретные радости.