Блеск и нищета сумасшедших

Леонид Баталин, 2020

Что вы знаете о психушках? Наверняка что-то совсем поверхностное или стереотипное. Что же там происходит на самом деле? Эта книга – ваш экскурсовод по утопичному русскому дурдому. Большая её часть была написана автором прямо в психушке и основана на реальных событиях. «Блеск и нищета…» – это 50 историй, не связанных между собой сюжетом, но связанных персонажами и местом действия – психиатрической лечебницей провинциального города N-горска. Русский дурдом открывается здесь со всех сторон: как самых смешных, так и самых трагичных и жутких. Присутствует уголовный жаргон, копрофагия, мужеложство и прочие страшные вещи. Крайне не рекомендуется к чтению. Содержит нецензурную брань.

4. Единичка

Первую палату, находящуюся сразу слева от поста, также иногда называют второй наблюдательной, но это не совсем так. Сюда кладут относительно здоровых новоприбывших, по тем или иным причинам оказавшихся в больнице, а также принудчиков, за которыми нужен глаз да глаз. И среди них немалую долю составляют наркоманы. У кого-то от наркоты поехала крыша, кто-то избегает тюрьмы — а часто и то, и другое. Сегодня ребята из первой палаты размышляют над тем, как и где достать. И сейчас мы вас с ними познакомим.

В палате восемь мест — четыре слева от входа и четыре справа. Те, что справа, лучше просматриваются с поста.

Сразу слева от нас лежит, смотря сквозь чёлку в потолок, Максим Малинин — допризывник, косящий от армии. Он в ужасе от окружающей его обстановки. Ему хочется поскорее вернуться домой и включить любимое аниме, но лежать ему здесь ещё целую неделю. На глаза так и наворачиваются слёзы от тоски, одиночества и враждебной обстановки. Над Максимкой часто подшучивают местные уголовники, и его это ещё больше угнетает.

— В натуре как пидор! — крикнул Стас. — Если б ты с такой чёлкой на малолетку заехал, сразу бы выебли.

— Аниме ещё смотрит, ну я ебу! — поддержал его Фарик. — Новое поколение долбоебов. А ты ноги не бреешь часом?

Максим молчит в ответ, еле сдерживая слёзы. Но тут потерпеть всего недельку, а в армии целый год, так что ладно — можно и помолчать.

Справа от него лежит алкоголик Зёма. Ему под полтинник, и его мать периодически кладёт его сюда на капельницы. Он пропил всё — квартиру, машину, семейные драгоценности. Потерял семью — жена дала развод, дети не хотят с ним общаться. Но Зёма не унимается и продолжает пить до зелёных чёртиков. Порой словит белочку, встанет посреди ночи и заорёт «РОТА ПОДЪЁМ!», или начнёт прятаться под кроватью от злых вооружённых преследователей. По-хорошему место Зёме в наблюдательной палате, однако платят за него хорошо, и это «хорошо» не позволяет Игорю Николаевичу положить Зёму в седьмую.

Справа от Зёмы лежит уже известный вам Лысый. Вообще он очень долгое время лежал во второй палате, но когда его в очередной раз поймали со шприцем в руке, это быстро изменилось. Ему тогда собирались даже снять принудку, но, увы, Игорь Николаевич наркоманов не любит, и потому направил в суд документы на продление принудительного лечения.

На угловой кровати лежит огромная жирная туша с полулысой головой — это тридцатипятилетний Стас Барлеев, в уголовных кругах когда-то известный как Стасик Добрый. Однако, добрым он не был — как раз наоборот. Стасик отбывает принудительное лечение за изнасилование, что крайне непочётно, но, как говорит он сам, всё было по обоюдному — «просто тёлка денег захотела». А так как подобное действительно часто случается, предъявить ему что-то без серьёзных оснований и доказательств никто не имеет права. Стас из своих тридцати пяти двенадцать провел за решёткой, в копилке сроки за разбойные нападения, наркотики, изнасилование. В уголовной среде имеет некоторое уважение, которое, однако, очень многими авторитетными людьми ставится под вопрос. Находясь в исправительной колонии, он в возрасте 25 лет принял ислам. Но набожным он не был — просто крутился среди блатных мусульман и сделал это, чтобы заслужить их доверие. За Стаса Игорь Николаевич получает кругленькую сумму, и поэтому на все его злодеяния по возможности закрывает глаза. Но вы о нём и так чуть позже узнаете.

На другой угловой кровати — дальней от нас — лежит Фархад Мамедов по прозвищу Фара. Ему двадцать шесть, у него за плечами небольшой срок за разбой, сейчас отбывает принудку за кражу со взломом. Очень злится, когда Стасик называет себя мусульманином. Сильный и волевой человек, однако на наркотики тоже падкий. Увы.

Следующий — Лёша Комаров по прозвищу Комар. Один из тех людей, которые, где бы ни находились, сливаются с обстановкой и привлекают к себе минимум внимания. Среди местной блатоты он вполне сходит за своего, но точно так же дела бы обстояли в офисе, или, скажем, среди работников Макдональдса. Обычный такой парнишка, высокий и худой до безобразия, отбывает принудку за наркотики, так что о его пристрастии к ним мы уже говорить не будем.

Как говорит персонал, принудчики делятся на два типа: блатные и шизофреники. А на дальней койке лежит Герман Тихонов, что являет собой уникальный экспонат. Он уголовник и блатной, но не косит от тюрьмы, а действительно болеет шизофренией, которую у него диагностировали во время армейской службы по контракту. Герман невысокого роста и крепкого телосложения, всегда с короткой стрижкой и холодным пронизывающим взглядом. Попал на принудку, как ни странно, тоже по 228-й статье — его поймали с двумя граммами амфетамина, от которого у Геры мигом съезжает крыша. Тип шизофрении у него эпизодический, и болезнь может долго не проявляться, но если начнётся — последствия могут быть опасными. Примерно так и выглядит гибрид — блатной шизофреник.

И последний гость — Олег Крюков по прозвищу Левый. Во всех без исключения психушках имеет популярность песня Васи Ноггано «Дурка», и в ней есть такие строчки:

В палатах не было дверей, система welcome

Мои соседи — шизик, торчок и левый

Левый всё время спал в глубокой коме:

Колёса, капельницы, уколы.

Когда Крюкова привезли в первое отделение, он больше недели пролежал под капельницами, почти не вставая с койки. За что его так и прозвали; спустя время он пришёл в себя и стал активным членом дурдомовского социума, но прозвище прижилось, и он остался Левым на веки вечные.

Во время тихого часа в первой палате начался такой разговор:

— Пацаны, что-то заебало всё, пиздец, — затянул Стасик.

— И не говори, брат, совсем настоебенила эта дыра, — поддержал Комар.

— Чистая дыра, и не говори. Сейчас бы проститутку, ух! — начал было Лысый.

— Может, наведём движухи, чтобы картинку поменяло? — перебил его Стасик. — Фара, что скажешь?

Фарик встал с кровати. Все сразу посмотрели на него. В подобных ситуациях без одобрения Фархада почти ничего не происходило, но он, хоть и не был старшим по возрасту, пользовался среди принудчиков наибольшим авторитетом и был единственным человеком, кто мог напрямую влиять на неуправляемого Стаса.

— Чтобы что-то сделать, нужны предпосылки. Не с неба же вы будете всё доставать. Я за любой кипиш, кроме голодовки, пацаны. Но у нас нихуя филок нет. Или у кого есть?

— Ну, могу намутить пару соток, — вмешался Лысый.

— Сам ставься своим тропэном, — ответил Фарик. — Нужно мыслить шире.

— Я попробую, — сказал Стасик и достал мобилу. — Лысого на атас, чтобы труба не пыхнула!

Лысый послушно встал у дверного проёма.

— Если пыхнет труба, новую поставишь! — рявкнул Добрый.

Лысый молча кивнул. Толку от этого было мало — Жаба Ивановна прекрасно знала все эти приёмы и, увидев Лысого на такой позиции, тут же поняла бы, что происходит что-то подобное. Телефоны в N-горской больничке запрещены. Некоторые медсёстры закрывали на это глаза, но не все. И Жанна Ивановна как раз была в этом плане исключением.

— Салам алейкум, брат, — начал Стасик. — Да, всё в порядке, брат. Да, намаз делаю, брат. Ну, почти всегда, условия же знаешь.

Фарик, услышав эти слова, уткнулся лицом в ладонь.

— Нет, брат, просто хочу узнать, как твоё здоровье. Хорошо, да? Как мама? Да, брат, устал я от этой жизни. Нет, я больше ни-ни в эти дела, брат. Скоро освобожусь, иншалла. Слушай, брат, тут такие дела. Можешь занять кэс? Да, я знаю, что я тебе уже должен, но…

Стасик замолчал. В трубку кто-то громко кричал — это было слышно всем присутствующим.

— Брат, какие наркотики, эй? Тут просто помочь надо человеку, в долги влез. Ты что? Да как ты со старшими разговариваешь, я уже больше года ничего не… Брат, да я всё верну! Нет, послушай меня!

Но слушать его собеседник дальше не стал. Стасик со злостью кинул телефон в стенку. Это было уже не впервой — телефон этот не раз собирали по частям, но он отчего-то не переставал после этих ударов работать.

— Вот пидарас! — крикнул Стас. — Значит, когда ему что-то нужно, я всегда…

— Прекрати, — остановил его Фарик. — Какие там намазы, ты пидоров ебёшь и сало жрёшь тоннами! И как ты смеешь говорить такие слова?

— А ты? А что ты?! — повысил голос Стас.

Это могло бы закончиться дракой — такое между Стасом и Фархадом бывало — но вмешался Комар.

— Хорош, пацаны, хорош! — сказал он. — и так в дерьме живём, не надо ещё друг с другом сраться. — Комар встал между ними. — это к хорошему не приведёт!

— Правду говорит Комар! — сказал Лысый.

Конфликтующие остыли.

— Дело базарят пацаны, — сказал Стас. — Давай замнём.

— Давай. Не обессудь, брат, я погорячился. Сам не свой становлюсь, когда такие слова говорят впустую. Я же тоже не пример для подражания, за живое задевает, — ответил Фара.

Они по-братски обнялись.

— А давайте позовём Масяню! — подал идею Лысый. Он как раз нам блок сигарет должен.

Идею одобрили.

— МАСЯНЯ! — рявкнул Стас. — Позовите сюда этого членососа!

В палату, дрожа от страха, зашёл Масяня.

— Ты, пидарас, когда сигареты отдашь? — начал Стас.

— Во вторник папа приедет, вы же знаете, я никогда не…

*ХЛЯСЬ!*

Масяня получил сильную пощёчину.

— Ты сколько нам должен? — начал Стас.

— Восемь пачек, но я отдам, ещё сникерс, два доширака и пачку майонеза во вторник…

*хлясь!*

— Какие восемь пачек? — вмешался Фарик. — Проснись, друг! Десять! Целый блок.

— Почему десять, восемь же!

— Ты что, хочешь сказать, что Фара пиздит? Забыл, как ты у нас занимал три сигареты за две пачки? Забыл?

— Нет, я всё во вторник отдам!

— Предлагаю другой вариант, — сказал Стас. — Мутишь мне пятихатку, и мы в расчёте. И ещё сверху чая и сигарет дадим.

— А можно сначала покурить? Я так курить хочу!

Масяне дали сигарету. Он покурил и вернулся из туалета очень довольный.

— Алё, папа, привет! Как дела? Ты смотрел последний матч ПСЖ? Классно они сыграли, да? Но левого полузащитника надо было менять, да. Как там сестра? Как здоровье? Я хорошо. А ты скоро меня заберёшь? Слушай, а ты можешь пятьсот рублей на счёт кинуть? Нет? А почему? Мне ребята сигарет и чая дадут…

— Атас, жаба! — крикнул Лысый. Все разошлись по своим кроватям.

— И ЧТО У НАС МАЙСЯН ДЕЛАЕТ В ПЕРВОЙ ПАЛАТЕ? А НУ БЫСТРО К СЕБЕ!

Масяня побежал в свою палату.

— Наебал, гандон! — крикнул ему вслед Стасик. — Два блока с тебя!

Когда Жанна Ивановна вернулась на своё место, ребята продолжили беседу.

— Облом по всем фронтам, — констатировал Фарик. — А с этого хуесоса мы ещё получим…

— Есть идея! — сказал вдруг Герман. — Всё гениальное просто.

— И что за идея? — все повернулись к Герману.

— Вечером сегодня Жаба уйдёт пить чай. Палыч будет уже в говно, ему будет на всё похуй. Раю надо будет как-то отвлечь, и тогда я незаметно проникну в процедурный кабинет. Я там видел две конвалюты цикла и две пачки карбита. Может, ещё элки найду пару листов.

— Гениально! — с восторгом произнёс Комар. — Осталось добазариться, кто возьмёт на себя эту старую пизду.

— Жабу чур не я, а так поддерживаю, — одобрительно произнёс Фарик. — Там говна на всех должно хватить!

Довольные своим хитроумным планом, уголовники не знали, что юный допризывник Малинин держал на них злобу за подколки и шутки. Он запоминал каждое слово, и уж никак не был намерен был держать услышанное в тайне…