С тобой? Никогда!

Лена Сокол, 2019

Она была толстушкой, чью внешность прилюдно высмеял самый красивый мальчик школы. Но все изменилось: теперь Даша учится в институте, она преобразилась, и у нее нет отбоя от кавалеров. Случайная встреча с обидчиком пробуждает в памяти воспоминания о старых обидах и… прежние чувства. Забыть о прошлом и дать своей любви второй шанс? Или отомстить за унижение?

8

Каждому классу поручили приготовить небольшой номер на последний звонок, чтобы чем-то заполнить положенное для торжественного мероприятия время. Пустая затея, но, слава богу, меня она не касалась.

— Это должно быть как-то связано с нашими достижениями. Спорт, учеба, дополнительные занятия, — говорила Вера Романовна, наш классный руководитель. — Может, кто-то из вас прочтет стихи? Или разыграем сценку?

Я откровенно скучала на задней парте. Сидела и разглядывала завитушки на обложке тетради.

— Яночка, может, поставишь танец? — спросила педагог. — Ты столько лет ходишь в танцевальную студию.

— Я с удовольствием! — вытянулась в струнку Логунова.

Как же она любила быть в центре внимания!

— Тогда собери команду. У вас десять дней для репетиций. Костюмы найдем на складе ТЮЗа или сошьем сами. Только что-то не слишком сложное, хорошо?

Яна закивала, а я подумала, что же она может такое придумать. Номер точно станет парадом тщеславия этой девицы, привыкшей блистать и любые начинания доводить до безупречности. Ее подружки радостно захлопали в ладоши — видимо, были в восторге от предстоящего выступления на мероприятии.

Я зевнула и отвернулась, чтобы не видеть их довольных лиц.

— Постарайся задействовать мальчишек, — попросила Вера Романовна, — или тех, кто вечно отлынивает.

Я вжала голову в плечи, но учительница покосилась не на меня, а на мигом побледневшую Тасю Фролову. Худенькой, мелкой отличнице тоже вечно доставалось от Янки и ее компании. Как правило, ни за что.

Девочка обычно старалась держаться подальше от обидчиков и не пыталась защищаться, что распаляло их еще сильнее. Если издевки Логуновой игнорировали, она только больше злилась, жертвы пытались огрызаться — она заводилась, как бешеная. Похоже, просто еще не нашелся кто-то, кто дал бы ей в репу, вот и все.

После урока я отправилась в туалет. Закрывшись в кабинке, услышала, как кто-то хихикает где-то рядом. Послышались торопливые шаги, громко лязгнула дверь. Я прислушалась: определенно что-то происходило. Кто-то стучал, царапался и тихонько всхлипывал.

Выйдя, я увидела Тасю. Она стояла, прислонившись плечом к двери. Толкала ее, но ничего не выходило. Судя по хохоту в коридоре, ее специально подпирали снаружи.

— Что случилось? — спросила я у нее шепотом.

— Они закрыли нас, — так же тихо ответила Тася.

Еще раз толкнула плечом в дверь и отошла. Бесполезно.

— Ну и пусть! — сказала я и сполоснула руки. — Сейчас прозвенит звонок, и им придется отойти.

За дверью шумели голоса. Зачинщицам травли было так смешно, что они едва не лопались от смеха. Будто то, что они делали, было таким веселым и оригинальным, что невозможно удержаться от хохота.

— Я ведь ничего им плохого не делала, — опустила голову Фролова.

Она задумчиво уставилась на белый кафель, словно действительно пыталась вспомнить, чем могла насолить Логуновой и ее компашке.

— Не ищи причину в себе. — Я оглядела ее стройное маленькое тельце и подумала, что, кроме слабости характера, пожалуй, ничто не могло быть причиной для нападок на эту кроху. — Если не будет повода, они его выдумают.

— Я так устала… — По ее щеке покатилась слезинка, за ней другая. — Позавчера они шли за мной по коридору и специально наступали на пятки. Заставили меня же и извиняться. Вчера накидали липких жвачек в капюшон, а сегодня это. Вот за что?

Шорохи за дверью усилились, смех тоже. Происходящее собирало все больше зрителей.

— Только не реви! — попросила я.

Огляделась. Взяла флакон с жидким мылом и подошла к двери. Наклонилась к замочной скважине — в отверстии что-то темнело. Так и есть, они смотрели на двух запертых в туалете школьниц-изгоев и ржали.

«Ну отлично. А как вам это?»

Я подставила к скважине дозатор флакона и с силой надавила. Вырвавшись, густая мыльная струя пулей влетела в дыру. Послышался вскрик. Затем копошение по ту сторону.

Воспользовавшись заминкой, я саданула дверь плечом изо всех сил. Обидчики бросились врассыпную, но не все: Янка присела у стены, закрыв ладонями глаза, и громко заныла. Возле нее, склонившись, уже охали ее прислужницы. Кажется, кому-то из них больно прилетело дверью, другие просто сочувствовали поверженной предводительнице.

Но что самое интересное: эти девочки смотрели на меня как на чудовище — с испугом, с отвращением. Словно это не они только что издевались над нами, а я — само исчадие ада, злодейка — посмела так жестоко поступить с ними.

И, конечно же, классная руководитель тоже была в ужасе от этого происшествия.

— Непостижимо! Бесчеловечно! — Она хваталась за голову, расхаживая туда-сюда по классу. — Они всего лишь пошутили, а ты…

— Да, — хныкала Логунова, потирая покрасневшие глаза, — мы всего на секундочку дверь придержали. Думали, там мальчишки, а она…

— Ты нарочно ударила девочек дверью и стреляла мылом в глаза Яне? — наклонилась над моей партой Вера Романовна.

Мои уши и щеки так сильно горели, что, казалось, из них сейчас повалит дым — со свистом, как из чайника. Я молчала. Не собиралась оправдываться.

— Вот и что мне с тобой делать? И бабушку ведь твою жалко… Будет переживать…

Я покосилась на Янку, и мы обменялись ядовитыми взглядами. На секунду мне показалось, что она что-то задумала. Так оно и было:

— Я ее прощаю, — вдруг заявила она.

Святая Дева Мария, не иначе.

— Не надо меня прощать, — хрипло бросила я в ее сторону.

Но Янка только выше задрала сопливый красный нос:

— Возьмем ее на поруки, ребята? Все-таки праздник скоро. А? Пусть Ласточкина танцует с нами, Вера Романовна? Не нужно ничего говорить ее бабушке. Она исправится, вот увидите.

Мое лицо вытянулось от удивления. С чего такое благородство? Что она задумала?

Но очень скоро я поняла, что в этом-то и было наказание. Сколько ни отказывалась от участия в танце, угрозы вызвать в школу бабулю срабатывали, и в конце концов я сдалась. Уже на первой репетиции стало ясно: ламбаду Яночка выбрала не зря. Она знала, как тяжело мне придется вращать бедрами и крутить попой на фоне стройных, как тростинка, девочек.

И пусть стояла я позади всех, затеряться у меня не получалось: костюмы, которая Логунова придумала для танца, были страшным сном для любого, кто обладал хотя бы ста граммами лишнего веса (а уж для меня и подавно). Узкий короткий топ, открывающий живот, и пышная короткая юбка.

Мне хотелось застрелиться.

Они притащили мне самый большой размер — мой костюм напоминал штору, наспех содранную с карниза, разделенную рывком на две части и обмотанную вокруг тела. Яркая, желтая, дешево блестящая и не поддающаяся глажке гигантская занавеска.

Фроловой повезло еще меньше: ей пришлось ушивать юбку с топом, чтобы те хоть как-то держались на ее костлявом теле. Полагаю, вместе мы смотрелись как Тимон и Пумба из известного мультфильма, и этот факт только подтверждал довольный Янкин взгляд. Она ликовала.

Логунова вообще была подозрительно ласкова со мной все дни репетиций — оно и понятно, на фоне таких неуклюжих танцовщиц она смотрелась просто богиней танца. Чего уж говорить, своим нелепым видом мы очень выгодно оттеняли ее на сцене.

Поэтому мне пришлось немного схитрить. Я купила такой же ткани в ближайшем магазине и, пусть и немного криво, но удлинила топ — прикрыла складки на выступающем животе. Затем ослабила резинку на юбке, впивавшуюся в талию, и тоже добавила ей немного длины. Решила: станцую. Да станцую так, чтобы Янка эта своей злостью подавилась! И вечерами усердно тренировалась в своей комнате у зеркала.

«Да, я большая. Но я большая и сильная», — сказала я себе перед самым выходом. Может, я и смотрелась нелепо с этими кудряшками и цветами в волосах, может, выделялась среди одноклассников полнотой, но не собиралась быть неуклюжей коровой на сцене. Ни за что!

Музыка, движения, улыбка во все лицо.

Мне казалось, что я парила над землей. Даже в глупом паровозике, когда мы танцевали, ухватившись за талии друг друга, я думала, что не зря скинула пять килограммов за последние два месяца — наверное, это было очень заметно. И Ярик, где бы он ни был, видел сейчас меня.

А потом мы дружно сошли со сцены и бросились переодеваться.

— О, ты такая… яркая! — остановил меня его голос в закулисной полутьме.

— Привет… — выдохнула я, затормозив. Смахнула пот со лба.

Ярик тащил свой синтезатор к сцене.

— Жаль, я не видел ваш танец, — с улыбкой сказал он, с интересом разглядывая мой наряд.

— Наверное, кто-нибудь снимал на видео, — ляпнула я, инстинктивно прикрывая руками объемный живот.

— Ага. Ну мне пора, мы выступаем через два номера, — замялся он.

— Беги!

— Ты… придешь?

Мне показалось или я увидела в его глазах надежду?

— Конечно, — засияла я, — только переоденусь.

Продолжая оглядываться на меня, Ярик потащил инструмент в сторону сцены.

— Чего встала? — Янка будто специально врезалась в меня плечом. — Нам нужно переодеться и все собрать, чтобы успеть на торжественную часть со звонком. — Она наморщила носик, взглянув вслед Ярику, затем оглядела меня с ног до головы и разочарованно качнула головой. — Так и знала, что ты испортишь костюм. Не забудь отпороть, что напришивала, а то у меня его не примут в костюмерной!

Я ее не стала слушать. Мне было все равно.

Кроме взгляда Ярика для меня вряд ли что-то имело большее значение. А он смотрел… он так смотрел на меня.

С замиранием сердца я переоделась и примчалась в зал. Музыкальные инструменты уже стояли на сцене рядом с ведущим, который рассказывал что-то веселое в микрофон. Зал реагировал задорным хохотом. Ребята-музыканты выстроились за кулисами, готовые выйти на сцену, как только их объявят.

Я, чтобы не отвлекать их и чтобы меня не погнали в зрительный зал, встала за шторку за их спинами. «Отсюда лучше видно и слышно. Я словно буду с ними рядом. С ним».

— Мне понравилось, как она двигала окорочками, — негромко сказал Левицкий своему приятелю на ухо, — как упругая и румяная курочка гриль. — Он изобразил движение, и я сразу его узнала. Ламбада!

— Только не говори это ему, он обидится, — хрюкнул, смеясь, второй парень.

— Да она же не его девчонка! — толкнул его в бок Тимофей. В полутьме было видно, как скривил он свое лицо. — Я бы держал такую только для того, чтобы она покупала мне сигареты и пиво. Знаешь ведь, что жирные старше смотрятся?

Они тихо заржали, а у меня все внутренности стянуло узлом. Обида ударила жаром в лицо. Самым ужасным было то, что я не хотела, чтобы они повернулись и увидели здесь меня. Это еще хуже, чем слышать про себя такие вещи. Боже, как же это стыдно!

— Эй, Яра, — позвал Левицкий, касаясь его плеча рукой. — Мы тут спорим, эта девица с параметрами водонапорной башни, она твоя подружка или просто приятельница?

— Что?

Я видела, как он нахмурил брови, не понимая, о чем речь.

— Ты с ней гуляешь или просто…

Он не успел договорить. Ведущий как раз объявил их выход, и они двинулись на сцену.

Честно, не помню, как они выступали. У меня голова так пульсировала, что, казалось, она лопнет. Слезы безостановочно катились по щекам, я собирала их пальцами и вытирала о штору. А потом убежала в туалет, так и не дождавшись окончания композиции.

Умылась холодной водой, приказывая себе сжать зубы крепче и не реветь. Пыталась выбросить их слова из головы, но они звучали и звучали. С трудом заставила себя вернуться в зал к одноклассникам. Стояла позади толпы, не дыша. С каменным лицом выслушала речи учителей о большом светлом пути, который ждет нас впереди. Мало кто из сверстников уходил из школы после девятого, поэтому эти слова я решила пропустить мимо ушей.

Едва все закончилось, направилась в класс. Накинула плащ, схватила сумку и поплелась домой. Ноги не шли — шаркали по-старушечьи, а сердце, кажется, даже не билось.

Хорошо, плакать больше не хотелось, будто всю душу мне выпотрошили, не оставив внутри ничего.

Он нагнал меня ближе к дому. Немного растерянный и всклокоченный.

— Дашка, ты чего меня не подождала?

— Что? Я… я просто устала.

— Ясно! — Ярик поравнялся со мной. — Видела наше выступление?

— Да. Прекрасно, как всегда. — Желудок скрутило узлом от еще свежих воспоминаний.

— Чуть не забыл тебе отдать. — Он вложил в мою безжизненную ладонь синюю флешку. — Записал тебе немного музыки…

На душе стало теплее. Его голос и светлая улыбка словно растопили во мне льдинки, оставленные злыми словами.

— И вот еще, — он достал из кармана мятый квадратик из тонкого картона, — нашел дома. Этот снимок мама сделала, когда нам с тобой было лет по пять.

Я взяла карточку. Не могла не улыбнуться, глядя на нее. Маленький Ярик в розовых колготках и желтой майке сидел на ковре, сжимая в ручонках деревянный ксилофон. А рядом я в красном платьице — с пластмассовым микрофоном в одной руке и с чем-то съестным в другой.

— Опять баранка? — горько усмехнулась я.

— Или пирожок, — рассмеялся он, — никак не могу понять. Плохо видно.

— Ничего не изменилось…

— Да, ты такая же, — кивнул Ярик и серьезно добавил: — Красивая.

И я заметила, как он сглотнул.