С тобой? Никогда!

Лена Сокол, 2019

Она была толстушкой, чью внешность прилюдно высмеял самый красивый мальчик школы. Но все изменилось: теперь Даша учится в институте, она преобразилась, и у нее нет отбоя от кавалеров. Случайная встреча с обидчиком пробуждает в памяти воспоминания о старых обидах и… прежние чувства. Забыть о прошлом и дать своей любви второй шанс? Или отомстить за унижение?

5

«Он просто общается. Потому что он милый и вежливый. По-другому и не может быть», — думала я, когда мы стояли с Яриком лицом к лицу в дверях на следующий день.

— Снег в парке уже растаял. Я специально сходил и проверил. Пора открывать сезон! — с воодушевлением говорил он.

Да что с тобой не так, парень? До меня никак не доходило, что привлекает его в общении со мной. Почему он зовет меня кататься в парк на роликах? Может, его заставили родители? Или моя бабушка заплатила ему за это?

— Ну… я это… — Невозможно было смотреть в его сияющее радостью лицо и не краснеть от смущения. — Не умею на роликах…

— Идем! — нетерпеливо воскликнул сосед. — Я научу.

— Но…

— Никаких «но»!

Пришлось одеваться и выходить.

— И роликов у меня тоже нет. — Прыгая по ступенькам, как маленький счастливый бегемотик, переживала я.

— Солнышко светит! Ручьи текут! Прокат со вчерашнего дня открылся! — перешагивая через две ступеньки, вещал Ярик.

И его настроение передалось мне. Подумаешь, покачусь, теряя равновесие, как дрессированный медведь на коньках. Да что я теряю? У меня и так ничего и никого нет. А Ярик ведет себя так, будто в упор не замечает моих недостатков.

— Неужели ты не помнишь, откуда у меня этот шрам? — спросил, смеясь он, когда мы сели на скамейку, чтобы надеть ролики.

Ярик сдвинул шапку на макушку, обнажая лоб.

— Нет. А должна?

— Вспоминай, Ласточкина!

(Да, не смейтесь — это моя фамилия. Легкая и летящая фамилия у слоноподобного подростка — не иначе как насмешка природы).

— Ты упал с велика в детстве? Скатился лицом вниз по лестнице? — предположила, согнувшись в три погибели и пытаясь надеть ролики. — Может, играл в войнушку и получил вишневой косточкой в лоб?

— Да уж. Это точно была вражеская пуля. — Закончив с обуванием, парень с интересом наблюдал за моими мучениями.

— Правда? — выпрямилась я.

Попыталась сдуть выбившуюся из-под шапки светлую прядь, но та, кажется, намертво прилипла к вспотевшему лбу.

— Неужели не помнишь? — Он недоверчиво посмотрел на меня.

— Не-а.

Ярик протянул руку, и я задрожала, поняв, что он хочет коснуться моего лица. «Ой, нет. Нет! Голова, не кружись так!»

Но жар поднимался все выше и уже подбирался к шее. Становилось трудно дышать. Парень наклонился и осторожно отодвинул непослушную прядь с моего лба. Затем смущенно улыбнулся.

— Что? Говори! — Меня обжигало волнением. Я чуть не подпрыгнула вслед за сердцем, больно толкнувшимся в груди.

— Это из-за баранки, — со вздохом сказал он и потер шрам на лбу.

— Какой еще баранки? — нахмурилась я.

— С маком.

И тут я вспомнила. Ужас! Позорище-то какое…

Мы качались во дворе на качелях, нам было года по три-четыре, не больше. Бабушка шла с работы и угостила нас баранками. Помню, как быстро, почти не жуя, я умяла свою и покосилась на Ярика. Мальчонка, моментально догадавшись, что я собираюсь сделать, крепко вцепился ручонками в надкушенное хлебобулочное изделие.

— Дай!

— Не дам! — Он поджал губы и нахмурил бровки.

— Дай, Ялик!

— Неть.

Я вспомнила, что, обидевшись, схватила пластмассовую лопатку и ударила его со всей силы по лбу. Ох… Он кричал, как девчонка. Ныл, выл, звенел ультразвуком на весь двор. Все соседи тогда сбежались. Возможно, как раз после этого его мама и запретила ему играть с жадной толстой соседской девчонкой.

— Вспомнила… — Я опустила взгляд.

Щеки полыхали от стыда.

— Было весело, — усмехнулся Ярик.

Встал со скамейки и аккуратно, чтобы не упасть, присел и помог мне закрепить ролики на каждой ноге.

— Спасибо, — пробормотала я, — и прости.

А ничего ведь не изменилось: я все та же соседская толстушка, готовая драться за баранки. Вот же стыдоба…

— За что? — Ярик встал и протянул мне руку. — За маленький шрам, который ты оставила мне на память? Ерунда. Зато каждый день, глядя в зеркало, я вспоминаю тебя.

Я уставилась на него, не зная, как реагировать и что сказать. Может, он шутил?

— Поехали! — Он протянул мне руку.

Как сказать ему, что если я встану, то покачусь вниз по дороге, сбивая людей, коляски с детьми, деревья и лотки с мороженым?

— Я боюсь…

— Со мной можешь ничего не бояться! — Он решительно протянул и вторую руку.

Кто-то хихикнул. Я обернулась: две тощие селедки моего возраста на соседней скамейке надевали ролики, без стеснения поглядывая на нас.

«Ну и смейтесь!» — решила я.

Ухватилась за ладони Ярика и решительно встала.

— Ой! — Я неловко покачнулась.

— Не бойся! — Он сжал мои руки крепче.

Отъехал назад и легонько потянул меня за собой.

— Ай! Ай-ай-ай-ай… — пропищала я тихо-тихо.

И поняла, что… еду за ним! Еду! Он катил меня осторожно. Смотрел прямо в глаза. И, черт возьми, опять улыбался! Ну нельзя же так! Когда я еду, раскорячившись, вспотевшая, с выпученными от страха глазами, в распахнутой куртке, глотая ветер открытым ртом, вот так нагло, обаятельно и весело улыбаться нельзя!

— Ты едешь, Дашка! Едешь! — рассмеялся он.

И мне хотелось плакать от счастья.

Теперь Ярик держал меня за одну руку и ехал рядом. Селедки больше не смеялись, они остались где-то позади. А я не спеша катилась по широкой дороге, улыбаясь первым щедрым солнечным лучам. И больше не чувствовала себя неуклюжей коровой. И мы держались за руки!

И какое-то детское чувство накрывало меня с головой: он мальчик, я девочка, между нами происходит что-то необыкновенное. Стоит ему посмотреть на меня — и щеки вспыхивают, сердце стучит в два раза быстрее, а планета замедляется и пропускает один оборот вокруг своей оси. Возможно, я немного преувеличиваю, но притяжение уже не действует. Мы в облаках!

— Значит, ты станешь музыкантом? — спросила я Ярослава, когда мы остановились у какого-то киоска, сделав огромный круг по парку.

Было так жарко, что хотелось скинуть куртку и упасть на едва проклюнувшуюся из-под земли и снега зеленую травку.

— Да! — кивнул он, боясь отпускать меня, чтобы я не потеряла равновесие и не грохнулась на асфальт.

— Так и вижу тебя за старинным роялем в большой столичной консерватории! — призналась я. — Клавиши оживают под твоими пальцами, зал сначала замирает, а потом отчаянно аплодирует. Ты — виртуоз, талантливый импровизатор, лауреат множества музыкальных премий и желанный гость на любом концерте. Ух!

Ярик удивленно заморгал:

— Говоришь как мой отец.

— У тебя точно все получится. — Я покрепче вцепилась в него пальцами и чуть не задохнулась, едва он подъехал ближе. — Я слышала, как ты играешь, и могу заверить: это божественно. Особенно вот эта мелодия: па-а-ам, пам, пам, па-пам, па-па-па-пам! Пам па-а-аам!

Наверное, вышло не очень похоже, потому что он нахмурился.

— Это моя мелодия, — его голос даже похолодел, — я сам ее написал.

— Правда?! — Мне хотелось обнять его, хотя бы взглядом. — Она же крутая! Сумасшедшая, яркая… Офигенная!

— Думаешь? — словно не верил Ярик.

— Точно тебе говорю.

Я неловко покачнулась и буквально въехала в его объятия.

— Спасибо, — проговорил он, близко наклонившись ко мне, обжигая дыханием.

Я почувствовала, как его твердые ладони обхватили то место, где у меня должна была быть талия. Даже через ткань куртки я ощущала жар его рук.

— С… с твоим талантом, — пытаясь прочесть его взгляд, выдавила тихо, — у тебя получится все, что захочешь.

Ярик не спешил с ответом. Отпускать меня, надо заметить, тоже не торопился. Молча смотрел на меня и будто отчаянно не пускал что-то, рвавшееся изнутри на волю. И казался таким серьезным, что меня пробирало буквально до мурашек. Мы замерли, не зная, что делать с этой внезапной близостью, и молчали, боясь сболтнуть лишнее.

— Хочешь мороженого? — наконец хрипло спросил он.

«Капустные кочерыжки, листья салата, сухие хлебцы, зеленая фасоль, грудка, яблоки, огурцы — никаких вредных вкусностей!» — вяло, но все-таки сработала сигнализация где-то на задворках моего сознания.

— Конечно, хочу! — погружаясь в глубину его немигающих глаз, выпалила я.

— Тогда жди! — Ярик улыбнулся. Отпустил меня, убедился, что я стою твердо, и усмехнулся: — И постарайся дождаться меня, не упав.

— Да-да-да-да! — пропищала я тихо, как мышь.

И облегченно выдохнула, едва он отвернулся и отъехал к ларьку. Теперь можно было позволить себе хоть мгновение не втягивать живот. Фух!

Проводила Ярика взглядом и отвернулась. Поспешно стерла ладонью пот со лба, подставила лицо первым солнечным лучам и улыбнулась, пытаясь унять разрывавшее меня изнутри непривычное волнение.

— Даш? — испугал меня его голос.

Я тут же опустила руки и прогнала торжествующее выражение со своего лица. Обернулась.

— Что?

— Ты не сказала, какое мороженое будешь, — крикнул он.

Приказав ногам не разъезжаться, я улыбнулась:

— Шоколадное!

— С орешками и сиропом?

Как я могла сказать «нет»?

— Да-а-а!