Меньше единицы, больше девяти

Лев Портной

Приватизация началась не с залоговых аукционов, а в 1990 году, ещё до распада СССР. Герои романа оказываются перед выбором, остаться ли пассивными наблюдателями или принять участие в дележе. Каждый сам определяет, какую границу готов переступить ради успеха. Любовь и дружба, честь и достоинство. Чем можно пожертвовать? И перед какой чертой нужно остановиться? Книга содержит нецензурную брань.

Глава 5

Во вторник Александр пребывал в некоторой рассеянности. Со стороны казалось, что он, всегда серьёзный и собранный, теперь боролся со снизошедшим на него благостным настроением, причём явно проигрывал. Его губы то и дело против воли растягивались в улыбку.

— Ты какой-то сегодня весь день не такой, — заметил Акулов. — Кстати, как у тебя с Ингой?

— Вот в ней всё и дело, — признался Александр.

— Чем же это она успела тебя так осчастливить? — спросил Дмитрий.

— Да вчера такой фокус выкинула. И я не пойму, как к этому делу относиться. То ли как-то сказать, чтобы попридержала коней, то ли чёрт его знает — пусть несут…

Акулов уронил на стол газету и повернулся к коллеге:

— Не понял, она что, в загс уже тащит?

— Бери круче, Димон, — ответил Александр.

Он перестал противиться настроению, и счастливая улыбка засияла на его лице.

— Ребёнок будет, — выдал Акулов то, что пришло в голову, но тут же сам и поправился. — Не может быть, рано ещё… Так чего круче?

Он опустил глаза и взял в руки газету.

— Ты понимаешь, она ведёт себя так, как будто мы уже побывали в загсе, — поведал Александр.

— А-а, — протянул Дмитрий.

— Вчера она с подругой была в Измайлово. Там познакомилась с какими-то кооператорами. А у тех какие-то заморочки, счёт в банке открыть не могут. Она им и говорит: у меня муж в банке работает, вы, дескать, позвоните. Ну, ты понимаешь, она про меня им сказала, что я её муж…

— Ну и что? Кооператоры какие-то, — пробормотал Дмитрий, бросив взгляд на Александра.

Тот продолжил:

— Ещё какие кооператоры! Сейчас вообще упадёшь. Звонит вечером этот Ларик. У меня, говорит, мама профессор математики, они с подругой — та тоже профессорша — фирму открыли. Передаёт маме трубку. По голосу точно бабка. Но такая, бойкая бабулька. Приглашаю, говорит, в гости, мы, говорит, с профессиональным банкиром хотим планы обсудить…

— Чёрт, уже и старые профессора подались в капиталисты, а мы тут сидим, — проворчал Акулов.

— Так ты прикинь, сегодня вечером мы идём к ним, они где-то на Арбате живут, и мы говорим, что мы муж и жена…

— Слушай, а как ты с ней вообще познакомился, с Ингой? — перебил Акулов коллегу.

— Да я ж тебе рассказывал. Вон там, — Александр указал в окно. — На той стороне, по-моему, даже отсюда видно, видеосалон есть. Короче, я мимо иду, а там какой-то чувак с девушкой ссорится. Я смотрю на неё, такая красавица, волосы белокурые, причёска, губы накрашены, но так всё со вкусом таким, как-то вот знаешь так утончённо…

— Блин, ну ты поэт…

— — Да ты секи, я смотрю на неё и понимаю, что она для этого дурака старалась, вот чтоб он по улице шёл, а рядом с ним такая красавица! А это кретин тащит её в видеосалон, в духотищу эту! Вот думаю, если бы ради меня такая девушка так старалась. И что ты думаешь, этот дебил оставил её на улице, а сам пошёл видео смотреть!

— — Ну, не у всех же свои видаки имеются, — обронил Акулов. — А вообще отличная девушка. Плюс образование экономическое…

— — При чём здесь это? — спросил Александр.

— — Когда муж читает Маркса, а жена Энгельса, то есть шанс на мир и гармонию в семье, — объяснил Акулов. — А вот если она читает Менделеева…

— — Ну вот! Уже и ты заговорил как о муже с женой, — фыркнул Хвостов.

— — О ком? О Марксе с Энгельсом? — рассмеялся Акулов.

Раздался предупредительный стук, дверь отворилась, в комнату заглянула Жанна, секретарша управляющего.

Она носила причёску каре, но в отличие от многих привержениц этого стиля красила волосы в чёрный цвет. Глаза у Жанны были томные, губки пухлые, чёрный жакет и белоснежная блузка завершали образ. Хвостову казалось, что стоит расслабиться, как руки сами потянутся попробовать на ощупь упругость попы, затянутой в узкую чёрную юбку.

— Саш… — позвала она.

— Александр Борисович, Александр Борисович, — поправил её Хвостов.

После назначения начальником он требовал от рядовых сотрудников обращения по имени-отчеству.

— Управляющий тебя зовёт, — сказала своенравная Жанна и с иронией в голосе добавила: — Александыр Борысович!

Он поднялся из-за стола. Девушка хотела уйти, но её окликнул Акулов:

— Жанна! Останься со мной! Юрьич всё равно тебя не хватится, пока Шурик займёт его. А то у него счастливая любовь, а меня все бросили…

— Кто ж тебя бросил-то, Димочка? — кокетливо спросила Жанна.

Хвостов оставил их вдвоём в кабинете.

Андрей Юрьевич Вешняков был тучным мужчиной шестидесяти лет. За два года работы Хвостов так и не понял, разбирается ли начальник хоть сколько-то в банковском деле. Подозревал, что нет.

Вешняков практически никогда не выходил из своего кабинета. Время от времени с важным видом он выезжал на чёрной «Волге» на совещания в вышестоящую контору, то есть в Московское городское управление Промстройбанка СССР или в райком-исполком Кировского района.

Участие в работе отделения банка выражалось в том, что Андрей Юрьевич регулярно читал докладные записки, которые писали сотрудники, а машинистка перепечатывала в четырёх экземплярах. Один из экземпляров ложился на стол руководителя. Через некоторое время докладная возвращалась автору с собственноручными пометками Вешнякова. Андрей Юрьевич зелёным фломастером подчёркивал отдельные предложения.

Вот эти-то отметки и укрепили мнение Хвостова о том, что их руководитель ничего не смыслит в профессии. Александр перечитывал собственные докладные и видел отмеченными зелёным фломастером красивые фразы, но не текст с изложением сути вопроса. Хвостов стал специально вставлять в отчёты выражения, более уместные для доклада с трибуны, и веселился, когда высокопарные словеса возвращались подчёркнутыми жирными волнистыми линиями.

— Скажи, пожалуйста, Александр Борисович, — озабоченным тоном попросил Вешняков. — А что у тебя с Акуловым? Какие-то трения? Мне всегда казалось, что вы отлично ладите.

— Трения? С Акуловым? — изумился Хвостов.

— Ну, подумай. Вы не ссорились? — настаивал Андрей Юрьевич.

Александр развёл руками. С чего вдруг управляющему пришла в голову мысль о трениях между ним и Акуловым? Кто мог подать такую идею? Мелькнула догадка, что вопрос как-то связан с посиделками в пятницу. Но не мог же Акулов пожаловаться на угрозы Хвостова набить ему морду.

— Андрей Юрьевич, честное слово, нормальные у нас отношения, работаем. А что такое?

— Видишь ли, Акулов вчера попросился в кредитно-плановый отдел, — сказал Вешняков.

— Ах, вот в чём дело!

Хвостов вспомнил об обещании Дмитрия договориться с управляющим о переводе. В интересах Александра было поспособствовать этому.

— Да, он попросился в кредитно-плановый. А вместо себя даже Людмилу Оношко порекомендовал, — сообщил управляющий.

— Да-да! — подтвердил Александр. — Он говорил об этом. Он просто хочет набраться больше опыта. А то мы два года занимаемся стройками…

— Ты так горячо ратуешь за его перевод, словно хочешь избавиться от него, — насторожился Андрей Юрьевич. — Он чем-то не устраивает тебя? Плохо работает? Опаздывает? Давай накажем его. Сократим квартальную премию.

— Да нет-нет! Что вы? У меня нет к нему никаких нареканий, абсолютно никаких, — заверил Хвостов управляющего.

— В таком случае давай пока воздержимся от перемещений. Пока что это нецелесообразно, — сказал Андрей Юрьевич. — Вы же совсем недавно работали в кредитно-плановом.

— Да, но мы же и там занимались стройками. Просто вы нас в самостоятельный отдел…

— Я знаю, — оборвал управляющий Хвостова. — Сейчас что-то менять нецелесообразно. Будет правильным, если Акулов останется под твоим руководством. Со временем ты пойдёшь на повышение. А он займёт твоё место. Я думаю так.

Хвостов растерялся. Мелькнула мысль объяснить доверительно управляющему, что из Акулова не выйдет толкового сотрудника. Но он промолчал. Он подумал, что Вешняков урежет Диме квартальную премию. В ту минуту Хвостов пожалел товарища.

А когда вышел из кабинета управляющего, то стал корить себя за малодушие. Нужно было всё же не церемониться. Он не нянька Акулову.

Но с другой стороны, кто знает, чем бы обернулся доверительный разговор с начальством. Вешняков мог сделать вывод о том, что из самого Хвостова руководитель никудышный, раз он с одним подчинённым справиться не может. А ведь он прямо сказал, что его ждёт повышение. Ради этого стоило потерпеть, оставить всё как есть, дождаться карьерного роста и тогда уж наверняка отделаться от лоботряса Акулова.

А как обрадуется Инга, когда узнает, что ему обещали повышение!

В этот момент из помещения кредитно-планового отдела вышла Зинаида Ивановна, заместитель управляющего. Увидев стоявшего в коридоре Хвостова, прикрикнула:

— Что стоишь? Что, работы нет? Иди, работай…

«Карга! — подумал Александр, глядя вслед ковылявшей старухе. — Недолго тебе осталось».

Он с удовольствием представил себе, как займёт её кабинет, как девчонки в кредитно-плановом отделе будут затихать при его появлении.

Ради этого стоило потерпеть и всё оставить по-прежнему.

Едва он потянул на себя дверь кабинета, как навстречу вылетела раскрасневшаяся с растрёпанными волосами Жанна. Акулов при появлении коллеги спрятался за газетой. Хвостов почувствовал раздражение. Он только что прикрыл коллегу, не сдал его руководству, а тот и в ус не дул.

— Ну чего там? Переводят меня? — спросил Акулов.

Получалось, он знал, по какому поводу Вешняков вызывал Хвостова. А ведь мог бы и предупредить. Александр подготовился бы, продумал бы, что сказать, чтобы сплавить Акулова.

— Хренушки тебе, а не кредитно-плановый, — ответил Хвостов.

— Чего так? Я же говорил с ним?

— Ты чего ему наплёл? Что я твоей работой недоволен? — вспыхнул Александр.

Дмитрий фыркнул и покрутил пальцем у виска.

— Он это так понял. Что ты плохо работаешь и что я хочу от тебя избавиться, — добавил Хвостов. — Хотел премии квартальной лишить тебя…

— Да лишил бы, — буркнул Дмитрий.

— Можно подумать, тебе деньги не нужны, — обронил Александр.

Он прошёл к своему стоявшему у окна столу. Дмитрий сложил «Известия», развернул «Коммерсантъ» и, уткнувшись в газету, добавил:

— Да просто он валенок тупой. Делает вид, что всё происходит по какому-то его плану. На самом-то деле он ни хрена не понимает и просто боится любой самостоятельности.

Александр смотрел на макушку коллеги, видневшуюся над газетой. Пользуясь тем, что и Акулов не видит его, Хвостов не скрывал эмоций — смеси удивления с презрением. Акулов рассуждал о том, что их руководитель не слишком-то умный. Это говорил человек, который за два года не удосужился выучить список документов, необходимых для открытия финансирования, не говоря уж о том, чтобы вникнуть в суть этих документов.

— Ты считаешь, он сам надумал создать наш отдел и тебя начальником назначить? — продолжал Акулов. — Да ни фига. Это ему в головной конторе подсказали.

— С чего ты взял?

Дмитрий опустил газету и посмотрел на Хвостова.

— А ты как думал? — сказал Акулов. — Они ж отслеживают сотрудников. Наверняка сказали ему: чувак, у тебя там два перспективных кадра. На повышение сейчас вакансий нет, а удержать как-то нужно. Вот и придумали изменить штатное расписание…

«Это ты-то перспективный кадр!» — ухмыльнулся в уме Хвостов.

Однако ему понравилась мысль, что в головной конторе держат его на карандаше. Пожалуй, Акулов был прав.

Внезапно приоткрылась дверь, и в проём заглянул мужчина в чёрном костюме. Это был Олег Иванович Нардюжев, глава некой загадочной структуры, называвшейся «Национальной Академией Общечеловеческих Ценностей». Сокращённо её в банке называли «НАОЦ» или «Академия».

Олег Иванович время от времени приезжал в отделение банка, поражая всех разнообразием деловых костюмов, сидевших на нём с фантастической элегантностью. Людмила Оношко утверждала, что Нардюжев никогда не надевал одно и то же дважды. Каждый раз новым было всё: от ботинок до галстука.

Мужскую же часть коллектива, включая инкассаторов и милиционеров, дежуривших в банке, занимали автомобили. Нардюжев приезжал на бежевой «Вольво-740» с водителем, добродушным увальнем, который охотно рассказывал о тачке, пока шеф занимался делами в банке.

Однажды Олег Иванович приехал сам за рулём, только уже не «Вольво», а двухместного купе. Пока он находился в отделении, на улицу сбегали почти все сотрудницы. Мужчины и вовсе не отходили от «Ягуара». Такого рода автомобили уже мелькали на московских улицах. Но никому из присутствующих прежде не доводилось увидеть подобное чудо вблизи, потрогать руками, понюхать.

Практически все посетители банка по возможности избегали общения с заместителями управляющего, Зинаидой Ивановной и Любовью Николаевной. Те всегда придирались и общались с посетителями на повышенных тонах. Все старались решать вопросы с рядовыми сотрудниками. К бабкам обращались в крайних случаях.

Нардюжев же каким-то чудом нашёл общий язык и с той, и с другой. Они кипятили чай, Олег Иванович доставал печенье, конфеты, сыпал шутками, смеялся. Бабульки хохотали и собственноручно помогали ему заполнить любую бумажку, нужную для совершения денежных операций.

Нардюжеву было около тридцати. Обеим бабулькам он годился в младшие сыновья, а то и в старшие внуки. Рядовых сотрудников он вниманием не удостаивал.

Теперь Нардюжев, прежде даже не всегда здоровавшийся с Акуловым и Хвостовым, вдруг заглянул к ним в кабинет и доверительным тоном спросил:

— Парни, а где у вас туалет?

Акулов свернул газету и, поднявшись из-за стола, сказал:

— Пойдёмте, я провожу.

«Ага, давай, ещё член ему подержи!» — со злостью подумал Хвостов, которого в равной степени раздражали высокомерие одного и безалаберность второго.

Он вздохнул, потому что знал, что разговор с Акуловым окончен, всё останется как прежде, придётся терпеть и работать за двоих ради будущего повышения по службе.