Меньше единицы, больше девяти

Лев Портной

Приватизация началась не с залоговых аукционов, а в 1990 году, ещё до распада СССР. Герои романа оказываются перед выбором, остаться ли пассивными наблюдателями или принять участие в дележе. Каждый сам определяет, какую границу готов переступить ради успеха. Любовь и дружба, честь и достоинство. Чем можно пожертвовать? И перед какой чертой нужно остановиться? Книга содержит нецензурную брань.

Глава 9

Когда Инга вошла в отдел, все разговоры разом оборвались.

— Девчонки, привет! — бросила она.

Инга положила сумочку на нижнюю полку стеллажа, примыкавшего к письменному столу, вытащила шариковую ручку, смахнула пылинку со столешницы, подняла глаза и только тогда поняла, что в комнате необычно тихо и в этой тишине витает что-то враждебное.

— Что-то случилось? — спросила она. — Вы чего все какие-то…

— Мы думали, ты нам расскажешь, — сказала Надежда.

— Я? — удивилась Инга. — О чём? Что стряслось-то?

— Ты что, типа не знаешь ничего? — с издёвкой произнесла Светлана Жукова.

— Не знаю, — искренне ответила Молина. — Да хватит темнить! Говорите, что случилось!

— Ты в курсе, что Женька в больнице? — спросила Жукова.

— Не в курсе, — ответила Инга. — А с какого перепугу я должна быть в курсе? Я видела его пару раз в жизни, не считая того раза, когда мы с тобой познакомились с ним на дискотеке…

— Ты что, правда, ничего не знаешь? — с возмущением спросила Светлана.

— Свет, короче, либо рассказывай, что с этим Женей, либо проехали! По правде сказать, мне это вообще неинтересно…

— Ей неинтересно! — возмутилась Света. — А ты в курсе, что два твоих ухаря избили его до полусмерти…

Инга посмотрела на Жукову, и та словно съёжилась от этого взгляда. Молина поняла, что её откровения с подругой не только стали предметом пересудов, но и обросли неприличными подробностями.

— Какие ещё два ухаря? Ты чего несёшь? Я встречаюсь с одним человеком…

— Ну не знаю, с кем ты там встречаешься, — пробормотала Жукова. — Но они вдвоём изувечили Женьку, они избили его до полусмерти…

— И где он теперь? — спросила Инга.

— В Боткинской, — сказала Светлана.

Молина взяла сумочку и, ни на кого не глядя, направилась к выходу. Уже на пороге она сказала начальнице:

— Ксения Николаевна, я отлучусь на полдня.

Инга дошла до ближайшей телефонной будки и набрала рабочий номер Хвостова.

— Саш, это я…

— Привет! Что-то случилось? — он почувствовал неладное.

— Саш, скажи. Только честно, вы с Димой Женьку били?

Вопрос мог бы удивить Александра, если бы не напряжение в голосе девушки. Хвостов опустил на стол документы, касавшиеся очередной стройки, и спросил:

— Инга, ты о чём? Какой Женька?

— Парень, которой был со мной в тот вечер, когда мы познакомились, — терпеливо объяснила девушка.

— Да ты что? Да я его сейчас увижу — не узнаю даже. И с какой стати нам его бить? Он что, всё ещё таскается за тобой?

— Вы точно его не били? — с недоверием повторила Инга. — Спроси у Димы…

— Как я спрошу? Димы нет, он же в футбол играет. Да о чём тут спрашивать? Я его знать не знаю, видел мельком тогда. Инга, это ерунда какая-то!

— Ладно, — девушка опустила трубку.

Через час Инга стояла перед входом на территорию Городской клинической больницы имени С. П. Боткина. В приёмном отделении она узнала, что Евгений Юрьевич Вдовин поступил накануне вечером с сотрясением мозга, сломанной челюстью и сломанными рёбрами.

Инга прошла в отделение оториноларингологии и челюстно-лицевой хирургии, но здесь возникла заминка.

— А вы кем ему будете? — спросила с подозрением дородная женщина в белом халате. — Мы только близких родственников пускаем. Да сейчас и не время для посетителей. После обеда…

— Прошу вас, пустите, — взмолилась Инга и добавила: — Я его невеста…

— Ой, ну пойдём со мной, только быстро, — сжалилась женщина в белом халате.

Они поднялись на второй этаж и подошли к дверям с номером восемнадцать.

В палате находилось шесть пациентов. Пятерым из них при неких обстоятельствах кто-то сломал челюсть. И только один получил перелом без постороннего вмешательства: просто попробовал подтянуться не на турнике, а на футбольных воротах, оказавшихся незакреплёнными.

Из-за наложенных шин в зависимости от травмы у одних губы оказались вытянуты вперёд, а у других растянуты в стороны. Оттого в разговоре одни гундосили с обиженным видом, а у других с лиц не сходили идиотские улыбки, а голоса звучали дурашливо.

Женя, полулёжа в подушках, разговаривал с соседом, не замечая вошедших. Вытянув вперёд губы, он бухтел обиженным голосом:

— Шука эта Инга, тварь, какую поишкать ещё надо…

— Ничего, — гнусавым голосом отвечал сосед, вынужденный улыбаться. — Залечишься, припомнишь ей…

— Да я эту шуку! Я башку ей отшибу! По кругу пущу шуку…

— Женя, — позвала Инга.

Он медленно — сказались сломанные рёбра — повернул голову и уставился на неё с вытянутыми, как у гуся, губами и выпученными глазами.

— Короче, ты теперь через трубочку ешь, — сказала Инга. — Привыкай. Залечишься — я тебе собственноручно ещё раз челюсть сломаю.

Она развернулась, вышла из палаты и зашагала прочь. Женщина в белом халате выскочила следом в коридор и закричала:

— Нахалка! Хулиганка!

— Спасибо-спасибо! Спасибо на добром слове! — откликнулась Инга.

На улице она нашла телефонную будку и позвонила Александру. А через час она вновь была на работе.

— Ты чего, куда моталась? — спросила Жукова.

— В больницу, — равнодушным голосом ответила Молина.

— Ну чего, Джона видела? — оживилась подруга.

— Видела, — кивнула Инга. — Сказала ему, если выйдет, ещё раз челюсть сломаем.

— Ты чего, офигела? — протянула Жукова.

— Свет, если так паришься по поводу него, так поезжай, навести, посиди с ним, покорми через трубочку, — сказала Инга.

Она достала зеркальце и начала поправлять тени над глазами. Жукова смотрела на неё несколько мгновений, затем, повернувшись ко всем остальным, с сознанием собственной правоты громко сказала:

— Молина, ты вообще охренела!

Дмитрий Акулов позвонил на работу перед обеденным перерывом.

— Шурик, привет! — сказал он, когда Хвостов снял трубку.

Не успел Акулов продолжить, как Александр вывалил на него новости о незадачливом ухажёре Инги.

— Димон, тут какой-то шухер у Инги, — сказал Хвостов. — Её бывшего чувака избил кто-то. Он говорит, что мы с тобой…

— Шурик, на фиг его! Это какая-то его история. Пусть сам и разбирается, кто его избил, — ответил Акулов.

— Да Инга какая-то встревоженная. Она прям всерьёз решила, что это мы с тобой…

— Старик, ты его бил?

— Нет.

— А я вообще не знаю, о ком речь. Наверное, гандон какой-то. Может, пол-Москвы хочет его избить, и он сам не знает, от кого схлопотал. Да на фиг его! Времени нет. Ты скажи, платёжное поручение Нардюжева прошло? Всё в порядке?

— Конечно, в порядке, — ответил Хвостов.

— Точно? Ты проверь ещё раз, чтоб платёжку не завернули, — попросил Дмитрий.

Хвостов стиснул зубы от злости. Дмитрий давал ему указания так, как должен был он давать Дмитрию и давал, только Дмитрий никогда их не исполнял.

— Ладно, проверю, — сказал он через силу.

— Отлично, старик! Да! Слушай! Очень тебя прошу, не ходи без меня в райком партии. Давай на следующей неделе вместе пойдём. Лады? Ну всё, мне бежать надо.

Пошли короткие гудки. Хвостов опустил трубку и с раздражением бросил:

— Футболист, блин…

В ту же секунду телефон зазвонил вновь.

— Слушаю, — начальственным тоном ответил Александр.

— Саш, — услышал он голос Инги. — Скажи, только честно, всё-таки не вы ли избили…

— Да не мы, Инга! Что на тебя нашло?

— Ну так… Жалко, что не вы…

Из трубки опять послышались короткие гудки. Хвостов плюхнулся на стул и некоторое время смотрел на телефонный аппарат так, словно ожидал от него какого-нибудь фокуса.

В эту минуту Акулов набрал другой номер. Он звонил опять на работу, но теперь в приёмную управляющего.

— Жаннетта, привет! — весело воскликнул он, когда секретарша ответила. — Есть отличное предложение.

— Да-а? — с сомнением протянула девушка.

— Даже не думай занимать субботу, — сказал Дмитрий. — Кстати, я буду с друзьями. Там народ такой! Будешь приятно удивлена. Я к тому, что если с тобой будет пара-тройка подружек, лёгких на погружение…

— Погружение? — переспросила Жанна.

— Да, желательно, чтобы умели нырять, всплывать. Там будет бассейн. Мы же в баню пойдём…

— С какого это я пойду с тобой в баню? — прошипела Жанна.

— Нет, давай ты пойдёшь вилять задницей в Третьяковскую галерею, а мы с друзьями замаскируемся под любителей Левитана, — со смехом ответил Дмитрий.

Жанна оглянулась на дверь в кабинет управляющего и приглушённым голосом спросила:

— Акулов, ты где вообще? Чего тебя на работе нет?

— Жанна, я очень болен.

— Чем ты болен? — фыркнула девушка.

— Я болею за футбол, — сказал он. — Ладно, диктуй телефон.

— Какой тебе телефон? — снова прошипел Жанна.

— Домашний, Жанночка, домашний! Я тебе в пятницу вечерком позвоню, скажу, куда подъехать…

— Акулов! Ты невыносим!

— Сказала сестра, бросив раненого бойца, так он и стал героем Советского Союза, — Дмитрий захохотал.

Жанна долю секунды смотрела на дверь в кабинет, будто ждала, что выскочит начальник и удержит её от аморального поступка, затем решительно прижала телефонную трубку к уху и сказала:

— Записывай.

Владимир Борисович с подручным, крепким парнем в рыжей куртке с ссадиной на лице, вошли в кафе-стекляшку, расположенное на территории Минаевского рынка.

Увидев их, заведующий, мужчина с лицом, рыхлым, как разваренная картофелина, подошёл к сомнительного вида компании и попросил освободить столик. Трое мужчин безропотно покинули заведение.

Заведующий быстро вытер столешницу. Владимир Борисович сел за стол, показал на стул парню в рыжей куртке, и тот сел рядом. Заведующий выставил три рюмки и спросил:

— Водки?

— Плесни родимой, — сказал Владимир Борисович.

На столе появилась бутылка «Столичной». Заведующий окликнул своего помощника:

— Закуску организуй!

Затем он разлил водку по рюмкам. Владимир Борисович и заведующий выпили. Парень в рыжей куртке только пригубил.

— Слушай, Кировский же ваш район? — спросил Владимир Борисович.

— Ну, конечно…

— Есть кто-нибудь с выходом на райком-исполком?

— А как же! Конечно, есть, — с готовностью ответил заведующий кафе.

— Хорошо, — кивнул Владимир Борисович. — Давай-ка ещё по одной.

На столе появились солёные огурцы, помидоры, нарезка молочной колбасы и чёрный хлеб, бородинский.

— Ты только скажи, что нужно? — промолвил заведующий кафе.

Он в третий раз наполнил рюмки.

— Есть одна идея, — сказал Владимир Борисович. — Человек один есть. Ранний, но прыткий. Перспективный. Надо так сделать, чтобы он должен нам был. Чтоб по жизни должен был.

Владимир Борисович сделал такие движения руками, будто вертел над столом невидимым мячом. Парень в рыжей куртке беззвучно осклабился в недоброй улыбке. Заведующий кафе-стекляшкой ждал, с уважением глядя на Владимира Борисовича. Тот, уставившись не в глаза, а в грудь собеседника, добавил:

— Есть одна идея, вроде неплохая. А через кого на райком выйти можно? Так, чтоб на доверии сыграть.

— Вариантов масса, — ответил заведующий. — Можно директора рынка попросить. Или его зама. Если что, так я директора «Станколита» знаю. Уж он-то со всеми на короткой ноге. Или тут кооперативщики есть, козинаками торгуют. У них там всё схвачено. Они кооперативы в три секунды штампуют. По виду вообще братва натуральная, а не кооперативщики…

— Во-от давай этих «казинаков», — одобрил Владимир Борисович. — Держи на примете. Когда надо будет, я скажу, что делать.